Он ошибся…

И сына у него никогда не было и уже не будет… Терез — верная подруга. Шестерых дочерей она родила ему. Но сына не дал Господь…

Майор Саад Хадад умирал. На белизне подушки резко выделялась желтизна его воскового лица. Высохшая, подобная пергаменту кожа обострила скулы, делая лицо похожим на череп. Боль вдруг утихла, и ему стало хорошо.

Невысокая черноволосая женщина с выцветшим лицом вошла в комнату и тихо сказала: — Рафуль. Рафаэль Эйтан в голубой расстегнутой рубашке и в солдатских ботинках уже стоял у ложа умирающего. Он, пышущий крестьянским здоровьем, чувствовал себя неловко в обители смерти.

Хадад открыл глаза, постепенно принявшие осмысленное выражение. Губы его зашевелились. Рафуль нагнулся и с трудом расслышал шепот:

— Генерал… неужели… все… было напрасно?

— Будь спокоен, старый товарищ, — сказал Рафуль, не пытаясь скрыть волнения. — Все, что ты сделал, останется.

Его называли шерифом Южного Ливана. Разве не похож на легендарный Дикий Запад ливанский юг? «Ковбои» на джипах, разбитые дороги, пятнадцатилетние мальчишки с автоматами, опасности, подстерегающие за каждым поворотом, и вместе с тем непонятная экономическая стабильность. В Южном Ливане всего в достатке. Газеты, сигареты, арак, швейцарский сыр и датское масло поступают из Бейрута. Ландскнехты Хадада, отвоевав свою смену, отправляются развлекаться в Хайфу или в Тверию. Здесь не дорожат человеческой жизнью. Здесь живут прекрасными мгновениями. Денег хватает. Израиль хорошо оплачивает «варваров», охраняющих его северную границу.

И разве не был похож на шерифа этот майор, никогда не снимавший мундира, простой и надежный парень, на которого можно положиться, как на героя вестерна? Он держал в узде свою пеструю вольницу. Его ненавидели и боялись террористы.

Созданные Хададом христианские анклавы, подобно скале, возвышались в водовороте хаоса и анархии, захлестнувшем Ливан.

Хадад никогда не кричал на своих людей. Приказы отдавал тихим, спокойным голосом. Но они всегда выполнялись.

Было в нем что-то от племенного вождя, от человека, рожденного повелевать. Он был упрям, этот патриот уже не существующего отечества. Не случайно именно он сумел подчинить Южный Ливан своему контролю, превратить его в израильского союзника. В октябре 1976 года в Южном Ливане хватало офицеров, стремящихся стать местными удельными князьками. У Хадада были соперники. Все они исчезли, не выдержав нервного напряжения. Хадад остался. Достаточно вспомнить Сами Шадиака, имевшего то же воинское звание, что и Хадад. Шадиак командовал христианскими анклавами в западной части Южного Ливана в то время, когда власть Хадада еще ограничивалась его родной деревней Мардж-Аюн.

Сегодня Шадиак с женой-еврейкой беззаботно живет в Канаде и видит Южный Ливан разве что в кошмарных снах. Разница между двумя майорами сразу бросалась в глаза.

Хадад держал свою семью в Мардж-Аюне, где она не раз спасалась в бомбоубежище от артиллерийских обстрелов.

Шадиак предпочитал жить в Нагарии, в роскошной квартире, предоставленной ему израильским военным командованием.

Хадад был прост в обращении со своими людьми, знал их нужды, помогал им.

Шадиак держал дистанцию и относился к своим солдатам, как к пушечному мясу.

Когда начинался бой, Хадад всегда был на месте.

Шадиака приходилось искать.

Однажды бойцы Шадиака взбунтовались и чуть было не учинили самосуд над своим командиром.

Такого никогда не случалось с Хададом.

Никто не провожал Шадиака, когда он улетал в Канаду.

Сотни жителей Южного Ливана навестили в хайфской больнице «Рамбам» смертельно больного Хадада.

Шадиака презирали.

Хадада любили.

Многие считали Хадада израильской марионеткой. В действительности он никогда ею не был. Хадад создал себя сам. Конечно, для того, чтобы существовать, ему необходим был Израиль. Но и Израиль нуждался в Хададе.

Без израильской артиллерии, авиации, танков, боеприпасов, инструкторов и денег христианские анклавы были бы смяты. Но тогда Израилю пришлось бы оккупировать весь Южный Ливан и держать в нем крупные силы. Хадад и его люди, своими телами прикрывшие Южный Ливан от террористов, избавили Израиль от многих хлопот.

Конечно, Хадад понимал, что он и Израиль — не равноправные партнеры. Но майор знал, что он все же партнер, а не предатель, перешедший на сторону сильного врага. За свой идеал, за свободный Ливан сражался Хадад единственными доступными ему средствами.

Рафаэль Эйтан, первым оценивший Хадада по достоинству, как-то сказал: «Если бы этот майор был израильтянином, я без колебаний назначил бы его командиром полка». Это высший комплимент, какой только мог получить Хадад от скупого на похвалы начальника израильского генерального штаба.

Много суббот провел Хадад в гостях у Эйтана в Тель-Адашим. Медлительные, спокойные, по-крестьянски обстоятельные, ливанский майор и израильский генерал понимали друг друга с полуслова.

Они стали не только союзниками, но и друзьями. Хадад боготворил Рафуля. Считал, что никто не сравнится в доблести и мужестве с израильским главнокомандующим. И, главное, знал, что Рафуль не принесет его в жертву постоянно меняющимся политическим обстоятельствам.

Военная карьера Хадада вела его до 1976 года прямо к пенсии. Как многие христиане-марониты, Хадад стал профессиональным военным. Окончил трехгодичное военное училище в Бейруте. Получил звание лейтенанта. Командовал ротой. Был послан на курсы во Францию, а через год — в американскую военную академию Форт-Нокс.

Вернувшись на родину, был повышен в чине и занимал командные должности в первом стрелковом полку ливанской армии. Хадад считал, что Ливан должен остаться плюралистическим государством и что армия, состоящая из христиан, мусульман и друзов, обязана руководствоваться не этническими, а общеливанскими интересами.

Первый полк был дислоцирован в Южном Ливане. Его штаб размещался в Мардж-Аюне, родной деревне Хадада. Здесь он вырос. Здесь женился. Одна за другой родились здесь шестеро его дочерей.

Хадад тянул обычную лямку старого служаки. Ничто не предвещало бури.

В 1968 году начались столкновения первого полка с палестинскими террористами. Отряды Фатха осуществляли рейды против Израиля с ливанской территории. Ответные израильские удары далеко не всегда карали только виновных. Страдало мирное население. Под давлением общественности ливанское правительство приказало первому полку блокировать вылазки террористов. Хадад, бывший тогда начальником оперативного отдела полкового штаба, взялся за выполнение этой задачи.

В августе 1968 года Хадад руководил военной операцией против отряда Фатха и был ранен. Но террористы были уничтожены все до единого. Командир полка, пожилой уже подполковник, сказал ему, пряча глаза: «Слишком усердствуете, майор».

Вскоре Хадад понял горькую истину: ливанское правительство готово противодействовать террористам лишь на словах.

В июле 1972 года израильский бронетанковый батальон утюгом прошелся по гнездам террористов в северном секторе Южного Ливана.

На обратном пути три израильских танка потеряли ориентацию и шли наугад по незнакомой гористой дороге. Быстро темнело.

Майор Хадад слышал у себя в штабе отзвуки далекого боя. По своему обыкновению он решил лично провести рекогносцировку и один в открытом «виллисе» выехал на север. Минут через двадцать «виллис» вырулил на дорогу, прямо навстречу громыхающим танкам. Вспыхнувший свет дальних фар ослепил Хадада. Он затормозил.

— Кто ты, приятель? — резко окликнул его молодой голос.

— Майор ливанской армии, — ответил Хадад, а в голове мелькнуло: «Это израильтяне. Конец».

— Вот так птица, — удивился танкист и спрыгнул на землю. Перед Хададом стоял высокий красивый человек, смотревший на него со спокойным дружелюбием.

— Простите, майор, — сказал он, — но вам придется стать нашим проводником. Мы заблудились в этом чертовом Ливане.