Она стала уделять мне меньше внимания, стала холодна. Я списывал всё это на стресс, но однажды, когда девочки были в спортивном лагере, мои гимнастки, – меланхолично улыбается он. – Нэтали повернулась ко мне. Как сейчас помню, я перебирал пряди её волос, мне было спокойно. Именно в тот момент, я почувствовал, что моя Нэтали вернулась. Моя жена, мать моих детей. Самая большая и самая сильная любовь моей жизни, снова в моих руках и следующие её слова я никогда не забуду.

«Милый, я прошу у тебя прощения. Мы познакомились с тобой, когда мне было восемнадцать. Это первый год моего колледжа. Я уехала в Дублин, я ни за что не хотела возвращаться. И в один из выходных в пабе я встретила тебя. И после этого, Дублин казался мне большой, глубокой дырой. Я вернулась только из-за тебя. И у нас теперь семья, я родила от тебя, любимого мужчины, дочерей. Но возникли трудности, серьёзные. Очень серьёзные, детка. И мой характер не помогает пережить тебе эти трудности. Я хочу отпустить тебя. Я хочу чтобы ты ушёл. Я безумно люблю тебя, я буду любить тебя до конца своих дней. Но я не могу позволить тебе жить со мной. С этими кошмарами, воплощающимися в моей голове. Я хочу чтобы ты ушёл, нашёл себе нормальную женщину, не меня. Я так люблю тебя и берегу, что не разрешу тебе больше быть со мной. Я сделаю всё, чтобы ты был счастлив», – закончила она, снова трахнула меня и выгнала.

На все мои возражения, угрозы и прочие действия, Нэтали всё-таки довела дело до развода. Шеннон, мы развелись больше двадцати лет назад, а я до сих пор схожу с ума по ней. Ваша помолвка была для меня испытанием, которое я провалил. С позором…

– Провалил? – смотрю на тестя. – Не мог не придти к ней ночью. Нужно было поселить её в летнем домике, а не нас. – И у вас всё было? – немного смущаюсь, но мне так интересно. – Конечно! У нас всё было! Нам по пятьдесят с лишним лет! Но я пришёл в комнату к Нэтали… – А Лизи? Она знает? – раскрываю глаза. – Нет! Конечно, нет! Лизи она как одуванчик. Она никогда не должна узнать! – Влад… – развожу руками, открываю нам ещё по бутылке пива. – Никто ничего не должен знать. А тем более Дакота не должна знать! Никогда, чтобы не случилось… – Хорошо! Ничего. Никогда, – качаю головой. В этот момент я слышу сигнал машины, громкие девичьи крики, и быструю поступь у порога. Три женщины вваливаются в дом. Две из которых изрядно пьяны. – Я спать. Они пьяные, невозможные, невыносимые… – бормочет Холи, поднимается наверх.

Я укладываю пьяную Дакоту спать. Она напевает что-то на немецком. Говорит, что это Токио Хотел. Это ещё кто?

– Вы такие классные! Ты… Джаред! Поверить не могу, что моя сестра выйдет за тебя замуж. Ты настоящий! – голос у неё такой торжественный. – Ди! Спи, ты пьяна! – улыбаюсь. – Она тебя так любит! – Я её тоже, – киваю, накрываю малышку пледом, ухожу. В нашей комнате темно. Холи лежит на кровати, накрыта одеялом с головой. – Хол! – зову. Тишина. – Холи, ты спишь? – раздеваюсь, ложусь рядом. В её ушах наушники. – Кексик! – целую её в висок, убираю айпод. – Я сержусь, – бормочет она. – На меня? – удивляюсь. – Нет! Я выпила сухой мартини. Через пять минут меня выворачивало наизнанку. – У всех на виду? – прыскаю. Она поворачивается, меряет меня недовольным взглядом. – Посмейся над этим, давай! Меня тошнило в туалете. – Ты была в душе? – глажу её мокрые пряди. – Почему не подождала меня? – Я не стану заниматься сексом в доме моего отца, Шеннон! – Ну в моём доме твои родители занимались сексом, – жму плечами. – Конечно, папа… – она осекается. – Погоди-ка, – подозрительно смотрит на меня. – Да-да, твои папа и мама. Друг с другом. – Врешь! – Холи в шоке. – Нет, – качаю головой. Твой отец рассказал. – Рассказал? – раскрывает глаза. – В каком, прости, контексте? И что ещё рассказал отец? А что рассказал ты? – Ну так… Всякое. – Шеннон! – рычит она. – Холи, я просто спросил, из-за чего развелись твои родители. И ответ перетёк в рассказ. – Зачем ты спросил? Я же говорила, что мама просто разлюбила, – злится. – Это не моё дело. Да… – Шеннон! Не смей спать! Что рассказал тебе папа? – Ничего, Хол! Я устал! Устал! Спокойной ночи, – крепко прижимаю её к себе, целомудренно целую в лоб, и закрываю глаза. Она больно кусает меня за грудь. Кусаю губу чтобы не закричать. – Сукина дочь! – шиплю. – Твой отец всё ещё любит Нэтали, и она его тоже! И развелись они только потому что твоя мама поняла, что с ней ему будет сложно. С каждым годом. И конечно, когда после долгой разлуки они встретились, они не сдержались. Чёрт! Я болтливая сучка, – смеюсь. – Меня тошнит, – шепчет она. – Холи! Всё нормально! Они взрослые люди. Главное, никому не говори. – Шеннон, меня правда тошнит! – Холи! Прекрати. Это не те новости, от которых… – Отпусти, – пищит. Я разжимаю объятия, и рыжая уносится в туалет. – Хол, давай я скажу Лизи, что не могу есть ее еду, и ты будешь готовить сама, – встаю у двери. – Тебя тошнит от её еды каждый день. Сколько можно? Ты испортишь себе желудок! – но мне в ответ лишь всхлипы и тяжёлое дыхание. – Хол, ты как? – заглядываю в ванную. Она лежит на полу, волосы разметались по кафелю. – Ты простудишься, – смотрю на неё. – Наплевать, кафель холодный. Так хорошо! – еле улыбается она. – Принеси мне воды. С газом и лимоном, – просит. – Хорошо, сейчас. Кексик, я прошу тебя, встань с пола! – я строг. Она закатывает глаза и встаёт, ложится в кровать. Целую её в лоб, он ледяной от холодного пота. – И мармеладных мишек, – слышу тихий голос за моей спиной. – Я доел последние… – раскаиваюсь. – В магазине на углу Восьмой и Ривер стрит всегда есть мармеладные мишки. – Посмотри на часы! – прошу. – Три! – Ну пожалуйста, сладкий! Я так болею… – в глазах мольба. Наигранная мольба. – Лиса! – качаю головой, одеваюсь, выхожу на улицу. Невозможный холод. Это был первый и последний раз, когда сам Шеннон Лето ходил ночью в магазин за чёртовыми мармеладными мишками, которых не оказалось, к тому же! – Это что? – хватает рыжая пакетик со сладостями. – Мармеладные рожицы. – Но я хотела мишек. – Мишек не было, Холи! – рычу, забираюсь под одеяло. – Я так замёрз! – Но я не хочу рожицы, – обижено бормочет она. – Да мне наплевать! – раскрываю глаза. – Я куплю тебе мишек завтра. Два пакетика. – И как два пакетика завтра, помогут мне сегодня? – злится. – Всё! Хватит! – рявкаю. – Не ори на меня! – садится на кровати. Сверлит меня взглядом, быстро стаскивает с себя рубашку, неуклюже вскарабкивается на меня. – Я тебя хочу! – в глазах вспыхивает огонь. – Ты странная… – улыбаюсь. – А как же вопли о том, что нельзя заниматься сексом в доме твоего отца? – Наплевать! Слишком хочу! – хватает меня за запястья, кладёт на свои груди. И я быстро сжимаю соски. Холи морщится. Надеюсь от удовольствия. Кексик начинает двигаться на мне, имитируя жаркий секс. Мне нравится чувствовать это трение на своём голом члене. Но быть внутри неё в тысячу раз приятней, и когда я всё-таки оказываюсь в ней, сильно сжимаю её грудь. – Шеннон! – взвизгивает она. – Что? Тебе же всегда это нравилось! – смотрю на неё. – Мне больно! Слишком больно! – Холи перехватывает мои руки. Я резко переворачиваю её, и вот рыжая уже подо мной. Не сбавляя ритма, наклоняюсь, целую её грудь. – Нет. Не нужно. Мне больно, сладкий, – отталкивает меня от своей груди. – В чём дело? – смотрю на неё. – Не знаю. Просто не трогай грудь, – натягивает на неё уголок одеяла. И до самого конца в её глазах не было места страсти или желанию. – Холи, что с тобой? – прижимаю её к себе, когда мы устраиваемся в постели после душа. – Я не хочу говорить об этом, – голос у неё дрожит. Утыкается лицом мне в шею. – Я не отстану. Ты меня знаешь – я упрямый. Лучше скажи сейчас. – Чёрт! – выдыхает она. – Я всегда боялась этого. Хирург предупреждал, что так может быть. Я отметила боль в груди ещё пару недель назад. Это ноющая боль во всей груди, пульсирующая в сосках, – шепчет она. – О чём предупреждал хирург, кексик? – отстраняюсь от неё, смотрю в глаза. Она растеряна, взгляд бегает, но потом она тяжко выдыхает с болью, горечью. – О раке груди…

====== Часть 71. Зефирный принц ======