– Вызывайте.

Выйдя из магазина, Дарио вновь подошел к витрине магазина косметики и подмигнул девушке: – Жди меня завтра.

Он дошел до метро и повернул обратно. У кафе «Золотая вобла» изучил меню. Ему захотелось пообедать в русском ресторане. Цены устраивали.

Вернулся домой, довольный собой. – Вот так я и буду собирать материал для книги. Сюжет можно даже не придумывать, – и он сделал первую запись в ноутбуке.

На другой утро он подобрал себе рубашку поскромнее и достал старые джинсы, которые взял с собой для походов на дачу, в лес по грибы и на рыбалку. Все удовольствия, которые обещали друзья.

В назначенное время он уже подходил к магазину. Проходя мимо девушки в витрине, кивнул ей: – Привет, милая!

Вскоре подошла учительница вязания и показала ему основные действия. Дарио быстро усвоил урок и предложил директору начать немедленно.

Ему дали несколько подушек, и он удобно расположился на подоконнике, вытянув ноги и взяв в руки вязание.

– С Богом! – сказал директор, бабулька его перекрестила. Стеклянную раму изнутри магазина опустили. Дарио взглянул на улицу. Напротив была витрина магазина японской косметики. – Еще раз здравствуй, – улыбнулся он и приступил к вязанию, ожидая первого прохожего, который его заметит.

Прохожие разглядывали его, потом начинали рассматривать одежду, выставленную на витрине, заходили в магазин, что-то покупали. Удивлялись и хвалили директора, который придумал такой рекламный ход. Дарио иногда слышал их разговоры при покупке одежды. Запоминал диалоги. Каждый вечер записывал услышанное.

Роман продвигался необычайно быстро. Продажи росли, и директор попросил: не мог бы Дарио работать не два дня в неделю, а больше. Дарио согласился. Он вязал уже сложные узоры, ему это нравилось. Вычислил постоянных прохожих, жителей этого района. Они улыбались и приветствовали его, проходя мимо.

Дарио смотрел на витрину магазина японской косметики, на девушку-манекен. Приходя на работу, здоровался с ней. Вел беседы, придумывал всякие истории с ее участием. Придумал сюжет. Он – влюблённый в неё художник. Она – тайно влюблена в него.

Уходя вечером с работы, непременно подходил к витрине, любовался и каждый раз думал: художник её очень любит. А она? Любит ли она художника? У неё взгляд, который может быть только у влюблённой и очень счастливой. Ему казалось, что с каждым днем ее улыбка становится всё живее и участливее.

Наступал август. Прошло почти полгода. Роман был закончен. Дарио обещал директору поработать еще несколько дней.

Он остановился у витрины магазина косметики, грустно улыбаясь. Кончилось лето, написан роман. Правда, еще нет названия. Кончилась его жизнь за витриной. Жизнь за витриной… И тут Дарио осенило – «Жизнь за витриной» – вот как должен называться роман! Или «Человек за витриной»? Надо подумать в этом направлении – решил он. Но все равно, чего-то не хватает в романе. Какого-то заключительного аккорда, абзаца. – И что это за магазин? Я столько времени провел в мысленных беседах с манекеном, может, и с продавцами стоит поговорить?

Он вошел в магазин и сразу увидел девушку, как две капли воды похожую на девушку из витрины. Девушка улыбнулась ему со словами: – Здравствуйте! Чем могу помочь?

– Здравствуйте, – ответил Дарио. – А Вы знаете, что похожи на девушку в витрине магазина? Вам никто не говорил?

– Не говорил, – ответила девушка, – но знаю, что похожа, потому что художник – дизайнер нашей фирмы в Токио – нарисовал мой портрет. Он всегда меня рисует при получении заказа на оформление витрин. Он говорит, что мое имя приносит удачу в торговле косметической продукцией. Он такой шутник, – засмеялась она.

– А как Вас зовут?

– Кацуми, что на японском означает «Победа красоты».

– А меня зовут Дарио, – быстро ответил Дарио, – что на итальянском означает «Обладающий многим».

– Я знаю всех, кто ходит по этой улице, – загадочно улыбнулся Дарио, – а Вас не видел ни разу. Только Ваше изображение в витрине.

– А я только сегодня вышла на работу. Работаю в Токио, в головном офисе. В Москву приехала в командировку на неделю. Мне надо понять, почему упали продажи в наших магазинах в Москве. В офисе я одна знаю русский язык.

– Как хорошо, что мы оба знаем русский! Японский я бы не выучил и с Вами не заговорил бы. У меня тоже заканчивается время пребывания в Москве, – продолжал Дарио. – Я через неделю возвращаюсь в Рим. Хотите, я Вам за неделю покажу Москву, расскажу всё про эту улицу?

– Очень хочу! – радостно воскликнула Кацуми.

Дарио зашел за ней к концу рабочего дня.

– Куда мы пойдем? В японский ресторан «Две палочки» или в итальянское кафе «Лаваца»?

– Туда, где русская кухня.

– Тогда нам в «Лавку братьев Караваевых», – предложил Дарио, и они отправились ужинать.

Они говорили обо всем. Такой открытости Дарио не ожидал ни от себя, ни, тем более от неё, первый раз встретившейся с незнакомцем.

– У меня такое чувство, что мы давно знакомы, – вдруг сказала Кацуми, – я так не говорю даже со своим женихом!

– А у Вас есть жених? Кто он? – Дарио не смог скрыть своего огорчения.

– Он художник. Выполняет заказы для нашей фирмы по оформлению витрин в магазинах по всему миру. Он всегда рисует меня. Говорит, что прохожие любуются мной и покупают товары. А моя подруга, она преподает живопись в Токийской школе искусств, говорит, что в исламе запрещено изображать живых существ и рисовать портреты. Она говорит, что любой художник, а талантливый в особенности, когда рисует портрет, часть души человека переносит на портрет.

– А Вы его любите? – серьезно спросил Дарио и напряженно ждал ответа.

Кацуми смотрела в окно, потом взглянула ему в лицо и сказала:

– Теперь не знаю. Что-то изменилось, как будто моя душа улетела, и я не могу на него смотреть. Я поэтому и согласилась на поездку в Москву, чтобы во всем разобраться. И мне здесь так хорошо! – неожиданно закончила она.

Они молча глядели друг на друга. Молчание прервал официант: – Мы закрываемся.

Дарио рассчитался. Они, взявшись за руки, вышли. Вечерняя Покровка встретила их огнями фонарей.

– Ты выйдешь за меня замуж? – спросил Дарио.

– Да, – ответила Кацуми.

Они обнялись и пошли в сторону Лялиного переулка.

Бабушка сидела на самом солнцепеке и сучила шерсть. Редкий порыв ветра иногда уносил кусочек шерсти, и тогда она просила: «Омарушка, ягненочек мой, догони!» И Омар бежал и бежал за белым клочком, пока тот не зацепится за редкую колючку, ОН возвращался вприпрыжку, оседлав палку, покрикивая: «Чо! Чо!»

Но чаще всего бабушка сидела, перебирая четки, беззвучно шевеля губами.

– Что ты шепчешь, бабушка? – спрашивал Омар.

– Я благодарю Аллаха, который дал жизнь моему отцу и моей матери, мне и моему сыну, и сыну моего сына – не переставая перебирать четки, отвечала бабушка.

– А мне? – обиженно спрашивал Омар.

– Глупенький, ты и есть сын моего сына. А ещё я прошу Аллаха, чтобы он дал жизнь твоему сыну.

– А ты не можешь попросить его, чтобы он дал мне жеребёнка? – не отступал Омар.

– О таких мелочах Аллаха не просят, – терпеливо объясняла бабушка, – иди, иди, играй, пока солнце не село!

Любимой игрой его было дожидаться, когда ветер, поднимая клубы пыли, несся, как огромное веретено, по степи. Омар ловил миг и, стараясь попасть в центр смерча, бежал, угадывая направление ветра.

Бабушка кричала: «Постой! Постой! Шайтан унесет тебя на небо!»…

Видение было таким ярким, что Омар приподнялся. Ветра не было, горизонт был чист. Огромная чаша небосклона опрокинулась над ним. Куда ни глянь – везде бескрайни пески, упирающиеся в неровную черту горизонта.

Омар шел уже вторые сутки. Колодца не было. Неужели все так изменилось за эти годы?! Он уехал отсюда давно и ни разу не приезжал. Не приехал и на похороны бабушки. Говорят, она до последнего ждала его, не велела опускать полога юрты.