— Гермиона, Драко. — Гораций вручил им две полные бутылки. — Как же раскалывается голова… Вернемся к вашему заданию: увидите кого-то из учеников или преподавателей, не пытайтесь привести их в чувство, достучаться до голоса разума. Сразу лейте им в глотку зелье, главное: успеть до того, как начнется агония, иначе их уже не спасти.

Флитвик, Спраут и Трегер обследует верхние этажи, а вы загляните в Большой зал, на кухню и второй этаж к Миртл. Да, и раненых немедленно отправляйте в Больничное крыло, мадам Помфри уже во вменяемом состоянии.

— Раненых?

— У меня есть серьезные опасения на счет тех, кого поразила Злоба, Зависть либо Гордыня. Ira, Invidia и Superbia. Мое мнение: три самых опасных греха…

Малфой, не дожидаясь Гермионы, схватил бутылку и вышел из кабинета.

— Профессор, а я вспомню, что случилось этой ночью?

— Вспомните, может, через день, а может, и через неделю, на каждого магические грехи действуют по-разному.

*

Гермиона никогда не любила ночные дежурства. Темные переходы и закоулки, пустующие ниши, продуваемые ледяным ветром коридоры, скрипящие лестницы, выплывающие из-за угла привидения, внезапно гаснущие факелы. Ночью в Хогвартсе было страшно, даже тем, кто давно поборол боязнь темноты.

Сегодня же в замке было опасно. Слабый огонек от двух волшебных палочек едва рассеивал тяжелый удушающий мрак. За очередным поворотом Гермионе показалось, что сейчас выскочит безумец, ослепленный смертным грехом. Сердце пропускало очередной удар, и она успокаивалась. До следующего поворота.

Малфой шел впереди, вид его прямой спины, твердой пружинистой походки придавал уверенность.

В голове возник образ его огромной татуировки, сейчас скрытой белой рубашкой, затем осознание того, что меньше часа назад она обнимала его обнаженного, наверное, нежно проводила руками по его спине или в порыве страсти царапала ее.

К горлу подкатила тошнота.

«Я спала с Малфоем. Могла ли я предположить это, развешивая украшения в Большом зале?

Я спала с Малфоем. И я ничего не помню…»

Хотелось спрятаться в своей комнате и долго-долго плакать, а потом выпить снотворное зелье и забыться сном, в котором не будет картин собственного позора.

Перед глазами мелькнули седые грязные патлы, красное разъяренное лицо Аргуса Филча, а потом руку Гермионы с волшебной палочкой словно сжали тиски.

— Отдай, ведьма! — прошипел завхоз. — Ненавижу вас! Ненавижу волшебников! Ты — магла! Откуда в тебе волшебство? Ты украла его у таких, как я!

— Остолбеней! — закричала Гермиона, судорожно вцепившись в палочку. — Остолбеней!

Первый луч пролетел в дюйме от уха Филча, осветив коридор красной вспышкой, второй — попал в потолок.

— Отстаньте от меня! — она наступила каблуком Филчу на ногу, но он лишь сильнее начал вырывать палочку, пытаясь сломать Гермионе пальцы.

Острие палочки уперлось разъяренному завхозу в плечо — старая истертая куртка задымилась.

— Ты выжгла мои глаза! Я не вижу! Не вижу! ВЕДЬМА! Проклятая ведьма! — исступленно закричал он, брызжа слюной во все стороны. Филч со всей силы толкнул гриффиндорку к стене, Гермиона, закрыв глаза, сползла по стене. — Отродье дьявола!

Тупая боль пульсировала в затылке, окружающее пространство вертелось перед глазами бешеным калейдоскопом обрывочных картин. Цепкие старческие пальцы сомкнулись вокруг шеи девушки.

— Ты никогда не будешь колдовать! Подохнешь, мерзкая сука. Магия не спасет тебя!

Гермиона задыхалась. Палочка выпала из ослабевших пальцев. Легкие горели холодным обжигающим огнем, воздуха не хватало. Из горла вырвался страшный булькающий хрип.

Темнота обрушилась неожиданно, угрожая навсегда затопить измученное сознание.

*

Взгляд серых глаз изучающий, возможно, даже обеспокоенный. Но разбираться в этом нет сил, да и желания.

Кто-то потряс Гермиону за плечо, а потом сквозь сонную дымку донеслось:

— Агуаменти! Грейнджер, хватит валяться на холодном полу.

— Малфой, — устало произнесла Гермиона, отбросив с лица мокрые пряди волос. — Думаю, тебе доставило удовольствие облить меня…

Действительно обеспокоенный взгляд. Даже странно как-то…

— Большее удовольствие мне доставило отцепить от тебя Филча и врезать по его обрюзгшей физиономии. Старик, похоже, не понимал, кто его бил. Только орал про волшебников, всю жизнь относившихся к нему как к бесполезной, потешной твари…

— Он пытался забрать у меня палочку.

— Invidia, — задумчиво протянул Драко, толкнув носком ботинка лежащего на полу Филча. — Зависть окончательно доконала нашего дорогого кошатника. В его карманах я обнаружил еще четыре волшебных палочки, вредноскоп, сквозное зеркало, маховик времени и прочие предметы, бесполезные в руках чертова сквиба.

Эй, Грейнджер, ты меня слышишь? Сейчас этот престарелый спящий красавец очнется, и я отведу нашу дружную компанию в Больничное крыло.

Гермиона приоткрыла глаза. Малфой сидел перед ней на корточках и смешно морщил нос, втягивая воздух.

«Грязнокровка… Воняю», — мелькнуло в ее голове.

А потом она почувствовала, как Драко осторожно провел ладонью по ее затылку. Гермиона болезненно охнула.

— И откуда в вас столько силы, мистер Филч? — прошипел Драко, стирая с ладони кровь. — Вставайте, вам тоже необходимо в лазарет.

— Как?.. Что за..? Что здесь произошло?

— Вам все объяснят, но позже. Грейнджер, давай, обопрись на меня, да не пытайся ты сама идти! Чертова гриффиндорка!

Малфой легко взял ее на руки, сил возражать у нее не было. К горлу подкатывали волны тошноты, лицо слизеринца расплывалось белым пятном, в затылке пульсировала тупая боль, усиливающаяся с каждой секундой.

Они шли вперед по темному коридору, до Гермионы будто сквозь толщу воды доносились чьи-то мужские голоса. А потом неожиданно стало светло, даже сквозь прикрытые веки, и холодно.

В Большом зале шел снег. Хлопья снега медленно кружились в воздухе, мягко оседали на рождественских елках, столах факультетах, расставленных на них золотых тарелках с праздничной едой. Волшебный потолок был разрушен: покрытые тонким слоем снега каменные осколки валялись на полу. В оставшихся целыми кусках трещали синеватые молнии — столетия назад наложенная магия неторопливо истекала из камня.

Малфой осторожно поставил Гермиону на ноги.

— Так, мистер Филч, дальше вы поведете Грейнджер сами, надеюсь, дорогу в Больничное крыло не забыли.

— Не приказывай мне, змееныш!

— Заткнитесь, идиот! — грубо оборвал его Драко. — Здесь опасно. А от вас пользы как от годовалого ребенка.

— Да ты знаешь… — заорал Филч.

— Что вы похожи на раздувающуюся жабу? Давно заметил, — отмахнулся Малфой, напряженно вглядываясь в снежную завесу. — А теперь уходите, если не хотите провести Рождество в Мунго или в муниципальном склепе для сквибов.

Филч пожевал губы и, взяв Гермиону под локти, исчез в одном из тайных переулков замка. Знание всего лабиринта Хогварста никакая магия не смогла бы выбить из головы вредного завхоза. С каждым их шагом яростное недовольство Филча и болезненная усталость девушки отдалялись от Грима. Какая-то грань его сознания все еще чувствовала эмоции Гермионы, с недавних пор толстые стены замка больше не спасали Драко от ощущения нее.

Он невольно улыбнулся и глубоко вдохнул. Улыбка сползла с лица, обнажая лицо настоящего Малфоя. Темные глаза горели холодной яростью, тонкие черты лица заострились, сквозь них явственно проступал оскал зверя.

Нет. Вблизи не было зла.

Зато был запах. Запах крови. Металлический, соленый.

Запах уходящей жизни.

Ветер стал сильнее. Он проникал в Большой зал из окольных темных коридорчиков, сквозь разбитые окна, выделяющиеся на фоне темно-синего неба зубьями-осколками не выпавших стекол, кружил хлопья снега в замысловатом танце, опрокидывал серебряные кубки, бессовестно играл со знаменами факультетов и гирляндами на елках.