– Миссис Чау, скажите, что обычно ест на ужин Холи? – подхожу к Эрике. – Тоже, что и все, – жмёт она плечами. – Только в молоко всегда добавляет щепотку корицы. – Я понял, – киваю. Широко улыбаюсь. Конечно, корица. – Можно я отнесу ей еды? Она сильно ударилась плечом, – объясняю. – Конечно, – кивает она. – Сейчас сделаю, – уходит на кухню. Господи, благослови таких добродушных людей!

Наблюдаю, как Холи жуёт. Ей нравится, она благодарна мне. Улыбаюсь, представляя, каких трудов ей стоило натянуть на себя майку с ушибленным-то плечом.

– Сколько ещё тебе нельзя разговаривать? – протягиваю ей маленький кусочек маисовой лепёшки. Она показывает мне четыре пальца, и быстро захватывает губами кусочек. Я улыбаюсь.

Сейчас она – всё, что мне нужно.

Она доедает. Хватает блокнот. – Спасибо. А теперь – уходи! – читаю. – И не мечтай, – качаю головой. Она чуть приподнимается, морщится от боли и тычет пальчиком на входную дверь. – Холи, я не уйду, – качаю головой. Она со злостью сжимает кулаки, шагает к двери. Выходит из комнаты. Иду за ней.

Она заходит в мою комнату и закрывает за собой дверь на ключ. Она не откроет. Это точно. Я не расстроен. Ни капли. Возвращаюсь в её комнату. Вытаскиваю её вещи из шкафа, бросаю их на кровать, полностью раздеваюсь. Умываюсь, минуты две смотрю в окно на приземистые крыши жилищ. Мотаю головой, ложусь на её вещи, накрываюсь её одеялом.

Тут всё пахнет ею. Её телом. Господи, неужели я ТАК СИЛЬНО ЖЕЛАЮ ЕЁ, ЧТО ДАЖЕ влюбился? Нет! Нет! Нет! Не приведи, Господь, так попасть на эти грёбаные чувства!

Не могу отказать себе в сексе с этим бельём, с этим запахом, с её образом. Кончаю. Обильно. Засыпаю, нежась в этом ароматном облаке.

Холи, я так хочу услышать твой голос. Твой прекрасный голос. Я так соскучился по нему! Просто умираю!

====== Часть 33. Лолита ======

Просыпаюсь посреди ночи. Кажется, часа четыре… Разлепляю глаза. Смотрю на часы, прибавляю пятнадцать. Да. Почти. Начало пятого.

Выхожу из комнаты. Толкаю дверь в свой номер. Она открыта. Внутри никого. Чёрт возьми! Куда ты на этот раз сбежала? Посреди ночи. Слышу кошачью поступь. Встаю за шкаф. Холи входит, держит в правой руке бутылку воды. Ставит её на тумбочку, закрывает дверь на ключ. Стонет от боли, потирает левое плечо, ложится на кровать, обнимает правой рукой мою подушку, закрывает глаза. Через несколько минут слышу тихое, размеренное сопение.

Не буду её будить, ей и так досталось сегодня. Тихонько открываю дверь, и по привычке закрываю её на ключ. Ложусь спать, прижимая к себе её свитер. Утром плетусь по коридору. В гостинице очень тихо. Подхожу ближе к кухне. Слышу женское пение. Просовываю голову. Си и Эрика тихонько поют на китайском, нарезают что-то из продуктов, а у стола стоит Холи и трёт железной щёткой большой вок. На её левом плече белый компресс, очевидно, так она лечится.

– Доброго утра! – здороваюсь я. – Проходи, дорогой, – приглашает меня Эрика. Пискля молча кивает мне, Холи даже не поворачивается. – Будешь завтракать? – предлагает хозяйка. – Да, спасибо, – киваю я. – Сейчас налью тебе чаю, – сообщает она. – Пусть миссис Холи нальёт. Она же молодая, и смотрю, у неё не такое важное дело, как у вас, – останавливаю её. Рыжая медленно разворачивается. – Холи, сделай Шеннону чай, – просит Эрика. Холи кивает ей. – Я вообще-то кофе люблю, – улыбаюсь рыжей. – Отсоси! – произносит одними губами. – С радостью, – также бесшумно отвечаю ей. – А, что миссис О’Доннелл опять нельзя разговаривать? – интересуюсь. – Из-за того, что она пропускает занятия, это её, можно так сказать, наказание, – объяснила Эрика. Дьявол! И сколько она еще будет молчать?

Холи ставит передо мной кружку кофе, испепеляет меня взглядом. Вспоминаю свою фантазию. МОЯ РАБЫНЯ! Она отходит обратно к столу. Любуюсь хрупкой спиной, попкой.

– Эрика, а вы не печёте коричные кексы? – спрашиваю я. Холи выпрямляется, напрягается. – Страсть как хочу кексов с корицей. Вот прямо брежу ими. Я недавно вернулся из Финляндии, пытался попробовать там, но они какие-то неаппетитные. Я пробовал такие вкусные кексы только в Лос-Анджелесе, – рассказываю. Холи смотрит на меня, скрестив руки на груди. – Должно быть, ты очень любишь кексы с корицей, – удивлённо отмечает Эрика. – Я бы не назвал это любовью, – смотрю на Холи. – Мне дико нравится вкусовое сочетание, – улыбаюсь. Рыжая закатывает глаза и возвращается к прежнему делу. Я интуитивно чувствую, что она улыбается, что ей нравится эта моя метафора. – Я могу вам чем-то помочь? – интересуюсь у женщин. – Нет, дорогой. Иди, собирайся, сейчас приедет автобус, – кивает на улицу Эрика. – Автобус? Какой автобус? Куда? – ничего не понимаю. – Ну в храм. Ты же на обучение приехал? – смотрит на меня из под очков. – Эмм… – бормочу. Холи медленно разворачивается. Смотрит на меня. – Да, конечно. Я приехал учиться йоге, – выпаливаю. Рыжая прыскает, но потом возвращается к сковородке. – Тогда тебе пора, – отправляет меня Эрика. Киваю, ухожу. Сажусь в кресло.

И что я должен собирать? Шеннон, зачем ты ведешься на эти игры, продиктованные её правилами? Подошёл, схватил за волосы, притащил в номер и жёстко надругался над крошечным телом. И ведь она будет благодарна своему насильнику. Но нет. Мы же цивилизованные люди!

Тихий стук в дверь.

– Что? – быстро открываю. Передо мной мой кексик, волосы запрятаны под белым платком. Она протягивает мне свёрнутый листочек. – Свободная одежда, удобная обувь, полотенце, – читаю вслух. – Это я должен взять с собой? Так? – смотрю на неё. Она кивает. – Может, скажешь уже хоть что-то? – приглашаю её войти. Она отрицательно качает головой. – И как долго ты будешь молчать? – чешу затылок. Она жмёт плечами. – Тебя и трогать нельзя? – свожу брови. Она чуть улыбается, уходит.

Бросаю в сумку то, что было в списке. Сажусь в автобус. Едем по каким-то дебрям, джунглям, непроходимой грязи и болотам. Дождь не унимается ни на секунду. Вот-вот и всё здесь превратится в море. Грязное море. Храм огромен, высечен прямо в скале. Вход охраняет семиметровая статуя Будды.

– Американец! Американец! – зовёт меня какой-то мужчина. Подхожу к нему. – Гид. Переводчик, – тычет пальцем в девушку. – Здравствуйте, – произносит с придыханием она. Улыбается. – Привет, – киваю. Американка! Как я соскучился по американцам. А то кроме Эрики никого и нет. Холи и та – русская ирландка. Кейтлин проводит меня в зал. – Разувайся, – указывает девушка на мои кроссовки. Скидываю обувь. – Просто повторяй за гуру, – шепчет мне девушка. – Скажите, а гуру Шакти так же ведёт занятие? – шепчу Кейтлин. – Да, – кивает она. – И, что она хороший учитель? – поднимаю бровь, пытаясь удержаться в позе Уттхита Триконасана. – У неё своеобразный подход. Она делает упор именно на физическую нагрузку и принятие боли от них, телом. Когда все принимают позу трупа, расслабление сильно как никогда. Обычно засыпают прямо на ковриках, – рассказывает она. Нам делают замечание. Просят не болтать. – Но иногда она слишком увлекается. Вчера, когда занималась аштангой со знающими, делала стойку на высоком степе, быстро меняла асаны, – шепчет мне. Свожу брови. – Ну, позы, если проще. Так вот, поднялась на руках, и левая соскользнула с возвышения и она упала. Сильно ударилась плечом. А ты откуда её знаешь? – спрашивает. – Поза война, быстро, – меняем асану. – Я занимался у неё в Лос-Анджелесе, – а Шеннон то у нас тот ещё врунишка! – Аштангой? Ты? – раскрывает глаза. – Судя по тому, как ты кряхтишь – ты на йоге впервые, – раскусила меня. – Не твоё дело, деревенщина! – улыбаюсь ей. Она смеётся. Эта пытка продолжается ещё полтора часа и когда разрешают занять позу трупа я отключаюсь. – Проснись! Эй, проснись! – Кейтлин толкает меня. Разлепляю глаза. Только собираюсь спросить, сколько я проспал, как девушка накрывает мой рот ладонью. – Ни слова! – грозит пальцем. – Два часа ни единого слова и ни единого прикосновения по своей воле. К тебе могут прикасаться, а ты нет. Ни в коем случае. Но только если тебе не угрожает опасность. Это будет завершением очищения. – А… – пытаюсь сказать хоть что-то. – Ни слова, Шеннон! – цыкает она. Закатываю глаза, встаю. Одеваюсь, сажусь в автобус.