Я уже почти лежала на коленях Клифа, чтобы иметь возможность что-то рассмотреть между мелькавшими передо мной ногами идущих по кругу индейцев. Наверное, они пытались скрыть происходившее от детей. Сердце моё билось быстрее их трещоток, глаза застилали слёзы ужаса. Но я не могла оторваться от зрелища и вздрагивала вместе с Лораном от каждого нового удара, начиная испытывать уже физическую боль. Откуда в графе столько жестокости и за что он сейчас мстит сыну? За то ли, что тот переметнулся на сторону индейцев? Наконец Лоран сумел отползти от отца и выпрямился, но не побежал. Куда бежать? Теперь в лицо его с треском летели трещотки.

— Успокойся, это такая игра, — послышался над моим ухом голос Клифа.

Игра? Не верю. Слишком ярко светилось болью лицо Лорана. Передо мной был не Антуан дю Сенг, а дон Антонио, в жестокость которого я начинала верить, и уже чувствовала себя на стороне Алехандро. Неожиданно дон Антонио замер, и я испугалась, что он заметит мой пристальный взгляд, и отвернулась, уткнувшись лицом в твёрдый живот Клифа, а когда обернулась, то в руках бывший граф уже держал лук. Лоран замер, даже попятился, но граф успел натянуть тетиву. Индейцы держат лук горизонтально, потому ничто не закрывало от меня ледяного, сияющего ненавистью, лицо парижского вампира. Я хотела закрыть глаза руками, поняв, что тот сейчас, не задумываясь, пустит стрелу в грудь своего приёмного сына, но не смогла шевельнуться. С такого расстояния не промахиваются.

И дон Антонио не промахнулся. Стрела прошила тело Лорана насквозь, и он повалился навзничь. Трещотки смолкли. Движение остановилось. Индейцы захохотали ещё громче, от их смеха можно было оглохнуть. Лоран лежал недвижим. Луна, будто сговорившись с доном Антонио, разогнала все облака и светила прямо в лицо умирающему. Лоран жмурился, но пытался не закрывать глаз, будто прощался с ночным светилом. А я наконец сумела закрыть глаза и разревелась, не зная, о чём больше: о гибели Лорана или всё же о пропаже прежнего графа.

— Джанет, это игра! — повторил Клиф, отводя мои руки от лица. — Гляди!

Я сначала услышала смех Лорана, а потом уже увидела, что он спокойно сидит на земле. Индейцы расступились и стали рассаживаться на прежние места. Лоран продолжал хохотать, глядя в бесстрастное лицо отца. От каждого нового смешка стрела всё больше и больше выходила из тела и наконец упала ему на колени. Он изогнулся змеёй и подхватил её зубами, затем выпрямился и выплюнул в сторону графа. Граф не поднял стрелы, а неожиданно раскинул руки, и Лоран метнулся ему в объятья. Граф уткнулся в плечо сына, и мне показалось, что по его ледяной щеке скатилась тёплая слеза. Неожиданно к ним подошёл сам Габриэль и протянул какую-то корзинку. Граф взял её одной рукой, потому что второй продолжал придерживать сына, для которого избиение всё же не прошло даром. Не проронив и звука, они медленно направились к лестнице, ведущей к ручью.

Я молчала и глядела на огонь, вокруг которого начался танец. От мерного похлопыванья палок-трещоток я вновь вздрагивала, словно от удара графской палки, а Алехандро, скорчившись, продолжал одиноко лежать в стороне.

— Йоно-вэй-Йоно-вей, — доносилась до меня песня индейцев, забивая в голове любую возможную мысль.

Я полностью растворилась в увиденном, боясь дать происходящему какую-либо оценку. На моих глазах наворачивались слезы, сами собой, и я не понимала, по кому сейчас плачу.

— Мы собираемся, чтобы веселиться, — неожиданно раздался у меня над головой женский голос, и я подскочила с колен Клифа, чуть не сбив Монику с ног.

— Идём. Поможешь разнести оставшуюся еду по машинам. Детей сейчас увезут. Клиф, отпусти её!

И тут я только заметила, что Клиф держит меня за руку.

— Иди.

В голосе его чувствовалась злость, но он не смел выказывать тиранство перед дочерью Каталины.

— Ты чего так испугалась, глядя на клоуна? — спросила Моника, когда мы выбрались из толпы к сложенным стопками коробкам с едой.

— Лоран не клоун, — даже оскорбилась я.

— Клоун, — со смехом повторила Моника. — Я же просила тебя ничему не удивляться сегодня! Этот Лоран был койотом, это церемониальное убийство. Он как бы побеждал магию шамана смехом, и тот теперь за причинённую ему боль должен расплатиться с ним.

— Чем?

— Не знаю. Но что-то они делают там у ручья. Дед зачем-то дал им корзину с листьями ядовитого дуба. Раньше женщины подкрашивали им кожу детей, рождённых от белых, чтобы те больше походили на индейцев.

— Это же ожог!

— Ну так не все дети и выживали. Пойми, они в чём-то так и остались примитивными.

— Ты слышала что-то о доне Антонио? — поспешила спросить я, вдруг представив, что именно от ядовитого дуба мог погибнуть сын графа.

— Ничего, но похоже он тут известная личность. А ты-то его откуда знаешь?

Её большие глаза сузились до щёлок.

— А я его не знаю, — сказала я теперь уже точную правду. — Лоран, ваш койот, был моим, — я поперхнулась, — в общем врачом. Он лечил меня по просьбе Клифа. А это его отец. Он неделю назад прилетел из Парижа. Я понятия не имела, что он как-то связан с Габриэлем.

Моника ничего не сказала, и мы молча разнесли коробки по нескольким машинам. Я думала про ядовитый дуб и про то, что возможно как-то им можно вернуть Лорану привычный цвет кожи. И ещё я думала, что это похоже на издёвку, давать графу то, что убило его родного сына, чтобы спасти приёмного. Я почти плакала или вновь втягивала носом океанскую воду, потому шла, не глядя под ноги, пока не наткнулась на кого-то, но испанское извинение застряло в горле, потому что передо мной стоял граф. Он оставался почти обнажённым, только теперь на его плечах лежала шкура.

— Катерина, мне надобно поговорить с тобой.

Его руки уже лежали на моих плечах, потому я не смогла отшатнуться, услышав из его уст русскую речь.

— Чего так испугалась, милая? Боюсь, французский они выучили наряду с испанским и английским, а вот по-русски никто здесь не понимает. А мне не хотелось бы иметь лишние уши для нашей беседы. Позволь пригласить тебя на небольшой променад?

— Откуда вы…

Я не закончила свой вопрос, начав его по-английски, потому что на губах графа появилась привычная снисходительная улыбка.

— Не из твоей головы. Ты с трудом составляешь предложения на своём родном языке, Катерина. Я просто однажды сумел осилить «Войну и Мир» в оригинале. Идём, Катерина, пока дочь Каталины не позвала Клифа. Именно о нём я собрался повести беседу.

Я вздрогнула, и тут же получила на плечи шкуру, хотя лучше бы та оставалась на плечах графа. Его нагота лишь подстёгивала мой страх, но я покорно шла, ведомая его рукой в темноту убегающей от парка дороги.

========== Глава 34 ==========

Убывающая луна печально освещала пустую двухколейку, и мы спокойно шли по асфальтированному краю, не пачкая ноги в придорожной пыли. Шкура приятно согревала тело и служила защитой от странных взглядов графа, который продолжал глядеть на меня с тем же вниманием, что и у костра, хотя я и не понимала, что в этот раз ему вздумалось отыскать в моей голове — в ней за проведённые врозь часы не прибавилось ни одной мысли, только заварилась ещё большая каша. Неужели он пожелает помочь мне в ней разобраться? Сам, потому что попросить его не хватит сил. Какое там вытрясти ответ! Ухватиться за руку, чтобы он сбавил шаг, и то страшно. Не граф шёл рядом, а кто-то другой, ещё более загадочный и недобрый. Пусть первым нарушит молчание, пусть вновь превратит меня в слушательницу. Я не хочу говорить, я боюсь сказать не то… Секунды страха текут медленнее мёда и обжигают сильнее раскалённого железа. Отчего этот странный дон Антонио молчит? Разве не сам собирался говорить со мной о Клифе?

Парк давно скрылся за поворотом, и я подумала, что, если ускорить шаг, то к утру можно дойти до местной миссии. Только я и так с трудом переставляла ноги, пытаясь удержать сандалии со спущенным из-за набухшей мозоли задником, потому по-детски сильно испугалась подобной перспективы. Спросить, куда идём? Только единственный вопрос, который готов был спрыгнуть с языка, касался мёртвого сына графа. Но я крепко стиснула зубы, не считая себя в праве открывать ногой дверь туда, куда меня не приглашали. Странно-то как, кто же заставил меня начать понимать испанский? Кому важно было, чтобы я узнала тайну графа? Клифу? Да только откуда у того взяться подобной силе?! Неужто это сделал Алехандро, ведь до того, как индеец сел подле меня, я оставалась глухой тетерей? Если это месть графу, то какую роль могу в ней играть я? Неужели в наш треугольник, Антуан-Клиф-Габриэль, впутался ещё один персонаж, или даже не один? Каталина слишком сильно заинтересовалась мной, и явно не забота о Диего погнала её домой? Так кто теперь тасует колоду моей жизни? Кто?!