— Я ничего не забываю. Я прекрасно помню, что нужно тебе от Габриэля и какова в этом моя роль.

— Лишние хлопоты с твоей стороны, — усмехнулся Лоран, поворачиваясь ко мне спиной. — Кто такой Клиф, чтобы его слово имело хоть какой-то вес в семье индейца? Ну ты-то не ведись на его браваду! Глупый мальчик, — прошептал Лоран, быстрым шагом покидая гараж.

— Но ты ведь перестраховываешься! — выкрикнула я в спину бывшего хозяина.

— Ты не можешь знать моих мотивов, — бросил Лоран, не обернувшись. — Как и мотивов Клифа — ты можешь лишь догадываться о них. До встречи на церемонии. Возможно, мы ещё все удивимся. Не зря Габриэль заявился в гости к миссис Винчестер, не зря…

Я хотела броситься за Лораном, но ноги приросли к полу, а язык прилип к небу. Что это было — оцепенение от собственного ужаса или желание Лорана отвязаться от расспросов? И всё же он дал мне ответ, который утаил его отец — всё было правдой: и индеец, и призрак старухи, и то, как граф чуть не укусил меня… Как умело они выдернули меня из времени для своих махинаций — только чего они добивались… Я закрыла гараж, поправила на плече рюкзачок и пошла на кухню ждать возвращения Клифа. Оставалось лишь гадать, куда мог запропаститься байкер, не знающий никаких ограничений в скорости.

Ответ пришёл сам собой, когда заглох мотор и Клиф ввалился в дом через парадную дверь, долго возясь с ключом. Даже внутреннее оцепенение не умалило моего страха перед ним, и я не шелохнулась, чтобы открыть дверь, стоя вжавшись в выложенную плиткой столешницу, даже не ощущая босыми ногами холода пола. Клиф вновь улыбнулся какой-то дикой игрушечной улыбкой, поправляя на руке два пластиковых пакета из супермаркета, и без лишних слов принялся вываливать передо мной их содержимое. Первой он взял буханку хлеба — по характерным разноцветным горошинам на упаковке я узнала фирму-производителя. Всё с той же пугающе-таинственной улыбкой Клиф перегнулся ко мне через столешницу и прошептал:

— Я побывал в музее…

И тут же расплющил пальцами хлеб.

— Знаешь, — продолжил он, как обычно, потрясая свесившейся чёлкой, — тяжело поверить, что когда-то американский хлеб не ассоциировался с этой ватой. Теперь вы зовёте хлеб из пекарни европейским. Такая странная ирония… Появившиеся в шестидесятых супермаркеты с тележками превратили нас в массового потребителя, которому можно было впихнуть любое дерьмо в красивой упаковке. Мы покорно стали хавать то, что не имело ничего общего с привычной едой. Это стало частью лайфстайла. Можешь проверить старые издания Вебстера, до шестьдесят первого года ты этого слова не найдёшь, потому что до шестидесятых была именно жизнь, а потом её подменили американским стилем жизни. Мы утратили самобытность, — Клиф принялся вминать пластиковую упаковку в ватную буханку. — Мы стали вот этими ровными штампованными кружочками, отличающимися друг от друга совсем чуть-чуть размером и цветом. Нашим ответом на слово «лайфстайл» стало выражение «Белый хлеб»… Мы называли так всё массовое, накаченное вместо питательных веществ воздухом. Погляди-ка на название — оно не изменилось, как не изменилась и суть — занимательный хлеб. Честно назвали — поди угадай, из какого дерьма он сделан. Ты не будешь его есть!

И с перекошенным лицом Клиф схватил буханку и запустил в угол. Она так низко просвистела над моей головой, что пришлось пригнуться. И, признаюсь, в тот момент мне вовсе не хотелось вылезать из окопа, но Клиф вступил в кухню и присел подле меня на корточки, держа перед собой два разных йогурта, и я была уверена, что сейчас он спрячет за спину обе руки, чтобы поиграть со мной в угадайку.

— Они не пахнут молоком, но Лоран сказал, что именно их ты ешь.

— Я не голодна, — призналась я честно, понимая, что ком страха напрочь перекрыл любые проходы в мой несчастный сжавшийся желудок.

— Не ври. Там есть ещё сладкая выпечка и виноград. Виноград из Чили! Какого хрена в Калифорнии в августе продают виноград из Чили?!

— Клиф, успокойся!

Я хотела прокричать свою просьбу, но едва шевельнула губами. Он был в ярости, и я не верила, что вывел его из равновесия поход в супермаркет и какие-то там взыгравшие патриотические чувства, сдобренные болезненными воспоминаниями. Клиф оставался на пляже вместе с графом, и я боялась вообразить, что могло произойти между двумя взбешёнными вампирами после нашего отъезда, и спешка, с которой Лоран стремился домой, лишь возбуждала подозрения. Мне не было жалко графа, мне было жалко себя. За эту неделю меня предали все, так отчего же Габриэль должен остаться со мной честным? И если он откажет в помощи, я пропала… Сколько бы информации не вывалили передо мной, я не могла понять, что же на самом деле уготовил мне Клиф? Как и эта буханка — он мягкий и вкусный, но что таится внутри – тайна.

— Ты должна поесть.

Клиф поднял меня с пола и усадил на барный стул. По движению, с которым он подхватил ложку, я поняла, что Клиф собирается кормить меня как ребёнка. Живот скрутило, и я едва сдержала приступ тошноты, вызванный солёной водой, странным образом продолжавшей вытекать из правой ноздри. Я утёрла нос и оставила на всякий случай руку у лица, чтобы успеть прикрыть рот.

— Да, мы были в какой-то мере маленькими детьми, смело радующимися новой игрушке. Мы не думали ни о цене, ни о качестве, — продолжал сокрушаться Клиф.

Подобная перемена произошла неспроста — надрыв в голосе, блеск глаз, в которые я старалась не глядеть — нет, вампир не может потерять над собой контроль, потому что в нём не закипает кровь. У него всё находится под контролем как раз ради этой самой крови, только чужой — в этом конкретном случае моей. Только противостоять завораживающему шарму его театрального гнева с каждой секундой становилось всё труднее и труднее. Горечь океанской воды смешалась с приторным ванильным вкусом йогурта, напрочь сметая эфемерные границы между реальностью и сном. Веки отяжелели, но я из последних сил прикусила ложку зубами, заставив руку Клифа дрогнуть.

— Зубы сломаешь! — почти что закричал на меня вампир, и на секунду я уверовала, что сейчас получу ложкой по лбу, но он погрузил её обратно в белое месиво пластикового стаканчика для продолжения атаки.

— Не могу, — я успела прикрыть рот ладонью. — Дай передохнуть.

— Конечно, — спокойно согласился Клиф и отправился к раковине мыть виноград.

Краем глаза я вновь уловила быстрое движение, которым он опрокинул в себя стакан. Быть может, как и в прошлый раз, я просто не видела содержимого, ведь не мог же вампир в действительности пить воду… Однако Клиф слишком быстро прервал мои размышления об иллюзорности царящей в его чертогах реальности, поставив перед мной блюдо с аккуратно разложенной гроздью. Клиф протянул одну виноградину, но от мысли коснуться губами его острых ногтей меня передёрнуло.

— Как ты ими лады зажимаешь? — прибегла я к последнему оружию.

Клиф тут же поднял руку, и я впервые заметила, что на левой руке его ногти аккуратно подстрижены. Неужели так было всегда? Или я впервые увидела его настоящим? Или наоборот я вижу то, чего не существует? Голова шла кругом, но эту свистопляску остановить было не в моей власти.

— Сыграй для меня про небо в алмазах.

Я знала, что музыка в этом вампире всегда брала верх над жаждой, но сейчас что-то случилось, и лицо его исказила гримаса боли, напугавшая меня сильнее войны с хлебом.

— Я уже однажды показал тебе это небо, Джанет. Прости меня…

Он протянул через стойку руку, но я инстинктивно успела отпрянуть назад, и лишний миллиметр, образовавшийся между нами, пожалуй, спас мою шею от железной хватки вампира. Я бы желала закричать, но голос предал меня, как недавно в гараже, когда убегал Лоран.

— Ты качаешься.

Голос Клифа дрогнул перетянутой струной, должно быть, от досады, но руку он всё же убрал. Только выдохнуть мне не дал, в секунду сорвав меня со стула и перенеся на диван. Я уставилась в тёмный экран старого телевизора, будто тот собирался показать мне моё туманное будущее. Или я просто боялась обернуться и встретиться с глазами или уже клыками вампира.