Малфой чуть приподнял голову, и они столкнулись взглядами. Гарри тут же уткнулся в книгу, с преувеличенным интересом перечитывая все ту же строчку, что и несколько минут назад.

Драко сделал вид, что не заметил этого пристального рассматривания, и все же сосредоточился на чтении. Прошло несколько долгих минут, и он пододвинул к себе пергамент. Открыл чернила, взял перо, медленно обмакнул заостренный кончик в краску и стал выводить на бумаге идеальным почерком стройные ряды букв. Неизвестно откуда взявшееся вдохновение позволило написать пару умных строк будущего сочинения, но запал тут же иссяк, и Драко уставился в написанное невидящим взглядом. Он задумчиво повел кончиком пера по губам, откинул лезущую в глаза челку, погладил страницу книги пальцами и вдруг понял — ему комфортно в обществе Поттера. Драко не чувствовал неловкости или раздражения, хотя наверняка должен был.

Гарри тяжело вздохнул и мысленно отвесил себе оплеуху, заставляя самого себя вернуться в мир учебников и пустых пергаментов, на которых само собой ничего не появится, в каком бы волшебном мире они ни жили. Он даже занес перо над пергаментом и, не сдержавшись, вновь покосился на Малфоя — тот уже писал что-то. Гарри сравнил его ровный почерк со своими каракулями. Сравнение опять было не в его пользу. Пока он изучал почерк Малфоя, а заодно и его самого, большая чернильная капля сорвалась и расплылась кляксой на бумаге.

Ничего больше не шло в голову, и Драко, тяжело вздохнув, отложил перо. Он снова посмотрел на Поттера, будто вспомнив о его присутствии, и заметил, что на пергаменте у того красовалась большая клякса. Драко неосознанно потянулся к палочке и повторил недавно произносимое заклинание, убирая с бумаги чернила. Правда, повторил с тем же сомнительным успехом, что и раньше — с поттеровского пергамента исчезла не только клякса, но и строчки, которые должны были в скором времени превратиться в полноценное эссе.

— Э, — ошарашенно протянул Гарри, — спасибо, Малфой. Только, кажется, ты снова перестарался.

Пару мгновений они смотрели на чистый лист пергамента, а потом переглянулись. И тут их прорвало: смех грянул настолько неожиданно, что некоторые студенты, находящиеся в библиотеке, вздрогнули.

Гарри безуспешно пытался успокоиться, но каждый раз, когда он переводил взгляд на Малфоя, не мог сдержать смех. И совсем не потому, что тот был особо смешным или нелепым сейчас. Скорее наоборот.

— Молодые люди, — грозно окликнула их подошедшая мадам Пинс, — в библиотеке должна сохраняться тишина.

Они тут же закивали, и, смерив их еще раз предупреждающим взглядом, библиотекарь удалилась ловить нарушителей где-то еще.

Гарри, все еще улыбаясь, перевел взгляда на Малфоя. Под его пристальным взглядом тот вдруг нахмурился и спросил:

— Что ты все смотришь на меня, Поттер? — протянул он, возвращая на лицо былое выражение.

— Просто так. Засмотрелся, — брякнул Гарри и, как всегда с опозданием, прокрутив в голове последнее слово, с трудом подавил желание стукнуться головой об стол.

— Нравится? — усмехнулся Малфой.

Гарри мысленно наслал на себя все известные ему проклятия, а их он в силу своей неспокойной жизни знал достаточно.

— Ты и сам знаешь, Малфой. Вот только записывать меня в легион своих фанатов не торопись, — Гарри поспешно соскочил с места, сгреб свои вещи в сумку и пулей вылетел из библиотеки. Во всяком случае, он ответил в гриффиндорском духе — максимально честно.

Когда Драко отмер, Поттера уже и след простыл, только стопка взятых им учебников продолжала лежать на столе. Он еще посидел немного, решив дописать эссе, и, когда закончил, взял книгу по УЗМС, которой Поттер так милостиво с ним поделился.

“Нужно отдать будет, — подумал Драко уже у входа в гостиную факультета. — И сказать спасибо”.

*

Хотя многие могли назвать вечер этого дня «ничем не примечательным», Оливер намеревался запомнить все ровно до секунды. Он предполагал, что у них с Маркусом сейчас тот самый период, когда необходимо много романтики для того, чтобы восстановиться после ударной дозы ненависти и обид. При мысли об этом Оливер улыбнулся. Их отношения даже до этого были одновременно и замечательными, и странными. Маркус не требовал от него быть рассудительным и умным. Быть надежным и заслуживать доверия. Быть скучным и унылым. Маркус вообще ничего не требовал. Оливер в свою очередь не возмущался, когда Флинт называл его “поленом”, потому что тут же выпаливал в ответ что-то вроде “тролля”. Идиллия, черт возьми. Сейчас же, как он ощущал, на первый план в их отношениях вышло трепетное, какое-то очень уж осторожное отношение друг к другу. И этим Оливер тоже собирался наслаждаться. На улице уже немного стемнело. Тот самый случай, когда до ночи еще далеко, а солнце уже прячется, и вечер выглядит каким-то пасмурным и серым. Оливер подошел к квиддичному полю. Он надеялся, что Флинт уже там, и оказался прав.

Маркус сидел на одной из трибун и курил, от нетерпения покусывая фильтр сигареты. После примирения возле класса Трансфигурации они с Оливером договорились встретиться вечером здесь, но почему-то бессознательные опасения, что тот может не прийти, Маркуса не оставляли. Он настолько устал за эту неделю тотального игнорирования и своих безуспешных попыток помириться, что сейчас уже даже не верил, что это все-таки получилось сделать. Когда на другом конце поля показалась знакомая фигура, Маркус выдохнул. Вуд пришел. Значит, можно расслабиться.

Заметив его, Оливер прибавил шаг.

— Привет, — прежде чем наклониться за своим законным поцелуем с привкусом дыма, Оливер оглянулся, чтобы убедиться, что никого поблизости нет.

— Чего ты крутишь башкой? — усмехнулся Маркус, когда Оливер отстранился. — Мы же решили не прятаться, — Вуд продолжал нависать над ним, неудобно согнувшись, и Маркус, подхватив его под колени и потянув на себя, усадил “верхом”. Он сцепил руки в замок у Оливера за спиной и уткнулся носом в его шею. — Ты круто пахнешь, — сказал вдруг он.

— Эм, правда? — Оливер попытался принюхаться. — Это новый гель для душа, — наконец уверенно сказал он.

Маркус нахмурился и тоже принюхался.

— Хуй знает. Мне кажется, ты всегда так пахнешь, — он пожал плечами и лизнул кожу на шее Оливера. — Возбуждает, просто пиздец как.

— А-а-а, — Оливер довольно прикрыл глаза и подставил шею, чтобы Маркусу было удобней, — а мы же летать собирались, да? — он прижал ладонь к животу Маркуса, широко разведя пальцы, и откинулся назад. Оливер и сам не знал, к чему был этот его жест. Попытка остановить, чтобы напомнить об их планах, или просто желание почувствовать жар чужого тела при упоминании о возбуждении. Так или иначе, руку ниже он не сдвигал. Маркус застыл в неестественной для себя неподвижности, позволяя Оливеру просто прикасаться к себе. Единственное, что в этот момент двигалось — приподнимающийся и опускающийся от ровного дыхания живот Флинта под ладонью Оливера.

— Собирались, да, — согласился Маркус после короткой паузы и поймал себя на почти крамольной мысли — летать сейчас хотелось куда меньше, чем продолжить эти неспешные ласки. Он наклонился и втянул в рот кожу на шее Оливера под самым ухом, а потом добрался и до него, обрисовал кончиком языка ушную раковину, чуть болезненно прикусил мочку, тут же втягивая ее в рот. — Мне нужна мотивация. Потому что, блять, думать о чем-то, кроме как о том, чтобы засадить тебе прямо сейчас, я не могу. Есть предложения?

— Ну, — Оливер поерзал и с силой вцепился пальцами в плечи Маркуса, удерживая шаткое равновесие, — как вариант я могу подарить тебе коллекционное издание “Квиддич сквозь века” с автографом Кенсона. Помнится, в образе Гермионы ты очень уж им восхищался, — Оливер фыркнул и, выдержав эффектную паузу, добавил: — Либо поделюсь с тобой кое-какой эротической фантазией. Нечто из разряда “мокрых снов”.

Руки Маркуса во время этой неспешной речи скользнули вниз по бокам Оливера, пока не оказались на его талии. Задрав куртку, он пальцами сжал рубашку и вытащил ее из-под пояса брюк, чтобы положить горячие ладони на обнаженную поясницу.