Да-а, супруга Люциуса стоила своего мужа.

====== Глава 3. Открытия удивительные и не очень ======

Гарри:

- Что-о?

Не в силах поверить в только что услышанное мною, я в недоумении переводил взгляд с одного одинакового лица на другое. За моей спиной возмущённо пыхтел Рон, как всегда, готовый поддержать меня в споре. Даже если это означало потасовку с собственными братьями.

- Ну, ты же едва не спалился.

- Я же вам всё рассказал. Никто не сможет меня узнать. Подумают, что у Паркинсон от долгожданной радости крыша поехала, и дело с концом. Она же по жизни взбалмошная дура.

Про поцелуй у камина и слова Люциуса об Оборотном зелье я им, конечно, ни слова не сказал.

- И правда, чего вы до Гарри докопались? Сутки в этом гадюшнике провёл? Провёл. Никто не узнал, что он Гарри Поттер? Не узнал. Какого Мордреда вам ещё надо?

- Э-э, погоди, Ронни. Уговор был на сутки, а Гарри примчался к нам за… час до окончания срока.

- И что? Пари было на то, что я проведу 24 часа в шкуре Панси Паркинсон, и меня никто не узнает. Так я и выполнил свою задачу. О каком должке речь?

- Но мы-то тебя узнали.

- Ну-у, вы совсем на всю голову больные, парни!!! Вы же сами мне это зелье подсунули, как же могли не узнать?!

- Теперь ты должен нам…

- … Что бы такое…

-… придумать?

- О!!!

- Поединок!!!

- С вами, что ли? А что, я согласен.

И впрямь, после этого «безобидного» рождественского приключения я вовсе был не прочь их приложить чем-нибудь из списка условно-допустимых в определённых обстоятельствах заклинаний. Хотите – верьте, хотите – нет, но есть и такой. И, что самое смешное, ещё сотню лет назад в него входили «Империус» и «Круциатус». Их перевели в разряд Непростительных только после поражения Гриндевальда.

- Не-ет, не с нами.

- А с кем?

- Это пока тайна.

- Мы и сами слышали кое-что…

-… только краем уха.

- Вот как узнаем точно…

-… так скажем…

- Не бойся, тебе понравится.

Большего из них ни я, ни Рон с Невиллом тогда вытянуть не смогли.

В «Норе», куда съехались все многочисленные представители семейства Уизли с подружками и бой-френдами, было весело и многолюдно. Мы строили снежные крепости и устраивали грандиозные осады, катались на коньках и лыжах, запускали привезённые близнецами фейерверки. Это было первое настоящее Рождество без гнетущей угрозы Волдеморта, нависшей за плечами, и именно поэтому все веселились, как могли. Защита дома всё ещё была усиленной: по лесам бродило немало ускользнувших от авроров приверженцев Тёмного Лорда, но большой угрозы они не представляли. Все самые опасные и одиозные личности из Внутреннего Круга либо сложили головы в битве за Хог, либо поцеловались с дементорами. Впереди нас ожидала свободная от былых страхов и полная новых приключений жизнь. Всё было просто замечательно.

Но всё хорошее когда-нибудь заканчивается, как-то незаметно пролетели и рождественские каникулы. И вот Хогвартс-экспресс привёз нас в ставший родным за семь лет учёбы замок, и потекли учебные будни. Слава Мерлину, за прошедшие с момента Битвы четыре с половиной месяца ажиотаж вокруг моей персоны значительно уменьшился, и теперь мне хотя бы можно было ходить по школе без сопровождения. Я по-прежнему проводил много свободного времени в библиотеке, где заодно и выискивал полузабытые боевые заклинания, ни на одну минуту не забывая об обещании, данном близнецам. За годы общения с ними я давно уже понял, что их отношение к приключениям приблизительно такое же, как у Хагрида – к соплохвостам. Для последнего эти твари – милые зверушки, а для Фреда с Джорджем – чем приключение опаснее, тем интересней. Попадать впросак во второй раз не хотелось, да и Боевая магия меня всегда интересовала – ведь как-никак я хочу стать аврором – вот и разучивал всё, что посчастливилось найти. А библиотека в Хогвартсе была бога-атая. Время летело незаметно.

Постепенно я стал замечать то, чего не видел раньше. К примеру, что Рон неравнодушен к Лаванде, а Невилл – к Джинни. Дин Томас, насколько я знал, встречался с какой-то шестикурсницей с Хаффлпаффа, а Симус, наш вспыльчивый, порывистый синеглазый ирландец, стал пропадать куда-то ночами из башни. И только мне по-прежнему не везло. Стоило только перемолвиться парой фраз с кем-нибудь вне нашей обычной компании, как по Хогвартсу немедленно разносилась волна слухов о моих предпочтениях. А журналисты типа Риты Скитер тотчас же бросались брать интервью у предполагаемого избранника Победителя-Того-Кого-Лучше-Всё-Же-Не-Называть. С некоторыми из них после их самодовольных заявлений мне даже в одном зале обедать не хотелось. И откуда из них эта грязь пёрла? Нормальные же вроде пацаны и девчонки, если посмотреть. В общем, личная жизнь как понятие у меня отсутствовала полностью. И только ночами, когда прочь уносились старые кошмары, почти под самое утро, мне снился ТОТ поцелуй, отблески огня в камине и… родной, любимый человек рядом. Я никогда не видел его лица, но почему-то мне казалось, что это не Люциус Малфой. Снова и снова в моей голове прокручивались события, произошедшие на Рождество, и я каждый раз пытался просчитать, кем же был мой таинственный незнакомец.

Если тот, кто целовал меня, а до этого участвовал в подписании Брачного Контракта, был не лорд Малфой, а только обеспечивающий ему алиби человек (о переполохе в доме и охоте на таинственного «грабителя» Кингсли я знал от всезнающих близнецов), тогда возникали вопросы: «Кто это был?», «Кому Люциус мог доверить свою жизнь и судьбу сына?» и, наконец, «Почему этот кто-то целовал меня так яростно, как будто от этого зависела его жизнь?».

Если же это всё-таки был Люциус Малфой, то за каким лядом хитрожопый лорд подставлял свой едва выпутавшийся из неприятностей служения Волдеморту зад под расследование, покрывая воспользовавшегося его внешностью и явно вовлекшего его в неприятности мага?

И чем больше я над этим размышлял, тем больше склонялся к первому варианту. В основном по двум причинам. Первая – что-то слабо верилось, что Малфой способен на такое самопожертвование. Вторая… ну, не переваривал я папеньку Хорька, хоть убейте, и представить себя целующимся с этим лощёным гадом без содрогания не мог.

В общем, с каждым днём в моих снах прибавлялось всё больше подробностей. А мои «утренние проблемы» вызывали беззлобные шуточки всех моих товарищей по спальне. Приходилось даже накладывать Заглушающие чары на полог кровати ночью. А днём в голову лезли посторонние мысли, сводившиеся к одному короткому вопросу: «Кто он?» Сколько я ни думал, ответа на него найти не сумел. Так прошла зима, минул март. Первой о причинах моей задумчивости догадалась Гермиона, и я, измученный ночными эротическими фантазиями, зашедшими уже Мерлин знает куда, выложил ей всё как на духу.

- Хм-м, я думаю, ты не прав. Судя по твоему описанию ритуала, это был полный и самый древний из вариантов Магической Помолвки. Разорвать её невозможно, но подписать контракт со стороны жениха могут только отец и крёстный, который в отсутствие кровного родителя становится равным ему во всём. Чужак просто не смог бы прикоснуться к зачарованному пергаменту.

- Но зачем Малфою покрывать подставившего его под контру с Кингсли незнакомца?

- Не знаю, на него это не похоже.

Тут мне кое-что пришло в голову.

- Слушай, Герм, а кто крёстный Хорька?

- Это ты меня спрашиваешь? – моя подруга была до глубины души удивлена моим вопросом. – Не знаю. Думаю, ты можешь поинтересоваться у него.

- Как ты себе это представляешь? Подхожу это я к Малфою и интересуюсь: «Дракусик, а кто твой крёстный? Признайся, лапушка!»

Гермиона, визуально представив себе такую картину, не выдержав, расхохоталась весело и заразительно. Мы ещё немного пошутили, придумывая небылицы, как можно вытянуть информацию из Хорька, а потом пошли спать. Но идея с крёстным не давала мне покоя. К сожалению, имена крёстных не вносятся в Генеалогические древа, и их невозможно отыскать в «Энциклопедии Чистокровных Родов». Поэтому-то мне так ничего и не удалось выяснить. Была уже середина апреля, на седьмом курсе вовсю шла подготовка к Тритонам, а меня мои эротические фантазии не хуже, чем когда-то кошмары с участием Волдеморта, выгоняли по ночам из башни в накинутой на пижаму мантии-невидимке и заставляли бродить по спящему замку, распугивая своим присутствием привидений. К моим постоянным поискам подхода к Хорьку присоединилась ещё и тревога за Симуса, напрочь переставшего ночевать в нашей спальне, но, в отличие от предыдущего месяца, ходившего всё с более и более мрачным и понурым видом. Друга явно что-то угнетало, но на любые вопросы он отвечал только: «Со мной всё в порядке».