Оглянувшись, Сэнди увидела, как Джойс Эмили повернула обратно и, сделав несколько шагов, резво запрыгала, длинноногая и какая-то неуемная для своего возраста, а клан Броди удалился предаться собственной тайной жизни, как это бывало шесть лет назад, в их детстве.

«Я делаю своих учениц не по годам мудрыми, — говорила им, бывало, мисс Броди, — и все они становятся crème de la crème»[4].

Следуя в фарватере мисс Броди, Сэнди взглянула маленькими глазками-щелочками на ярко-красный нос Моники и припомнила это высказывание.

— Девочки, я хочу, чтобы завтра вы пришли ко мне на ужин, — объявила мисс Броди. — Не занимайте завтрашний вечер.

— Драматический кружок… — промямлила Дженни.

— Предупреди, что не сможешь быть, — распорядилась мисс Броди. — Мне нужно посоветоваться с вами относительно зреющего нового заговора с целью заставить меня уйти. Излишне говорить, что я никуда не уйду. — Несмотря на звучавшую в ее словах непримиримость, говорила она, как всегда, спокойно.

Мисс Броди никогда не обсуждала своих дел с коллегами — только с теми бывшими ученицами, которых сама воспитала и которым она доверяла. Заговоры по выдворению ее из «Блейн» случались и прежде, но все проваливались.

— Мне снова предложили поискать работу в одной из этих новомодных передовых школ, где мои методы якобы будут более уместны, чем в «Блейн». Но я не стану работать ни в какой такой вывихнутой школе с претензиями. Я останусь на этой фабрике образования. Здесь нужны крепкие дрожжи. Дайте мне любую восприимчивую податливую девочку годами помладше — и она моя на всю жизнь.

Девочки клана Броди заулыбались — каждая в меру своего разумения.

Карие очи мисс Броди сверкнули многозначительным аккомпанементом спокойному голосу. В солнечном свете, со строгим римским профилем, она выглядела женщиной всемогущей. Ее клан ни минуты не сомневался: победа останется за ней. С таким же успехом можно было вообразить, что работу в новомодной школе стал бы искать Юлий Цезарь. Она никогда не подаст в отставку. Если школьная администрация хочет избавиться от мисс Броди, ей придется ее убить.

— Кто входит в шайку на этот раз? — спросила сексапильная Роуз.

— Тех, кто мне противостоит, мы поименно обсудим завтра, — ответила мисс Броди. — Но не волнуйтесь, у них все равно ничего не выйдет.

— Разумеется, — подхватили все хором. — Разумеется, не выйдет.

— Во всяком случае, пока я в расцвете лет, — добавила мисс Броди. — А расцвет я переживаю именно сейчас. Очень важно угадать пору своего расцвета, никогда об этом не забывайте. А вот и мой трамвай. Даю голову на отсечение, места мне никто не уступит. Это вам тысяча девятьсот тридцать шестой год. Времена рыцарей миновали.

Шестью годами раньше мисс Броди привела свой новый класс в сад, чтобы провести урок истории под раскидистым вязом. Идя по школьному коридору, они поравнялись с директорским кабинетом. Дверь туда была распахнута, в кабинете никого не было.

— Девочки, — призвала мисс Броди, — подойдите и взгляните на это.

Когда все столпились у открытой двери, она указала на большой плакат, прикрепленный кнопками к дальней стене. На нем крупным планом было изображено мужское лицо. Подпись внизу гласила: «Безопасность прежде всего».

— Это Стэнли Болдуин, он пролез в премьер-министры, но пробыл им всего ничего, — объяснила мисс Броди. — Однако мисс Макей не сняла его со стены, ибо верит в девиз «Безопасность прежде всего». Но безопасность вовсе не прежде всего. Прежде всего Доброта, Истина и Красота. Следуйте за мной.

Для девочек то был первый намек на разногласия между мисс Броди и учительским коллективом. Да что там, некоторые из них тогда вообще впервые осознали, что люди, спаянные в монолитный образ авторитета взрослых, могут чем-то отличаться друг от друга. Отложив это у себя в голове и испытывая пьянящее чувство причастности к скандалу, душок которого смутно ощущался, но им лично ничем не грозил, они устремились за опасной мисс Броди в безмятежную тень вяза.

В ту солнечную осень, когда позволяла погода, мисс Броди рассаживала девочек на трех скамейках, окружавших вяз, и там проводила уроки.

— Возьмите учебники, — часто говорила она им той осенью, — и держите их перед собой на тот случай, если появится какой-нибудь незваный гость. Если он явится, мы занимаемся историей… читаем стихи… изучаем английскую грамматику.

Маленькие девочки держали учебники перед глазами, но смотрели не в них, а на мисс Броди.

— Тем временем я расскажу, как провела летние каникулы в Египте… Я расскажу вам, как ухаживать за кожей и за руками… о французе, я познакомилась с ним в поезде, когда ехала в Биарриц… и непременно — об итальянской живописи, я любовалась ею в музеях. Кто есть величайший итальянский художник?

— Леонардо да Винчи, мисс Броди.

— Ответ неправильный. Правильный ответ — Джотто, это мой любимый художник.

Бывали дни, когда Сэнди казалось, что грудь у мисс Броди плоская, совсем без выпуклостей, прямая, как ее спина. В другие дни ее грудь обретала положенную ей и притом весьма пышную форму, становилась очень заметной, так что Сэнди было на что посмотреть крохотными глазками, пока мисс Броди, проводя урок в классе, что-нибудь рассказывала, стоя у окна с прямой спиной и высоко поднятой темноволосой головой — ни дать ни взять Жанна д’Арк.

— Я не раз говорила вам, и только что закончившиеся каникулы снова убедили меня в этом, что пора моего расцвета началась. Расцвет — период трудноуловимый. Вы, девочки, когда вырастете, должны постоянно быть начеку, чтобы не пропустить пору своего расцвета, когда бы она ни наступила в вашей жизни. И уж тогда прожить ее на пределе возможностей. Мэри, что там у тебя под столом, что ты там разглядываешь?

Мэри тупо сидела, как и сидела, она была слишком глупа, чтобы что-то придумать. Она была слишком глупа, даже чтобы соврать; она не знала, как выкрутиться.

— Это комик, мисс Броди, — выдавила она наконец.

— Ты хочешь сказать, комедийный актер, паяц?

Все прыснули со смеху.

— Смешной журнал, — объяснила Мэри.

— Смешной журнал? О господи! Сколько тебе лет, Мэри?

— Десять, мэм.

— В твоем возрасте уже не увлекаются «смешными журналами». Дай его сюда.

Мисс Броди взглянула на цветные картинки.

— «Тигренок Тим», ясно. — И она отправила книжонку в мусорную корзину. Потом, заметив, что все взоры устремлены на «Тигренка», вынула ее, разорвала на мелкие кусочки — без надежды на восстановление — и снова швырнула в корзину.

— Слушайте меня внимательно, девочки. Пора расцвета — это момент, ради которого человек является на свет. Сейчас, когда для меня наступила пора расцвета… Сэнди, где ты витаешь? О чем я только что говорила?

— О поре вашего расцвета, мисс Броди.

— Если кто-нибудь сюда пожалует, — сказала мисс Броди, — помните: у нас урок английской грамматики. А я пока немного расскажу вам о своей жизни, о том времени, когда я была моложе, чем теперь, хотя и на шесть лет старше того мужчины.

Она прислонилась спиной к вязу. Стоял один из тех последних осенних дней, когда листья легкими стайками облетают с деревьев. Они падали на детей, а те радовались тому, что можно на законном основании двигаться, ерзать, стряхивая их с волос и колен.

— «Пора плодоношенья и дождей…»[5] Я была помолвлена с молодым человеком в начале войны, но он пал во Фландрском сражении, — начала мисс Броди. — Сэнди, ты что, собираешься устраивать стирку?

— Нет, мисс Броди.

— Тогда зачем закатала рукава? Мне не нужны девочки, которые закатывают рукава на блузке, какая бы распрекрасная ни стояла погода. Немедленно отверни их, мы же воспитанные люди. Он погиб за неделю до объявления Перемирия. Упал, как осенний листок, а было ему всего двадцать два года. Когда, вернемся в класс, найдем на карте Фландрию и то место, где полег мой возлюбленный, когда вас еще на свете не было. Он был крестьянином из Эршира, бедным, но трудолюбивым и очень способным к наукам. Когда он просил меня выйти за него замуж, он сказал: «Будем пить воду и ходить не спеша». В тех краях, где Хью родился, так говорят, когда хотят сказать: мы будем жить скромно. Пить воду и ходить не спеша. Что означает эта поговорка, Роуз?