— Не придет сегодня.

В двадцать два пятнадцать Александр Смирнов посмотрел на Ларионова, посмотрел на Казаряна и спросил уныло:

— Ну, и что можете доложить?

— Прокол, — признал Казарян.

— Причина? — Смирнов откинулся в кресле, приготовился слушать, а слушать особенно было нечего. Только Ларионов наконец предположил:

— Иванюк маячок выставил.

— Не думаю, — возразил Казарян, — я его замкнул прочно.

— А если? — не сдавался Ларионов.

— А если — тогда мне башку отвинтить следовало бы.

— Твоя отвинченная башка без надобности, — ворчливо заметил Смирнов. — Решать надо, что делать дальше.

— Раз леску оборвали, значит, ушли на дно, — предположил Казарян. — Бреднем орудовать следует. Облавой по хазам.

— Хлопотно, долго и не особенно результативно, — оценил предложение начальник отдела. — Сережа, а твои осведомители — как?

— Попробую, но особых гарантий дать не могу.

— Есть еще шофер Альберт Шульгин, — напомнил Казарян и хотел было развить идею, но его перебил длинный телефонный звонок — внутренний. Смирнов снял трубку.

— Здравствуйте, Лидия Сергеевна! — счастливо улыбаясь, будто Болошева могла его видеть, провозгласил Александр. — Ну, наше дело такое сыскное — по ночам суетиться, а вы-то что так задержались? — Помолчал, слушая. — Если успешное, то рад за вас. Ну, а если для нас — то просто счастлив, — положив трубку, сообщил то, о чем Казарян и Ларионов уже догадались. — Болошева к нам идет.

…Лидия Сергеевна остановилась в дверях и с плохо скрытым торжеством объявила:

— Отыскался след Тарасова!

— Чей след отыскался? — удивленно переспросил Александр.

— Лидия Сергеевна иносказательно цитирует Гоголя, — снисходительно пояснил эрудированный Казарян.

Эффектного начала не получилось, и Лидия Сергеевна стала деловито докладывать.

— Сегодня утром по нашей ориентировке из Сокольнического РОВД передан в НТО пистолет «Вальтер». Экспертиза установила, что именно из этого пистолета был произведен выстрел в Тимирязевском лесу.

— Ну и ну! — признался в своем недоумении Смирнов. — Откуда он у них?

— Чего не знаю, того не знаю. Узнать — это уж ваше дело, — взяла реванш Лидия Сергеевна.

— Бойцы, я — в Сокольники! — заорал Смирнов.

— Может, сначала позвонить сокольническим-то? — предложил Ларионов.

— А что звонить, надо в дело нос сунуть! Не до разговоров! — Смирнов уже убирал со стола, запирал сейф, закрывал ящики.

— Александр, у меня к вам просьба, — сказала Лидия Сергеевна.

Уже забывший о ней Александр повернулся с виноватым видом:

— К вашим услугам, Лидия Сергеевна.

— Если гражданина, который пистолетом пользовался, найдете, то обувь его к нам пришлите.

— Думаете, он труп переворачивал? Вряд ли.

— Да нет. Я вам не говорила, но под сосной, откуда стреляли, кое-что зафиксировала. Это не след, поэтому я и не внесла в официальные списки протокола, а так, остаток отпечатка каблука с характерным сбоем. Вдруг повезет, и обувка та.

— Будьте уверены, Лидия Сергеевна, разденем-разуем нашего голубчика. А если надо — умоем, подстрижем и побреем, — и Александр, будто дамский угодник, слегка склонясь, распахнул дверь перед Лидией Сергеевной. Та мило улыбнулась и вышла.

— Элегантно спровадил! — похвалил Казарян. — Ты нас с собой берешь?

— Куда от вас денусь!

На Каланчевской улице были через десять минут. Недовольный капитан принес им протоколы, отворил следственную комнатенку и удалился. Ларионов устраивался за столом, а Казарян, не садясь, раскрыл папку. И ахнул:

— Алька!!!

— Что с Алькой?!

— Да успокойся, с ним — ничего. А вот делов наделал. Читай. — Казарян протянул папку Александру.

Шепотом, чтобы Смирнову не мешать, осведомился у Казаряна:

— Где этот-то, с «Вальтером»?

— Не «этот-то», Сережа, а Николай Самсонов по кличке Колхозник. И этот-то Колхозник — в больничке, сильно поврежден нашим с начальничком другом. Повредил его Алик вчера вечером, и поэтому он тетушку сегодня не смог повидать.

— А Цыган почему на связь не вышел?

— Задай вопрос полегче.

Смирнов оторвался от чтения, передал папку Ларионову и сказал Роману, подмигнув:

— Боевой у нас, Рома, дружок.

— Если наш дружок с испугу в полную силу бил, то я не завидую этим двоим. — Казарян, увидев, что Ларионов отложил папку, спросил — Что скажешь?

— Скажу, что бумаги надо читать внимательно.

— Не понял.

— Цыган не явился потому, что оголец, сбежавший из трамвая, поднял атанду по малинам. Так-то, Роман Суренович.

— Одна из версий, — Казарян не желал сдаваться без боя.

— Он прав, Рома, — подвел черту Смирнов. — Поехали в больничку, бойцы.

Дежурный врач Таганской тюремной больницы достал из шкафа два медицинских дела — полистал их, притормаживая на отдельных листах, и удивился:

— Он их что, копытом?

— Боксер, — пояснил Казарян.

— Разрядник?

— Мастер спорта.

— Худо, — огорчился врач. — Под суд пойдет за превышение.

— Кулак против пистолета — превышение? — засомневался Казарян.

— Смотря какой кулак.

— И смотря какой пистолет, — добавил Казарян. — Могу сообщить вам, что пистолет — офицерский «Вальтер», с помощью пули делающий в людях очень большие дырки.

— Хватит, — прекратил препирательства Смирнов. — Что с этими… Пострадавшими?

— У Самсонова раздроблена челюсть и повреждены шейные позвонки. У Француза — фамилия-то какая, прямо кличка! — сломана скульная кость. Вот что, оказывается, можно наделать голыми ручонками.

— Когда заговорят? — спросил Смирнов.

— Самсонов через две-три недели, не раньше.

— А Француз?

— Завтра можете допросить.

— Теперь вот что. Мне нужны одежда и обувь Самсонова.

…Делать больше в этой конторе было нечего, и они поехали на Петровку.

Борода был поклонником многочисленных талантов Казаряна-старшего, а Романа, которого он знал с титешного возраста, любил, как любят непутевых сыновей.

— Ромочка, запропал совсем, дурачок, — говорил Борода, ласково держа Романа за рукав и задумчиво рассматривал небритую личность непутевого сынка.

— Работы много, Михаил Исаевич, — с грустью поведал Казарян.

— Зачем тебе работа, Рома?! Ты был замечательным бездельником, остроумным, обаятельным. А теперь что? Скучный, усталый, злой. Бросай работу, Рома, что это за работа — жуликов ловить! — Борода подмигнул Александру, давая понять, что шутит, и широким жестом пригласил в зал.

Ресторан ВТО после двенадцати ночи, после спектаклей, — дом родной! Знакомые и полузнакомые все лица, перекличка от стола к столу, общий шум, общий крик, общий смех. И наесться от пуза, и потрепаться, и поиграться, и поругаться… Заходи, друг, заходи!

Борода устроил их в фонаре, за маленьким столиком. Горела старомодная лампа под домашним оранжевым абажуром, освещая жестко накрахмаленную скатерть.

Официантка Галя благожелательно приняла заказ.

Ларионова они не уговорили, он домой к семейству рвался. Да и не уговаривали особенно: им вдвоем побыть надо было. Александр оглядел маленький фонарный зал. Уютно, доброжелательно, покойно. Он вытянул под столом ноги, закрыл глаза и тут же открыл: о стол звякнул поднос. Быстроногая Галочка расставляла закусь. Казарян поцеловал ее в затылок:

— Кио в юбке, волшебница, радость моя!

Мелкие маринованные патиссоны для аппетита, свежайший печеночный паштет под зажаренным до бронзового блеска лучком, крепенькие белые грибы, загорелая, с неснятой шкуркой тушка здоровенного угря. И три бутылки «Боржоми». Галя красиво расставила и пожелала:

— Кушайте на здоровье, ребята.

Роман разлил «Боржоми» по фужерам. Попили бурливой водички, отдышались.

— Третьего Алик отпустил, — сказал Смирнов.

— Зачем?

— Ты Алика не знаешь?

— Меня он на ринге не отпускал. Добивал, если была возможность.