- Но, Тавината… Я же погибну, едва только нарушится равновесие… Я живу лишь им – ты должен это знать! За любой грех должна быть расплата, это так! Но этот грех я помогла ему совершить для тебя, по воле твоей, и если расплата последует сейчас – первой отвечу я! Во имя тебя калечат и убивают, и не несут никакой ответственности! Только во имя тебя!
- Ты живешь тем, что являешься такой дрянью, – прекрасный Тавината брезгливо поморщился. – Ты предала свою природу, перекинувшись на мою сторону просто так, и потому вынуждена кормить меня. У тебя был выбор – тебе вообще не стоило присоединяться ко мне. Ты стала рабыней моей добровольно, и за твою мерзкую трусость я презираю тебя больше, чем кого-либо еще. Что же теперь пенять на мою жестокость? Я сказал – убирайся, или я все же возьму твою никчемную жизнь.
- Тавината, ты же мой господин! – выла Тремс. – Как же ты можешь предать меня?!
Тавината снова поморщился:
- Интересно, отчего сами предатели не верят в предательство других? – произнес он как бы про себя. – Тремс, давай не будем лицемерами! Начнем с того, что ты первая предала меня – и меня тоже, как и своих Сильфов! – и часть той силы, что могла достать для меня, ты оставляла себе. Толку от тебя никакого – ты не пополнила мое царство ни единой душой, потому как ловишь тех, кто приходится не по вкусу тебе своей чистотой и светом. Ты не нужна мне, Тремс. И, кроме того, – я хочу убить тебя, понимаешь? Мне это выгодно. Так что убирайся и умри сама.
- Я уберусь, – завизжала Тремс, взвиваясь пыльным столбом вверх, – но я заберу и его! – она ухватила Странника за волосы, и потащила его, вопящего от боли.
Тавината выбросил вперед руку – и железные шары рванули, кинулись, как живые, в Тремс. Последнее, что увидел Странник – это взрыв, яркий и прекрасный, разодравший прогнившее тело Тремс на пыльные лохмотья, и умиротворенное лицо Зеда, освещенное этим взрывом…
****************************************
- Боже мой! – Странник подскочил, холодея от ужаса; постель его была смята, за окном занимался рассвет и постепенно гасли фонари. Наступал новый день – но уже без Неё…– Так это был всего лишь сон! – он радостно расхохотался и опрокинулся в подушки, ощущая блаженное облегчение. Сон!!! Это был всего лишь сон!!! Он хохотал, как безумный.
- Что, Тавината?! Что, Зед?! Вы мне всего лишь приснились! – блажил он. – И никакой расплаты!
*******************************
Э-э-э… Ну, то есть, бодро ты поведал миру.
Бодро. Комментариев не будет. Продолжим?
Да запросто! О чем мы еще не написали перед финальным аккордом нашей одиссеи – и началом Пути Домой?
О том, как мы попали в редкостную жопу.
А-а-а-а-а! Ну да. Пишем?
Пишем. Из песни слова не выкинешь…
====== 1. СЫВОРОТКА УРА. ПОБОЧНЫЙ ЭФФЕКТ. ======
Вечерело; приближался назначенный Уром час. Если разбойники передрались, как думал Ур – а оно было весьма вероятно, – то они могли нагрянуть с минуты на минуту, пылая жаждой мести – ну, и о бриллиантах Черного не забывайте. Это очень мощный стимулятор, побуждающий человека сесть на некое транспортное средство и втопить по пустыне в поисках приключений…
Мы были абсолютно готовы; в наших мешках нашлось немного еды, самой простой – вяленое мясо и лепешки на кислом молоке, – и мы кое-как перекусили. Накормили так же и незадачливого разбойника – он ел жадно, как человек, которому и голодать приходилось, так, словно хотел наесться впрок. Кажется, он даже за пазуху сунул недоеденный кусок.
Затем наскоро собрались в путь.
Черный привел в порядок свой меч, почистив его и прикрепив к поясу, я – отбросив лакированный ящик, – натянул тетиву своего лука, и повесив на бок свою верную походную книгу, в полинявшем и потерявшем первоначальный цвет переплете.
Напрашивался вопрос о пленных – черт, куда мы их денем?! Не погоним же реально на невольничий рынок впереди себя?! – но Ур решил его просто. Желтого Удава Ультура он развязал и оставил. От длительного хранения в упакованном состоянии руки и ноги Ультура затекли; и когда путы с него были сняты, он не мог и двинуться, а лишь охал и ругался на неизвестном нам языке.
- Я обещал не убивать тебя, но за него не ручаюсь, – произнес Ур цинично, обращаясь к молодому разбойничку. Тот, раздетый едва не до гола, прикрытый весьма условно испорченной меховой накидкой, снова вздумал кусаться, какое однообразие! Думаю, Ур сказал так исключительно для того, чтобы позлить волчонка; времени оставалось все меньше и меньше, Ультур все еще лежал неподвижно. Думаю, что как только он сможет пошевелиться, ну хотя бы пальцем пошевелить, он поспешит уползти отсюда поскорее в скалы – спасать свое помятое тело от разбойников. Ему некогда будет возиться с брыкающимся мальчишкой.
- Все равно вы никуда не уйдете из долины, – зло произнес Ультур, буравя нас светлыми злыми прозрачными глазами. – Вы здесь чужие, вы – добыча! Те, кто живут здесь – они хитры, хитрее сикрингов! Они станут охотиться на вас, и кто-нибудь, да поймает! Он, может, и уйдет, – Ультур с гадкой усмешкой кивнул на Ура, – он сильнее вас, и привык скрываться. А вы – вы оба! – вы изнежены и слабы. Те, с кем вы связывались до сих пор, всего лишь неумытые простаки, жалкие крестьяне. Настоящих противников вы не видели. Здесь – вы их увидите.
Я понимал, что это не пустая угроза. Для нас, выходцев из «цивилизованных» Мирных Королевств, разбойничье гнездо могло оказаться не по зубам… или по зубам – но Ультур, помня о том, что я – Слепой Мастер, мог нарочно пытаться запрограммировать меня на поражение. Если я постоянно буду помнить о том, что нас могут поймать…
А вот хрен ему!
- А мы сбежим, – нахраписто ответил я. – Вон Зед – он возьмет свой меч, и всех поубивает. Ты знаешь, что меч становится опасным, если Зед его касается хотя бы мизинцем?
- Полагаешься на силу своего дружка? – усмехнулся Ультур, ворочая головой. – Этого мало! Здесь – этого мало. Друг твой из мяса и крови, а они так хрупки, когда их касаются ножом!
- Друга моего ни разу не целовала сталь, и уж тем более – не пробовала на вкус, – ответил я. – Думаю, она находит его жестковатым. Ты слышал, как его назвали эти люди? Алмазом. Он – редкий по твердости Черный Алмаз, такой простой железякой не возьмешь!
Ультур смолчал, с ненавистью буравя меня взглядом. Думаю, он изо всех сил старался как бы подловить меня, чтобы мне нечего было противопоставить ему в споре…может, и придумал – да только козырь свой он припрятал в рукаве.
- Уходим, – скомандовал Ур. – Он начинает двигаться. Не хватало еще чтобы он увязался за нами! А на скарах – если мы будем на карах, у него нет шансов.
- А у остальных? – спросил Черный.
- Если у нас будет фора – тоже.
Торопливо мы покинули дом и направились к тому месту, что указал Ур. Незадачливый разбойник, с головой обмотанный плащом, безмолвно последовал за нами. Он спотыкался обо всякий камешек своими тощими босыми ступнями, наступал в холодные лужи, но кротко сносил боль, видимо, полагая, что муки – это участь всех военнопленных. Святые угодники! Глядя на его лицо, полное отречения и смирения, хотелось уже выдать ему какой-нибудь великомученический орден.
- Если обманули или оставили негодные скары – убью всех, – пообещал мрачно Ур, но беспокоился он зря. Скары нам оставили.
Я думал, что скары – это некие неуклюжие машины, повозки, запряженные лошадьми или каким иными животными, обитающими в этих краях. Но когда в черной, как ночь, тени я увидел, что Ур выторговал у разбойников в обмен на жизнь маленького разбойника, у меня глаза на лоб полезли.
Это были машины, да; но не неуклюжие повозки и не телеги с грубыми колесами, какие месят грязь на всех дорогах этого мира, нет. Это были машины из неизвестного мне металла, то темного, как ледяные вешние воды, то ослепительно-светлого, от легкого прикосновения света, как горящий магний, непостижимые механизмы. Элегантные, своими формами напоминающие каких-то насекомых, жуков с тонкими вытянутыми телами. Черные сидения были выполнены из нескольких, идеально подогнанных друг к другу пластинок, и походили на хитиновый панцирь на теле насекомого. Расставленные в разные стороны подножки, жесткие, суставчатые, выполненные декоративно, с какими-то острыми мелкими шипами и усиками, имитирующими волоски на лапках насекомых, еще более довершали сходства этих машин с жуками.
