В отеле Эрика расспрашивает о занятии. Я только киваю и отстраняюсь от проходящих мимо людей. Эти два часа длятся мучительно долго. Я не привык так долго не разговаривать. Даже когда вокруг никого нет, я всегда бормочу что-то себе под нос. Молча жую на обеде какую-то крупу. Те, кто разговаривают, говорят, что это ячмень. Наплевать, зато мясо яка очень вкусное.
Холи сидит в углу одна, читает книгу. Наверняка свои извращенские романы. Потом встаёт, идёт ко мне, садится напротив. «Ну как тебе занятие»? – пишет карандашом на последней странице книги. Жму плечами. Изматывающее, кексик, очень изматывающее. «Мне нравится, когда ты молчишь», – пишет. Улыбаюсь. Показываю ей средний палец. Встаю, ухожу. Прибираюсь в комнате. Ненавижу беспорядок. Выравниваю плед на кровати. Идеальная гладь. Двигаю кресло к окну, открываю книгу, которую дала мне Кейтлин. История Тибета, культура и прочая полезная информация. Читаю, пока не перестаю видеть буквы. Включаю свет, зажигаю семь свечей.
Дверь открывается с тихим скрипом, в комнату входит Холи. В широких тёплых шальварах, черной борцовке. Наблюдаю за ней, подняв бровь. Она закрывает дверь на ключ, пересекает комнату и бесцеремонно плюхается на мою кровать. Быстро моргаю.
– Холи, я ненавижу, когда садятся на мою кровать, или просто даже складывают на неё вещи, или вообще прикасаются, – строго бормочу. – Пфф… – фыркает она, притягивает колени к гуди, придвигает к себе лампу и открывает свою книгу. – Я серьёзно, сядь в кресло, – киваю на второе плетенное кресло у кровати. Она молча качает головой в отрицании, не отрываясь от книги. – Слезь с кровати! – громко произношу я.
Она встаёт, стягивает штаны, остаётся в трусиках, отгибает плед, чуть виляя попкой, забирается под него. Закрываю лицо ладонями. Улыбаюсь. Вот же сучка! Она ждёт моей реакции. А вот ни фига! Открываю книгу, продолжаю читать. В комнате стоит умиротворяющая тишина, лишь шелест страниц.
Мы, словно, старая семейная пара, проводящая очередной вечер за чтением чего-то жизненного, философского. Загибаю край страницы, кладу книгу на подоконник. Смотрю на неё. Она лежит на животе, опирается только на правый локоть. Волосы собраны в высокий хвост, она кусает губу, морщит нос, двигает очки по переносице.
– Ты сейчас такая… – тихонько произношу. Она поворачивает на меня голову. Сводит брови. – Такая милая, нежная. Как воздушный крем, как взбитые сливки на кексе, – произношу. Она удивленно улыбается. – Я хочу услышать твой голос, – прошу. Она крепко соединяет губы, качает головой, снова утыкается в книгу. – Лолита, – шепчу. Она бросает на меня взгляд, раскрывает глаза. – Она ведь совсем как ты, да? Она тоже была со взрослым мужчиной, она тоже манипулировала им при помощи секса. И я понимаю, почему ты так любишь этот роман. И этот твой Гумберт. У него тоже явные проблемы. Ты была совсем маленькой девчушкой. Холи, он педофил. И даже не отрицай! – я груб.
Она встаёт, надевает штаны, открывает замок, протягивает правую руку с тонким средним пальцем. И выходит, громко хлопнув дверью. – Сука! – гремлю я. Она возвращается, я морщусь, уже приготовился получить по лицу, но Холи бросает на тумбочку листок и уходит. Хватаю клочок бумаги. Это вчерашнее задание.
«В-»
Что? Не отлично а всего лишь В? Да ещё и с минусом? Да ты шутишь, рыжая!
Толкаю дверь в её комнату. Она поднимает на меня глаза. Встаёт на кровати. Приготовилась защищаться.
– Ты поставила мне В? Я американец Холи! Я не мог сделать ошибку! Проверь ещё раз! Ей Богу, ты ошиблась! – трясу листом. – Особенно второе предложение! – тычу на слова. Она улыбается. Опускаю взгляд, замечаю, что она в одних трусиках. Улыбаюсь. Она злится, указывает на дверь. Я киваю, улыбаюсь, ухожу.
Дочитываю книгу до середины. Уже полночь. Выхожу в коридор, приближаюсь к кухне, слышу разговор, заглядываю в щель между дверью и косяком.
– И я не могу понять его. Тибетцы такие странные. Знаешь, я до сих пор не могу привыкнуть, – жалуется Эрика моей рыжей. – Послушай, – произносит Холи и обнимает Эрику.
ТВОЮ МАТЬ! Она пыталась заверить меня в том, что ей нельзя разговаривать!
Даже присутствовать не хочу! Стерва чёртова! Сука! Какая же ты стерва! Вхожу в свою комнату, плюхаюсь на кровать. Я убью её! Я точно её убью! Возьму вот этот стул и разобью её прекрасную голову к чертям! Слышу торопливые шаги. Это она. Это точно она. Выхожу, иду за ней, Холи закрывает дверь, но я толкаю её, вхожу в номер, закрываюсь на замок. Теперь ты никуда не сбежишь, мой сладкий кексик! Рыжая недовольно смотрит на меня, тычет пальцем на дверь.
– Забудь, – хватаю её за руку, подношу пальчик к губам, целую его. Она раскрывает глаза, на секунду зависает. Но потом резко отдёргивает руку и снова указывает на дверь. Отрицательно качает головой. Игнорирую её недовольство. Приближаюсь к ней. Она отходит, с испугом смотрит в мои глаза. Упирается спиной в стену. Прижимаюсь грудью к её груди. Хватаю её за руки, переплетаю пальцы наших ладоней, прижимаю их к стене. Холи отрицательно качает головой типа «не прикасайся ко мне». – Ну уж нет, кексик, теперь я отыграюсь! За все твои выходки, и за этот месяц, и за твоё враньё. Отыграюсь!
====== Часть 34. Вымоленное прощение ======
Касаюсь губами её шеи. Не целую, просто дышу, втягиваю волшебный аромат её тела. Своими ладонями чувствую, как трясутся её пальчики.
– Ну же, Холи, – жарко шепчу ей на ухо. Она замирает. По горлу спускается комок. Она шумно сглатывает. – Давай! – провожу кончиком языка за её ухом. Она кусает губу, мотает головой. – Ну же, мой коричный кексик! – чуть прикусываю кожу на её подбородке. В её глазах плавится желание. Такое сладкое, такое возбуждающее. Этот молящий взгляд. Ох, Холи, ты совсем меня не щадишь. Я ведь совсем не молод!
Раздвигаю коленом её бедра, крепко удерживаю у стены. Стаскиваю с неё маечку, она сопротивляется. Ей Богу, для вида сопротивляется. Грудь в красивом тёмно-бордовом бра. Ты знала, что я его увижу. Ты специально его надела!
Она тяжело дышит. Коленом чувствую жар её изнемогающего от вожделения тела. Быстро снимаю майку с себя. Рыжая бросает быстрый взгляд на моё тело и с наслаждением прикрывает глаза. – Я готов кричать о том, как твоё тело отзывается на мои прикосновения, на мой взгляд. Да даже на моё простое присутствие. Ну же, Холи, скажи хоть слово, издай хоть какой-то звук! – прошу её. Она отказывается. Просовываю ладонь в её трусики. – Ну, Холи. Ты же явно хочешь меня! Попроси меня сделать это, – вырисовываю круги на её нежной коже. Мне кажется, она вот-вот разрыдается. – Скажи, что хочешь меня! – почти приказываю. Терпения не остаётся. Она просто умоляет меня взглядом и молчит. – Попроси меня взять тебя, или я уйду, О’Доннелл! – повышаю голос, крепко сжимаю её запястье. Она лишь молча опускает голову. – Желаю удачи с самоудовлетворением! – рычу я и выхожу из её комнаты. – Сука! – почти визжит она, и я слышу, как разбивается об стену что-то стеклянное. – Да! – победно выдыхаю, толкаю дверь в её комнату. Она держит в руках осколок чашки. – На стол! Быстро! – тычу пальцем на большую тумбу у окна. Она бросает осколок на пол, поднимается с колен и отрицательно качает головой. Да что я с тобой сюсюкаюсь, не пойму? Подхожу к ней. – На стол, я сказал, – быстро отрываю её от пола и почти швыряю на тумбу. Она действительно, не на шутку напугана.
НАПЛЕВАТЬ! Я ждал слишком долго!
Срываю с неё трусики. Кажется, я слышал треск ткани. Она впивается в мои ладони ногтями. – Больно, мать твою! – отдёргиваю руки. И тут испуганный взгляд сменяется недовольным, гневным. Я бы сказал яростным.
Да! Мне нужны эти чувства! Эти твои эмоции. Она открывает рот, чтобы что-то сказать, но я накрываю его ладонью. – А теперь молчи и ни слова! – качаю головой. Хватаю её за талию, притягиваю к себе. Раз. Два. Три. Вхожу. Холи вскрикивает. Сжимается. Ей больно. Чувствую, как она напрягается. Ничего. Потерпит. Я терпел все её выходки, и она потерпит чуточку боли, чёртова сука. Накрывает лицо ладонями, хрипит. – Руки! – хватаю её за запястья. Убираю их от лица. Рыжая скрипит зубами, она злая. Очень злая.
