Так как умершая была принцессой, пускай и не очень важного, но всё же независимого королевства — пришлось давать объяснения подозрений на убийство послу данной державы и выдумывать причины закрытого гроба и тайной церемонии её захоронения.

По слухам, упорно ходившим тогда среди знатных людей: отец император впервые сильно избил сына. Собственноручно. Что было позором для будущего наследника…

Уже через месяц после похорон своей первой супруги — Хад вновь был женат на очаровательной пятнадцатилетней герцогине, из недавно захваченного его отцом королевства, в знак единения держав в одном государственном образовании и желания императора показать свою расположенность к «новой имперской знати», из числа бывших его противников на полях битв.

Юная крохотная девушка понравилась всем, ибо неплохо пела и была скорее молчалива, чем говорливой дурочкой.

Однако сам жених отличился пьяной дракой на собственной свадьбе и ударом в лицо, прямо перед первой брачной ночью, своей новой супруге.

Что было в новой семье наследника — оставалось тайной за семью печатями. Однако когда через год женщина родила мальчика, его дед, император — пришёл в ужас и с младенцем на руках, который по словам принимающих роды лекарей был слишком явно смуглого, чуть не до лилового, цвета, вломился в комнаты роженицы, обещая собственноручно её разрубить на части.

Через час император вышел уже тихий, с совершенно ошарашенным лицом и всё ещё держа малютку на руках. Потом привселюдно поцеловал ребёнка в голову и заявил: «Мой внук!» — после чего медленно ушёл на свою сторону дворца.

Женщины из обслуги ещё долго шептались о том, была ли ими услышана взаправду или придумана фраза императора: «Бедная девочка… бедная!»

Данный ребёнок, третий сын Хада — стал со временем вице-королём в Ромлее, однако цвет его кожи и странные черты лица, не типичные для имперской династии, неоднократно давали повод многим высоким сановникам просить императора исключить его из числа претендентов на престол, на что тот всегда отвечал однотипно: «Его никогда не сделают императором — поверьте мне! Но рушить постоянными оскорблениями судьбу ребёнка, я не хочу! Ему и так досталась тяжёлая жизнь: без заботящихся о нём самом и его духовном росте отца, и любящей нежной матери!»

Через месяц после родов, вторую супругу наследника престола Хада найдут мёртвой в собственной бронзовой ванне.

По официальной версии — случайно утопшей по неосторожности, по слухам от всё той же говорливой обслуги: живьём обваренной и со слезшей с лица кожей…

Вновь вскоре была очередная, третья свадьба Хада, на этот раз на бедной баронессе из родных имперских земель. Снова появился очередной наследник у Хада, ему везло с мальчиками наследниками — этот малыш станет правителем в северной Гардане.

Его мать, провинциальную баронессу до замужества, отец убьёт неожиданно для всех, прямо на пиру: выпив лишнего и громко хохоча, Хад схватит рогатину и с криком «А вот и брюхатая чертовка медведица» — насадит на неё, вновь беременную, свою третью супругу. Привселюдно.

Император был в шоке и после суда имперских рыцарей, собственноручно отстранил от наследования сына и заявил что будет готовить именно внуков, к правлению им основанной державы. Хад же, по словам монарха, мог привести на престоле лишь к массовым бунтам и прекращению династии, ибо был безумцем, к тому же буйным — чьи чудачества уже не могли остановить никакие опытные советники, сколько ни ставь их при нём в помощь.

Хада отправили под арест в далёкий горный замок и фактически навечно заперли там. Ему регулярно покупали рабынь для развлечений, но запретили видеться со свободными женщинами, тем более из знатных родов.

Император боялся что кто-нибудь, из знатных мечтательных дурочек или наоборот, циничных стервочек — «понесёт» от Хада плод и тогда, в дальнейшем, будет прецедент для гражданской войны, а посему все благородные дамы посылались комендантом замка далеко и крайне невежливо, сколь яростно они не стремились получить «каплю крови императора», в свой род.

Каждый год, десяток рабынь с изрезанными лицами или пытошными искалеченными телами — хоронили при кладбище замка и это место получило название, у сторожей знатного преступника: «гарема Хада».

Сыновья несостоявшегося наследника империи, лет до тринадцати — жили при деде императоре, а потом отправлялись им в крупнейшие из завоёванных империей королевств, имея в свите опытных советников, как из имперских учёных и чиновников, так и из местных представителей новых королевских земель, где им предстояло править.

Они приезжали туда в одеждах характерных для захваченных королевств и по требованию деда — учили языки своих подданных, что бы могли хотя бы иногда, на больших имперских мероприятиях, показать уважение империи к местным провинциальным традициям.

Дезидерий словно очнулся от воспоминаний и вновь посмотрел на Магинария Имерия, потом нервно спросил: «Ладно Хад, он хоть и отстранён, но теоретически имеет тоже право… Но Изабо?! — не представляю!»

Умерший император был счастлив как строитель государства, ставшего при нём невероятно могучей империей и крайне несчастлив в семье: сын оказался пьяницей и полоумным подонком, дочь же, милая и добрая в детстве Изабелла-Изабо, сошла с ума прямо во время своей свадьбы.

Она была с детства безумно влюблена в принца из островного государства, который был специально приглашён для неё отцом, вместо иного кандидата, которого ранее выбрал сам император.

Решив потакать дочери хоть в этом, раз сын «чудил» — император провёл шикарнейшую свадьбу, на которой жених, иностранный принц, умудрился не только изменить невесте с одной из её фрейлин, так и ещё глупейшим образом попасться за этим занятием на глаза самой невесте.

Далее, видимо в припадке отчаяния, не иначе — принц жених смог проткнуть фрейлину любовницу кинжалом и заявить нелепость: что не переспал с ней, а лишь оборонялся от её внезапной атаки, когда прилёг отдохнуть на ложе…

Изабелла билась в припадках, будучи с детства ранимой и изнеженной девочкой, воспитанной на рассказах приставленных к ней матрон и во множестве читаемых ею романах, и император отец, решив проучить всех кто посмеет обидеть его дитя — приказал в тот же день привязать заморского принца к четвёрке лошадей и дать им кнута. Лошади были направлены в разные стороны…

Легче не стало никому: принца разорвали привселюдно, при свидетелях и с его родных земель вскоре началась тотальная морская блокада флотом северных островов империи и голод, на отдельных, из данных блокированных островах.

Соседи империи испугались столь бесчеловечного поступка, а дочь императора, его младший ребёнок, Изабо, что по требованию разгневанного родителя присутствовала на казни неверного жениха иностранца — на этом же мероприятии и лишилась чувств.

Когда её привели в себя — она уже заикалась и наотрез отказалась подходить к отцу или смотреть ему в глаза.

Вскоре начала регулярно биться в припадках и даже попыталась заколоть отца крохотным столовым тризубом.

Когда трёхлетнее заточение в замке и лечение всеми доступными лекарями не помогло, император отправил Изабо в удалённый женский храм, где она и проводила свои дни в молитвах Солнцу и прогулках в саду, среди обожаемых ею птиц.

— Изабо? — вновь вопросил Дезидерий начстражи имперского дворца, Магинария Имерия.

Тот лишь пожал плечами: «Это пока ещё лишь попытки организоваться, но они проводятся. Думаю, если всё пройдёт быстро и гладко, с признанием процедуры Избрания и нового императора — о них быстро позабудут, но если… В общем если проигравшие внуки начнут чудить, с попытками мятежа против победителя скорого Избрания — тогда шансы «сидельцев» возрастут и возможно они получат свой шанс. На что нибудь…»

Наконец «малый имперский совет» разошёлся, так как завтра предстояло наконец встречать наследников и кандидатов в императоры, и дню суждено быть трудным.

Решено было дать въезд наследникам по следующим номерам: из за того что каждый из внуков императора хотел въехать в столицу первым, с максимальным эскортом и привлечь к себе свежее внимание толпы в столице, решено было, стараниями канцеляриста Аргуина, исправить это трение следующим образом: наследники, что сейчас располагались на постой в городах близ столицы, начнут заезжать по старшинству в столичный город и с разницей в два часа каждый, дабы восторженные толпы простолюдинов могли встретить и проводить до площади у императорского дворца каждого из новоприбывших, со всё возрастающей радостью. К тому же так было проще распределить внуков по им принадлежавшим поместьям, после церемонии встречи.