Мы все вчетвером начинаем смеяться, как в последний раз, ну и придурок, меня чуть инфаркт не хватил. У меня уже начала закрадываться мысль, что мы потеряли Рика.

— А как меня зовут? — он снова сделал лицо овоща и застыл.

— Так, заканчивай!

Шериф Форбс вышла из полицейской машины и, поправив рацию, подошла к работающей оперативной группе.

— Ну что тут у вас?

— Труп и… Не одной пули, шериф. — произнёс кто-то из молодых помощников.

— Шериф? — окликнул кто-то и Лиз обернулась.

— Подполковник Максфилд?

— Приятно видеть вас. — улыбается он и они вместе отходят в сторону, отделяясь от толпы.

— Мои соболезнования… — тихо начинает Лиз и подойдя к коляске с накрытым простыней трупом, медленно отдергивает белую ткань. Перед Уэсом оказывается распростертое тело Клауса. Его застрелили.

— Ну что ж… Так судьба распорядилась, — грустно заметил он и опустил глаза. — Он сам смерти искал.

В голове возникла сцена, когда он вчера просил Клауса не лезть в дело с Сальватором. Он помнит как он обещал, что сам засадит гаденыша, так тот все равно полез. Теперь мертв. А Деймона он все равно посадит.

Не зря он отправил вчера ночью мужчину, который стрелял, за границу, вину легко можно перекинуть на Сальватора, но сам же Уэс прекрасно знает, кто на самом деле убийца его племянника.

— Знаешь Лиз, у меня есть к тебе дело на миллион. Я могу помочь тебе с этим преступлением. Я бы даже сказал, что я знаю, кто во всем этом замешан.

====== 6. Кто ты? Это я сама... ======

Комментарий к 6. Кто ты? Это я сама... Тема:

IOWA

– Одиночество

*Стихи Сергея Есенина

“Несказанное, синее, нежное...”

“Усталый день клонился к ночи...”

POV Елена

С самого утра я принялась репетировать на скрипке. Как обычно мелодия, исполняемая мною разносилась чуть не на весь дачный посёлок. Каждый кто проходит мимо сто процентов думает: «Елена репетирует!»

А как иначе? Все друг друга знаем, с некоторыми мы очень даже хорошо знакомы, но, как правило, просто здороваемся.

24-й Каприз Паганини получался у меня все лучше и лучше, а бабушка все твердила, ходя по дому туда сюда:

«Да хватит же мучить скрипку!»

Как жаль, что я её не слышу, все совершенствуя и совершенствуя игру, хотя самой мне кажется, что дело почти не сдвигается с места.

Вообще в мои планы входила репетиция, которая бы затянулась на весь день, потому что мне очень скоро на выступление, но ближе к обеду меня заставил оторваться от замечательного пеликанья звонок телефона.

В трубке слышался тихий голос Кэролайн.

— Елена? — хрипло стонет она.

— Что с тобой? — настороженно спрашиваю я, чувствуя что-то неладное и напрягаюсь всем телом, приготовившись к ответу.

— Я походу простудилась. — она чихнула в трубку и тут же застонала сильнее. — Господи, моя слизистая… Мне чихать больно… — жалуется она. — А ещё болит голова…

— Ты дома? — просто спрашиваю я, уже прокручивая в голове план по более комфортабельному попаданию домой к подруге с цветами и фруктами.

— Да.

— Жди. — сбрасываю трубку и обречённо беру с вешалки вчерашний свитер кремового цвета и джинсы.

Заваливаюсь в полуразрушенный подъезд и быстро дохожу до квартиры пятьдесят три, после чего настойчиво звоню в дверь. Из глубины квартиры кто-то кричит:

— Если это не Елена Гилберт, то проваливайте!

— Кэрри, это я… — спокойно произношу я.

— Тогда, открыто. — легко нажимаю на ручку двери и захожу вовнутрь почти родной квартиры, в которой раньше проводила слишком много времени.

Запираю дверь на вертушку и скинув пальто, медленно подхожу к кровати, на которой лежит моя болеющая подруга.

Она тонким пальцем слабо указывает на коробочку с медицинскими масками. Достав одну, я натянула ее на уши и присела на край дивана, предварительно убрав из-под себя простынь. Ненавижу, когда люди в одежде садятся на чистое пастельное белье!

— Ты пришла меня ругать? — хрипло шипит она, не в силах открыть глаза.

— Я пришла тебя пожалеть! — строго произношу я и сквозь сумерки сонной комнаты нахожу свою сумку с фруктами и лекарствами.

Накормив подругу кучей таблеток и наказав ей есть побольше витаминов, усаживаюсь рядом с ней, потому что она этого попросила, а я наплевав на все свои принципы все-таки улеглась рядом с ней и укрылась одеялом. Кэролайн скручивается в комочек и кладёт голову мне на грудь, становясь похожей на маленького больного котёнка, над которым наконец сжалились и пустили погреться.

— Прости меня… — всхлипывает блондинка. — Я не должна была так поступать с тобой в очередной раз…

— Все нормально, ты же знаешь, — тяжело вздыхаю и обнимаю её еще крепче. — Что бы ты не натворила, я все равно никуда от тебя не денусь…

— Честно? — ещё никогда не видела её такой маленькой и наивной.

— Честно. — через маску целую её в макушку и продолжаю лежать, обнимая её за плечи. Девушка хватается за мои руки, как будто это последний прутик надежды и в конце концов засыпает.

Я хотела встать и уйти, но не смогла. Она была слишком жалкой, чтобы я вот так просто встала и ушла. Это было невозможно. Все мои вчерашние эмоции по поводу театра улетучились с того момента, как я услышала её хриплый голос в трубке. А когда вошла в квартиру, забыла все, что эта чертовка когда-нибудь делала, так что думаю не стоит объяснять, насколько сильна её власть надо мной. Но я не совсем беззащитна, я могу давать отпоры или как там, особенно когда злюсь. А ещё я так воспитана, что во мне почти нет этой дурной привычки — каждый раз закатывать истерику и скандалы. Я более спокойна, чем должна была бы быть.

Все таки аккуратно встаю с дивана, на котором мы с подругой спали несколько дней назад и тихонько подхожу к книжному стеллажу. Мне захотелось почитать, потому что уйти я и в самом деле не смогу. Так хоть время зря не потеряю…

Мне в глаза бросается сразу же книга-сборник стихов Есенина. Мой самый любимый русский поэт Серебряного века.

Вся эта любовь к России и Российской художественной культуре у меня от предков, все началось с бабушки.

Перл вышла замуж за русского военного и у них родилась дочь. Её звали Тихомирова Надежда Арсеньевна, собственно она и стала моей матерью в дальнейшем.

Когда ей исполнилось семнадцать, она встретила папу на очередном заграничном концерте вместе с её труппой. Сначала они никак друг на друга не реагировали, проходя мимо, но потом оказалось, что папа — Грэйсон Гилберт, был сыном спонсора какой-то очень важной организации и все это связывало его с музыкой. Их попытался свести предводитель маминой труппы — Михаил Сергеевич, фамилию я, к сожалению, не помню. Так вот он их и познакомил с надеждой на то, что на моих родителях можно будет получать немалую выручку, если они станут дуэтом. Они стали дуэтом, но отказались от затеи Михаила, вернув вложенные деньги. С этого момента мама переехала в Америку и навсегда и безоглядно полюбила папу.

Так они целый день проводили в театре, а потом ночью спали в маленькой съемной квартире на окраине города, потому что денег на большее не хватало. Бабушка же с дедушкой успели переехать сюда, в наш небольшой загородный домик, продав свою квартиру в Нью-Йорке, чтобы родители смогли обеспечить мою жизнь, а через полгода они с бабушкой забрали меня к себе, потому что родители погибли в автокатастрофе и воспитывать меня было некому. Вскоре, через десять лет, после переезда дедушка скончался. У него была серьёзная травма, полученная в годы службы, но он успел научить меня русскому языку и правописанию. Он каждый день читал мне самых разнообразных поэтов и писателей, книги которых он привёз из России.

Я безумно благодарна ему за то, что я могу заниматься тем, что мне действительно нравиться, быть патриотом.

Я патриот России, хоть и не отказываюсь от Америки и других англоязычных стран.