— Что, парень, очнулся? Хорошо тебя отделали в полицейском участке. На теле ни следа, качественная работа.

— Есть повод восхищаться?

— Ты действительно прикончил подлого пса Бонфина? — встрял Радж.

— Никогда о нем не слышал.

Негр и Радж недоверчиво переглянулись.

— Фрэнк, он нас дурит так же, как и полицию!

— Где я нахожусь?

— Ты держишь нас за идиотов, молокосос?! — вспылил Радж.

— Уймись! — отмахнулся от индийца Фрэнк. — Аарон, послушай…

— Аарон? Почему вы называете меня так?

На полторы минуты воцарилась тишина, прерываемая навязчивым жужжанием мух.

— Ты вообще помнишь что-либо?

На лбу светловолосого парня залегла глубокая морщина, он отрицательно покачал головой.

— Я не помню даже, как выгляжу.

Фрэнк расхохотался и протянул потрескавшееся карманное зеркало Аарону, который с настоящим любопытством посмотрел на свое отражение. Он провел ладонью по светлым спутавшимся волосам, по жесткой щетине, заглянул в темно-серые глаза, будто пытался найти в них отражение собственного прошлого. Покрасневшие глаза смотрели обреченно.

— Хватит любоваться, девчонка! — презрительно произнес Фрэнк и вырвал у него зеркало, порезав палец о треснувшую поверхность.

Большая красная капля расползлась по зеркальной поверхности отвратительным багровым пятном. Фрэнк выругался, но не из-за саднящей боли в пальце. Он мог поклясться, что на миг уловил проблеск темноты в глазах новичка. Инстинкты человека, выросшего в самых опасных районах Нового Орлеана, вопили об опасности. Фрэнк оглянулся на Раджа, но тот был спокоен. Он прильнул к решетке и пытался подслушать разговоры охранников.

— Может, ты помнишь, где родился? Кем были твои родители: клерками или работали на заправочной станции?

— Что такое заправочная станция? — удивленно спросил Аарон.

Радж отвлекся от подслушивания, переглянувшись с Фрэнком, многозначительно округлил глаза и покрутил пальцем у виска.

— Проклятые милитар! Похоже, вместе с памятью они отобрали у тебя остатки мозгов. Ну что, парень, пока не вспомнишь, как тебя окрестила мамаша, мы будем звать тебя Аарон, — его речь прервал раздавшийся пронзительный гудок, вслед за которым решетки камер отъехали в сторону. — Пошли на ужин, и клянусь, лучше держись меня и этого долбанутого индийца, иначе столкнешься с худшими отбросами, чем мы.

Фрэнк с непонятной для него самой наблюдал, как шел этот молодой паренек в старой великоватой ему тюремной робе, как тоскливо оглядывал склонивших голову заключенных и охранников, подгоняющих толпу, словно зверей к кормушке. На вид Аарону можно было дать двадцать-двадцать два года. Того же возраста был и сын Фрэнка, если ему к этому времени не распороли живот в одной из бесчисленных стычек в трущобах Нового Орлеана. Но когда Аарон поглядел на пищу, как на кусок дерьма, Фрэнк вспылил и в доступных выражениях объяснил парню, что если он не вылижет свою тарелку до гребанного сверкающего блеска, то может сильно пожалеть нынешней ночью. Арестанты вокруг грубо заржали, продолжая уминать слипшиеся холодные макароны, но часть из них выжидающе, как за жертвой, наблюдала за новичком.

Вся тюрьма, кроме самого Аарона, знала, что он не жилец.

В камере, как и во всей тюрьме, за исключением обдуваемых вентиляторами кабинетов охраны, было изнурительно жарко. Фрэнк чувствовал, как пот катится по его шее, увлажняет и без того воняющую одежду. На верхней полке кровати вздыхал Радж, обмахиваясь обрывком старой газеты. Аарон сидел, невидящим глазом уставившись в противоположную стену.

Фрэнк и Радж успели обсудить нового сокамерника и пришли к неутешительному выводу, что с подобной внешностью и манерами ему тяжело придется в Сабаньенте.

— Аарон, а ты… Черт, забыл, что ты ничего не помнишь. Тебе сказали, за что упекли за решетку?

Парень отрицательно покачал головой и продолжил разглядывать стенку. Радж фыркнул, не понимая, почему он, собственно, старается помочь малолетнему снобу.

— Но я буду благодарен, если вы мне расскажете.

— Будет он благодарен, — проворчал индиец. — О тебе говорит вся тюрьма, да и все это гребанное продажное государство! Ты убил продажного министра здравоохранения и его помощника. Докторишку утопил в ванне с собственной кровью. Как говорил мой старик: не хило. Смотрю я на твое хиленькое телосложение, и меня грызут сомнения, что ты справился сразу с двумя.

— А помощника как убили? — спокойно поинтересовался Аарон.

— Ты как будто не удивлен, — донесся голос вездесущего Раджа. — А про него разные слухи ходят. Одни говорят, на куски порезал, другие клянутся, что сердце вырезал. Но я не следствие — подробностей не знаю.

Аарон жадно слушал, закрыв глаза.

— Вся страна жаждет твоего убийства, но мировые правозащитники не позволили отменить мораторий на смертную казнь.

— Зато весь мир считает тебя монстром, — подвел итог Фрэнк. — Не могу поверить, что такой слабак, как ты, смог сотворить подобное. Но ты уже труп, парень. Я уверен, что охране дали указания убить тебя.

— Точнее, они прикончат тебя руками кого-то из своры уголовников. Генри шепнул, что это произойдет на бойне.

— Что за бойня? — сглотнув, произнес Аарон. Его лицо стало белее мела.

— Бои арестантов — главное развлечение начальника тюрьмы. Кровавая бойня, после которой те, кто не участвовал, либо убирает трупы, либо оттирает пол от крови и остатков внутренностей. Откажешься — смерть, примешь участие — быстрая смерть.

— А если ты выиграешь все бои?

Радж и Фрэнк разом захохотали, они смотрели на растерянного Аарона и утирали слезы смеха.

— Наивный! Если тебе и удалось положить трех-четырех бедняг, которых начальник Шепард выберет наугад, а победить их в большинстве означает — убить, то головорезов-наемников невозможно осилить. За свою жесткость в боях они получают особые привилегии от Шепарда и не упустят их. А если вдруг случится, что ты одолеешь профессионального убийцу, то в дело вступит кто-то из охраны. Ты с пустыми руками, а он нет.

Поэтому мне искренне жаль тебя, парень. С каждой минутой моя уверенность, что на тебя повесили убийства, крепнет. Ты ведь не псих, если тебя отправили в тюрьму, а не к мозгоправам.

— Наслаждайся последними деньками, Аарон, — сонно произнес Радж. — У тебя всего два выхода: либо участвовать в турнире, где тебя заведомо изобьют до смерти, либо самому укоротить себе жизнь, выпросив у Аркаса лезвие. Выбор за тобой, малец.

Внизу раздался приказ дежурного охранника: «Гасите свет!»

Печально известная смертностью среди арестантов тюрьма Сабаньента погрузилась в удушающую раскаленную тьму. И не было покоя среди заключенных, знающих, что номер, вышитый на их тюремных робах, через пять дней может быть произнесен жирными от еды губами начальника тюрьмы. Сабаньента, словно живой и единый организм, замерла в предвкушении жесточайших боев и кровавых рек.

Несмотря на страх, въевшийся в кожу, подобно поту, пропитавшему его холщевую робу, Аарон заснул, как только погасла тусклая лампа на потолке его тюремной камеры.

Зло вибрировало в воздухе, разрывая завесу миров. Реальность распадалась на куски, обнажая потусторонние слои и опаляя человеческий мир своим дыханием. Лица людей на долю секунду скривились от душевной боли, а затем разгладились. Пока они живы — они слепы.

Но он видел. Сквозь мутную пелену боли, разрывавшую внутренности, он видел, как смещаются слои реальности, забирая новую жизнь. Он слышал. Предсмертный всхлип сорвался с обескровленных губ. Тихий, жалкий, испуганный. Он чувствовал. Еще один адепт бесплотного зла позволил себе решать, у кого отнять жизнь.

Кости деформировались, на руках росла густая черная шерсть. Он оглянулся по сторонам: исполнительница эротического танца (как представили ее гостям) привлекла всеобщее внимание. Согнувшись от боли, он побежал в туалет. Люди теснили его, пьяные голоса что-то кричали. Ничего не видя перед собой, он столкнулся с кем-то, поднял голову вверх и увидел человека с наполовину седой головой.