— Извините, — произнес он сквозь зубы, стараясь не завыть от боли.

— Осторожнее, парень.

Боль прекратилась мгновенно, как и появилась. Еще секунду назад боль разрывала на части, а сейчас жила лишь в памяти уставшего тела. Его продолжало трясти, а к горлу подступала тошнота. Пальцы дрожали и не желали поворачивать железную ручку водопроводного крана. Справившись с шарообразным механизмом, он ополоснул лицо пахнувшей ржавчиной водой и позволил себе оглядеться.

Вместо зеркала над ванной висел портрет красивой блондинки. В уголках затухающего сознания мелькнула мысль, что он видел ее в том черно-белом кино о переодевшихся в женщин мужчинах. На полу были лужи мочи, несколько размокших бычков сигарет, сломанный пластмассовый браслет неопределимого цвета. Стоило обострившемуся обонянию ощутить запах аммиака, как желудок вывернуло наизнанку. Колени подогнулись, и он рухнул в вонючую лужу на полу. Руки не выдержали, и он упал лицом на липкие плиты. Его вырвало снова. Сквозь тупую боль в затылке и звон в ушах раздалось:

— Остолбеней!

Каждую мышцу болезненно парализовало. Отчаянно заслезились глаза из-за невозможности даже моргнуть.

— Неуловимый Грим попался, — проникновенно зашептал голос ему на ухо. Чувственный, сексуальный, он обволакивал сознание цепкой паутиной. — Теперь я твой хозяин.

Забудь!

Сон померк, мерзкая кабинка туалета исчезла во тьме. Аарон ощутил, что падает. В глубину подсознания, в пожирающую бездну.

Свирепый зимний ветер дул в лицо, обжигал холодом. Не было сил противостоять, не было сил уйти.

— Я знаю, кто ты, Грим, — произнес вкрадчивый голос у самого уха. Тот же самый голос, что прежде объявил себя его своим хозяином и приказал забыть…

Дикая боль разлилась по телу. Он умирал.

Но ветру было все равно.

В соседней камере раздался отчаянный захлебывающийся крик. Аарон вскочил с кровати, застыв с вытянутой в странном жесте рукой.

— Какая сволочь орет в час ночи? — раздался голос охранника.

— Да ложись, парень, — произнес Фрэнк. — Здесь редко выпадает спокойная ночь.

Радж в противоположном углу камеры грязно выругался и отвернулся к стенке, Фрэнк последовал его примеру. Через минуту они дружно храпели. Аарон перевернулся к стенке, накрыл голову подушкой, чтобы не слышать стоны избиваемого охранником заключенного.

Сон-воспоминание всколыхнул в его душе волну липкого ужаса. Сделав глубокий вдох, Аарон попытался успокоиться и подавить закравшийся в душу страх. Внезапно вспыхнувшая мысль заставила его ладонь прижаться к грудной клетке.

Его сердце не билось: ни единой слабой пульсации в грудной клетке, ни громкого стука в ушах живого трепещущего от ужаса сердца. В окружающей темноте Аарон переставал понимать: обливается ли он потом в тюремной камере или задыхается от жары в собственному гробу. Он боялся поднять руку и ощутить грубую шероховатую поверхность сколоченных досок. Темнота душила его, растворив в себе мир живых и его самого.

«Ничего не бойся. Я буду рядом», — прошелестел смутно знакомый ласковый голос и подарил Аарону краткие часы безмятежного сна.

Мощный пинок сотряс кровать, затем еще один.

— Вставай, парень, охрана не будет ждать, пока ты соизволишь оторвать задницу от покрывала! — грубовато поприветствовал его Фрэнк.

— Ты выглядишь странным. Радостным, — уточнил Аарон.

— Сегодня день душа! Ты второй день за решеткой и не понимаешь пока, каково терпеть собственную вонь три недели, а зимой и несколько месяцев.

— Сколько же лет ты провел в Сабаньенте? — Аарон сел на кровати и сморщился, увидев Раджа, который мочился в углу.

— Не твое дело, — внезапно Фрэнк схватил его за руку. — Такой шрам остается, если режешь себе вены. Поэтому у тебя седая прядь в волосах?

Радж повернулся к ним и сощурил глаза, глядя на Аарона.

— А я гадал, чего ты поседел в таком юном возрасте. Смерть гоняется за тобой, парень. Но Сабаньента — одна из лучших ее приспешниц.

— Не хорони меня раньше времени, Радж.

За завтраком Фрэнк исподтишка наблюдал за Аароном, отмечал мельчайшие детали: как он подносил ложку ко рту, каким эффектным движением вытирал губы куском рваной салфетки. Подобным манерам не учат в простых рабочих семьях, где главное не попасть ложкой мимо рта. Но где рождаются люди, не знающие, что такое заправка и Голливуд, не слышащие за всю жизнь имени Шерлока Холмса? Прибавить к этому странное поведение, когда Аарон щелкал по носу обнаженную модель на фотографии, словно ждал, что она пошевелится, вопросы по поводу странной дудки у охранников за поясом. У Фрэнка складывалось безумное пугающее ощущение, что Аарон — пришелец с другой планеты.

«Да и как такой худой сопляк мог убить троих высокопоставленных ублюдков?»

В раздевалке душа его мнение немного изменилось. За тюремной робой Аарон скрывал худое, но мускулистое тело. Глядя на его руки, Фрэнк подумал, что ими легко можно задушить человека, и внутренне содрогнулся, представив их сомкнувшимися на своей шее. Стараясь избавиться от навязшего изображения в мозгу собственного мертвого тела, Фрэнк зашел в общий душ и схватил первый попавшийся кусок мыла, отлично зная, что их никогда не хватает на всех. Позади себя он услышал обычную болтовню Раджа по поводу необычной татуировки Аарона и размышления о многочасовой боли, без которой невозможно создание сложного большого рисунка. Аарон раздраженно ответил, что ничего не помнит.

Фрэнк усмехнулся про себя. Бесконечная болтовня Раджа могла довести до белого каления самого спокойного человека. Он сам долго привыкал к неугомонному характеру индийца, но и сейчас бывало не преминул воспользоваться увесистой затрещиной, чтобы умерить любопытство Раджа. Существовали мысли, воспоминания, которыми не делятся с окружающими, что Радж не всегда понимал.

Внимание Фрэнка привлек заинтересованный взгляд Оскара, известного насильственным привлечением к однополой любви привлекательных новичков. Фрэнк чертыхнулся про себя и поставил мысленную галочку рассказать Аарону про опасность со стороны одного из «голубков». Он не понимал, почему так печется о незнакомом парне и почему его не покидает ощущение, что от Аарона зависит его будущее.

Во время обязательной прогулки под жалящим полуденным солнцем Фрэнк посоветовал парню держаться подальше от Оскара и его дружков. На что Аарон ответил, что не отказался бы от послеобеденной сиесты в тени манговых деревьев, растущих во дворе его дома.

— Не питай иллюзий, парень, — грубовато сказал ему Фрэнк, раздраженный, что Аарон проигнорировал его здравое предупреждение. — Оставшиеся дни ты будешь прятаться от изнывающей жары в тени тюремных построек или от Оскара и его «милой» компании.

Аарон улыбнулся ему и прикрыл глаза, болевшие от слепящих лучей золотисто-огненного солнца. Несмотря на предупреждение сокамерников и косые взгляды охраны и других заключенных, он почему-то был уверен, что время его смерти не наступит с приездом начальника тюрьмы. И одна эта дерзкая надежда согревала его странное сердце.

За недолгие часы сегодняшнего дня он узнал о себе несколько новых фактов: небьющееся сердце, наличие татуировки на спине с непонятным значением, шрамы на запястье, оставшиеся после неудавшейся попытки совершить самоубийство, седая прядь, которая стала во много раз заметнее после мытья головы.

«Да кто же я такой?» — горько размышлял Аарон.

Он прокручивал в голове образы из сегодняшних снов, так и не решив, были ли они воспоминаниями из прошлого или нелепыми картинками, созданными уставшим мозгом. Что означают странные команды «остолбеней» и «забудь», шерсть на его руках?

Фрэнк считал, что Аарон не от мира сего, Радж называл его экзорцистом или сектантом, после того как увидел татуировку, остальные заключенные видели в нем убийцу, необычно жестокого для своего возраста.

Аарон не соглашался ни с одной из сторон, но и возразить не мог. Он знал о себе, что немногословен, терпеть не может морковный суп, подаваемый в тюремной столовой трижды в неделю, и обладает незаурядными навыками этикета за столом. Но главное, он понимал, что мир, в котором сейчас находился, абсолютно чуждый для него. Не было в существующем хаотичном порядке места для Аарона Фишера, потому что даже имя не подходило ему.