Почему он не верит Ковалю? Неужели только потому, что тот безъязыкий? Верит же он всем остальным…

— Вадим, у тебя есть деньги? — вдруг спросил Рябинин.

— Есть.

— Сколько?

— Рублей восемь наскребу. Нужны?

— Нет, не нужны, — весело ответил Рябинин.

Петельников уставился на бродившего по кабинету следователя.

Вадим ответил, что у него восемь рублей. И Рябинин сразу поверил. Верить друг другу — это норма. Не верить — это аномалия. Верить нужно без доказательств, подозревать во лжи можно только при уликах. Так почему же он не верит Ковалю? Или появился тот самый следственный профессионализм, которого он боялся пуще глупости?

— Вадим, — Рябинин остановился перед инспектором, — Коваля надо выпускать.

Петельников ждал продолжения. Следователь молча смотрел на его галстук, как на телевизионный экран.

— И дать ему мои восемь рублей на сухонькое, — не выдержал инспектор.

— Не помешало бы, — согласился Рябинин. — В порядке компенсации за одни сутки камеры.

Но инспектор ждал. Он ещё не понял мысли следователя, а она была.

— Почему Коваль не бежал? — спросил Рябинин.

— Некуда.

— От неожиданности не бежал. А если бы собирался её убить, то в чём неожиданность? Значит, не собирался убивать.

— Тогда почему же он скрывает то, что видел?

— Ты какого роста? — вдруг поинтересовался следователь.

— Сто восемьдесят.

— А Коваль?

— Повыше меня сантиметров на пять.

— Как ты в том коридоре ходишь?

— Склонившись.

— Вот. А Коваль тем более. Он не мог видеть, что случилось впереди, — смотрел под ноги.

— Но впереди никого не было! Это он мог видеть, когда входил в коридор. Да и потерпевшая говорит, что никого не было.

— Значит, мы должны исходить из того, что там никого не было и что Коваль не ударял, — улыбнулся Рябинин.

Как только Рябинин отринул убеждение, что Коваль убийца, его мысль, словно прорвав плотину, заработала чётко и широко. Коваль не ударял… Больше никого не было… Но удар нанесён… Кем? Главное — не кем, а как. Откуда нанесён? Ну, конечно…

Он был доволен, что на этот раз инспектор не может догадаться. Бывало обидно: неделю думал, выламывал голову, ворочался по ночам, догадывался. И только начинал говорить, как инспектор ловил версию с полуслова, на лету, как мошку сачком. Сначала Рябинин подозревал, что Вадим обладает угадывающим аппаратиком. По рябининскому мнению, этот аппаратик располагался в носу и вполне заменял знания и мысли, — сколько раз он видел, как люди беседовали на темы, в которых ничего не понимали. Они ловили идеи носом. Но потом Рябинин понял, почему инспектор угадывал, — он тоже ворочался по ночам.

— В деревянном коридоре никого и не было, — сообщил следователь. — Её ударили ножом из окна первого этажа.

Когда Петельников подъехал к дому, дружинники уже доламывали пол в деревянном коридоре. Они осмотрели каждую щель, просеяли под досками мусор, подняли ломами поперечные брёвна — ничего не было.

— И не будет, — заявил Петельников. — Давайте-ка, ребята, прочёсывать дом. Благо день сегодня нерабочий.

Он объяснил: если кто-нибудь найдёт нож, то руками не трогать, а звать его; обращать внимание на любую мелочь и замечать необычные детали. Петельников не смог рассказать, что такое «необычные детали». Нужно догадаться, какой след оставлен строителем, а какой преступником.

Дом разбили на участки. Себе Петельников взял первый этаж и начал осмотр с комнаты, окно которой находилось против окровавленной доски. При задержании Коваля здесь только пробежались. Инспектор осмотрел с лупой подоконник, а затем перешёл на пол, стены… Всё было заляпано раствором, покрыто мусором, везде громоздились штабеля досок и кирпича. В комнате вообще не было таких поверхностей, на которых остаются отпечатки.

Он положил на подоконник газету и встал на неё коленом — вытянутая рука почти перегородила пешеходный мостик. Рябинин прав: ударить ножом из окна удобно и безопасно — секундное дело, и никто не видит.

Начали подходить дружинники. Принесли старый ботинок, остатки колбасы, пожелтевшие газеты и пустые водочные бутылки. Петельников объяснил, что без ботинок преступнику не уйти — слишком подозрительно; газеты жёлтые, значит, старые, а преступление совершено вчера; есть и пить тут преступник не мог, потому что до преступления должен был идти за ней, забежать вперёд и спрятаться в комнате, а после удара должен бежать…

Когда дружинники ушли прочёсывать дом дальше, в проломе стены появились две мальчишеские мордочки, которые вытягивали примерно класса на три.

— Дядя, а кого вы ищете? — спросил один, круглый и пухлый.

— Ребята, немедленно кыш из этого дома, — строго приказал Петельников.

Они пропали, топая за стенкой по доскам, — убегали. Через этот пролом инспектор полез во вторую комнату. Он вздохнул, снял пиджак и начал разгребать кучу деревянных обрубков с налипшими шлепками цемента, как грибы-паразиты на старой берёзе. Тут хорошо мог затеряться нож, и не отыщешь, пока не переставишь каждую колобашку. Петельников работал и думал, что сегодня заниматься гантелями ни к чему.

В следующей комнате громоздился кирпич, а подальше, на лестничной площадке, лежало битое стекло, пополам со стружкой. Нож можно сунуть и в стружку, и в трубу, и под кирпич…

— Дядя, а вы кого ищете?

Теперь ребята заглядывали в окно. Пухлый держался за второго, худенького и длинноватого, которого наверняка, как и Петельникова в своё время, прозвали «шкелетом».

— Кыш! — крикнул инспектор на весь дом.

Ребята исчезли.

Он взял брезентовые рукавицы и начал разгребать стекло, вылавливая в стружках колющие углы, кривые серпы и обоюдоострые бритвы. С потолка на галстук упала извёстка. Инспектор хотел её смахнуть, но передумал — к концу дня ещё и не то упадёт.

— Дядя, а вы кого ищете?

Они опять торчали в окне. Удивительно нахальные дети пошли в век научно-технической революции.

— Я вам что сказал?! — рыкнул инспектор.

Но теперь ребята не убежали. Только кругленький покраснел от рыка, а «шкелет» стал чуть заметно заикаться.

— Дядя… вы не ножик… ищете?

— И перчатку… И фотографию? — добавил круглый и пухлый.

Петельников замер на чурбаке: такое оцепенение его схватывало в детстве, когда видел на цветке бабочку и не мог шевельнуться, боясь спугнуть.

— Братцы, — хрипло-воркующим голосом сказал инспектор, — лезьте сюда.

Ребята только этого и ждали. Они вмиг перевалили через подоконник, но к Петельникову подошли осторожно, памятуя о его рыке.

— Так какой ножичек, братцы?

— Острый, — сообщил «шкелет».

— Фотография неинтересная, — разъяснил пухленький, — обыкновенная тётка.

— А где всё это?

Мальчишки опять слазили через окно на улицу и вернулись с небольшим свёртком. Петельников развернул газету и проглотил нетерпеливый нервный ком: там лежала самодельная финка с наборной ручкой, чёрные поношенные трикотажные перчатки и фотография женщины — Померанцевой.

— Где взяли?

— А там.

Они повели на четвёртый этаж и показали уголок, где всё это лежало, придавленное парой кирпичей.

Теперь ясней ясного: финкой ударял; перчатки — чтобы не «наследить»; а по фотографии определил жертву. После удара взбежал наверх и отсиделся. Вещественные доказательства спрятал в доме — вдруг на улице обыщут? Получалось, что преступник не знал потерпевшей.

— Вы молодцы, — сообщил инспектор ребятам. — Какая растёт молодёжь в век научно-технической революции, а? Значки собираете?

— Собираем, — разом ответили ребята.

— А где находится милиция, знаете?

— Знаем.

— Завтра приходите в восьмой кабинет. Получите такие милицейские значки, что все ребята распухнут от зависти. И ещё покажу овчарок, настоящих, которые ловят бандитов.

Обрадованные ребята ушли тем же путём — через окно. Петельников достал полиэтиленовый мешочек и упаковал перчатки — от них чем-то пахло.