Создавалось впечатление, что мистер Лаутер, хоть и родился в этом доме, никогда не чувствовал себя в нем как дома. Прежде чем к чему-нибудь прикоснуться или открыть шкаф, он всегда вопросительно смотрел на мисс Броди, как будто ему не разрешалось здесь ничего трогать без спросу. Девочки решили, что умершая за четыре года до того мать мистера Лаутера всю жизнь держала его в ежовых рукавицах и поэтому он так и не смог почувствовать себя в доме хозяином.

Он молча с благодарностью взирал на мисс Броди, развлекавшую очередных двух приглашенных девочек, — это было, когда она уже приступила к осуществлению плана откармливания мистера Лаутера. План принял такие гигантские масштабы, что ее маниакальная страсть к закупке продуктов не сходила с языка мисс Эллен и мисс Элисон Керр, а также преподавателей младшей школы. Однажды, во время очередного визита, Сэнди и Дженни наблюдали, как она только к пятичасовому чаю подала мистеру Лаутеру восхитительный салат из лобстера, несколько сандвичей с печеночным паштетом и пирог, за которым последовала огромная пиала каши со сливками. Все было сервировано на отдельном, предназначенном лишь для него подносе, чтобы было видно, что он — на особой диете. Сэнди, затаив дыхание, наблюдала: сможет ли мистер Лаутер одолеть кашу после всего остального. Но тот с безропотной покорностью поглощал блюдо за блюдом, пока мисс Броди расспрашивала девочек:

— Что вы сейчас проходите по рисованию?

— Готовимся к конкурсу на лучший плакат.

— Мистер Ллойд, он… в добром здравии?

— О да! С ним так интересно. Две недели назад он показывал нам свою мастерскую.

— Какую мастерскую, где? У него дома? — спросила мисс Броди, хотя прекрасно знала, где находится мастерская.

— Да, это огромная длинная мансарда, она…

— Вы видели его жену, какая она? Что она говорила, угощала ли вас чаем? А какие у него дети? Что вы там делали?..

Она даже не пыталась скрывать от жующего хозяина острый интерес к учителю рисования. Мистер Лаутер продолжал есть, но взгляд у него делался скорбным. Сэнди и Дженни знали, что ответов на те же вопросы она требовала от Мэри Макгрегор и Юнис Гардинер на предыдущей неделе и от Роуз Стэнли и Моники Дуглас неделей раньше. Но мисс Броди не надоедало слушать разные версии одного и того же рассказа, если он касался Тедди Ллойда, и теперь, когда у мистера Ллойда — в его большом и обшарпанном, теплом и чуждом условностям доме на севере Эдинбурга — побывали Сэнди и Дженни, мисс Броди пребывала в большом возбуждении от самого факта общения с девочками, которые недавно дышали одним воздухом с Ллойдом.

— Сколько у него детей? — спрашивала она, держа на весу чайник.

— Пять, кажется, — ответила Сэнди.

— Думаю, шесть, — уточнила Дженни, — если считать младенца.

— Там полно детей, — отмахнулась Сэнди.

— Ну конечно, они же католики, — объяснила мисс Броди, обращаясь к мистеру Лаутеру.

— Там же был еще самый маленький, — не унималась Дженни, — ты забыла посчитать малыша. Вместе с ним — шесть.

Мисс Броди разлила чай по чашкам и бросила взгляд на тарелку Гордона Лаутера.

— Гордон, — сказала она, — а пирог?

Он покачал головой и мягко, словно успокаивая ее, ответил:

— О нет, нет.

— Да, Гордон! Он очень полезный. — И она заставила его съесть честерский пирог, перейдя на чуточку более эдинбургский тон, чем обычно, словно хотела тем самым возместить ему отсутствие любви, безраздельно отданной Тедди Ллойду.

— Вам необходимо поправиться, Гордон, — настаивала она. — Вы должны набрать два стоуна до моего отъезда в отпуск.

Он улыбнулся всем по очереди и, опустив голову, заработал челюстями. Мисс Броди между тем продолжала:

— А миссис Ллойд? Можно ли сказать о ней, что она — женщина в расцвете лет?

— Наверное, еще нет, — усомнилась Сэнди.

— Вероятно, период расцвета миссис Ллойд уже миновал, — высказала предположение Дженни. — У нее распущенные волосы до самых плеч, поэтому трудно сказать. Из-за них она выглядит молодо, хотя на самом деле это может быть и не так.

— На самом деле она выглядит так, будто никакого расцвета у нее и не будет, — уточнила Сэнди.

— Слово «будто» в этом предложении излишне. Как зовут миссис Ллойд?

— Дидра, — ответила Дженни. Мисс Броди задумалась, словно это имя было для нее внове, хотя в последний раз она, так же как и мистер Лаутер, слышала его всего за неделю до того от Мэри и Юнис, а еще неделей раньше — от Роуз и Моники. За окном на деревья мистера Лаутера начал моросить дождь.

— Кельтское имя, — произнесла мисс Броди.

Сэнди слонялась возле кухонной двери, ожидая, когда выйдет мисс Броди, чтобы вместе отправиться на прогулку у моря. Мисс Броди колдовала над гигантским свиным окороком, прежде чем засунуть его в столь же гигантскую кастрюлю. Теперешние вылазки мисс Броди в сферу кулинарии ничуть не снижали ее прежнего величия, ибо все, что она стряпала для мистера Лаутера, казалось грандиозным, был ли то семейных размеров пудинг, которого ему хватало на всю неделю, говяжья или баранья лопатка или огромный цельный лосось с сердитым глазом.

— Я должна приготовить это мистеру Лаутеру на ужин, — объяснила она Сэнди, — и проследить, чтобы он все съел до моего отъезда домой.

Она всегда старалась поддерживать в девочках уверенность в том, что на ночь уезжает домой и оставляет мистера Лаутера одного в его огромном доме. Пока у девочек не было оснований считать по-другому, да и впоследствии таких оснований не появилось. Немного позже мисс Скелетон привела к директрисе мисс Эллен Керр, чтобы та лично подтвердила, что нашла ночную сорочку мисс Броди под подушкой на двуспальной кровати мистера Лаутера. Она обнаружила ее аккуратно сложенной под дальней подушкой, у стены, когда меняла постельное белье.

Мисс Макей, женщина проницательная, чуявшая, что добыча близка, однако понимавшая, что она еще вне пределов ее досягаемости, потребовала ответа:

— Почему вы уверены, что ночная сорочка принадлежит мисс Броди? — Она стояла, положив руку на спинку кресла и подавшись вперед — вся внимание.

— Каждый имеет право делать собственные выводы, — вставила мисс Скелетон.

— Я обращаюсь к мисс Эллен.

— Да, каждый имеет право делать собственные выводы, — робко повторила мисс Эллен, и ее туго обтянутые кожей в красных прожилках щеки вспыхнули. — Она была крепдешиновая.

— Это не доказательство, — возразила мисс Макей, усаживаясь за стол. — Идите и возвращайтесь, когда у вас появятся убедительные доказательства. Что вы сделали с сорочкой? Вы предъявили ее мисс Броди?

— О нет, мисс Макей, — ответила мисс Эллен.

— Надо было предъявить, сказать: «Мисс Броди, можно вас на минутку? Как вы можете объяснить вот это?» Вот что вам следовало сделать. Сорочка все еще там?

— О нет, она исчезла.

— Какое бесстыдство, — не выдержала мисс Скелетон.

Все это пересказала Сэнди сама директриса позднее, когда, с отвращением глядя на нее маленькими глазками и пытаясь уклониться от ответа на прямой вопрос, заданный этой женщиной с грубым лицом, Сэнди по разным другим соображениям ощутила потребность предать мисс Броди.

— Но прежде чем отбыть сегодня вечером домой, я должна позаботиться о еде для своего дорогого друга, — говорила мисс Броди тогда, летом тысяча девятьсот тридцать третьего года, прислонившейся к кухонной двери Сэнди, которая переминалась с ноги на ногу — ей не терпелось побегать у моря. Дженни тоже пришла, и они вместе стали поджидать мисс Броди, глядя на необозримый кухонный стол, заваленный купленной утром провизией. А в столовой, на обеденном столе, стояли гигантские вазы с фруктами и громоздившимися поверх них коробочками фиников, словно то было Рождество и кухня принадлежала готовившемуся к празднику отелю.

— А у мистера Лаутера от всего этого не случится запора? — спросила Сэнди.

— Нет, если он будет есть побольше овощей, — ответила Дженни.

Пока они ждали, когда мисс Броди с присущим ей героизмом закончит сдабривать приправами огромный окорок, из библиотеки донеслась протяжная песнь, которую исполнял мистер Лаутер — весьма скорбным голосом, аккомпанируя себе на рояле: