Эвен был белой вороной не только среди элиты рабочей партии Мапай, но и вообще в стране победившего сионизма. Те, кто слушали в 60-е годы выступления членов кнессета от различных фракций, даже не обладая музыкальным слухом, могли уловить русский, польский, румынский, вообще восточноевропейский акцент. Идейный и духовный багаж народных избранников легко сводился к общему знаменателю: Толстой, Бялик, сионистская организация, Вторая и Третья алии, проложенные дороги, осушенные болота, рабочий сионизм или ревизионизм, борьба с англичанами и т. д.

Эвену и приблизиться не удалось бы к этой публике, появись он в Эрец-Исраэль в тридцатые годы.

Аба Эвен, однако, окончательно бросил здесь якорь лишь в 1945 году, когда женился на Сюзен.

После дипломатической карьеры за границей, продолжавшейся с 1947 по 1959 год, Эвен возвратился в Израиль и сразу был включен в состав политического руководства.

Это был его звездный час. Он был идолом американского еврейства, им восторгались сенаторы и бизнесмены, журналисты и голливудские кинозвезды. Ни один израильский политический деятель не удостаивался в Америке столь шумных и единодушных похвал, такого всеобщего одобрения.

На израильском небосклоне новая звезда появилась в мае 1948 года, когда Бен-Гурион поручил Абе Эвену вести кампанию за создание Еврейского государства. Перед политической комиссией сессии Генеральной ассамблеи ООН предстал элегантный молодой человек, отличающийся зрелостью политического мышления, ораторским талантом, государственным умом, тактом, тонкостью, эмоциональным зарядом и убежденностью в нравственной правоте защищаемого им дела.

Можно с уверенностью сказать, что личность и обаяние Эвена сыграли немалую роль в исходе политической баталии, конечным результатом которой явилось провозглашение Еврейского государства.

26 мая 1948 года Аба Эвен произнес в Совете Безопасности речь, в которой лапидарно изложил всю проблематику израильско-арабского конфликта. Эвен сказал: «Если арабские государства хотят жить в мире с Израилем, то будет мир. Если они желают войны, то получат войну. Но вне зависимости от того, хотят они войны или мира, им предстоит смириться с существованием Израиля».

Когда в 1959 году Эвен вернулся в страну, за его плечами были 14 лет дипломатической службы, прекрасно налаженные связи с людьми, определяющими мировую политику, и огромная работа, проделанная им на ключевых постах представителя при ООН и посла в Вашингтоне, укрепившая международный авторитет Израиля.

Страна встретила его, как национального героя, и вскоре, понежившись в лучах славы, Аба Эвен вошел в круг вершителей государственных судеб. Он появился на израильской политической арене под аплодисменты и восторженный шепот, точно так же, как герой Синайской кампании Моше Даян, командир Пальмаха Игал Алон и создатель оборонной промышленности Шимон Перес.

Все они были молоды, талантливы, им чертовски везло.

«Молодая гвардия Бен-Гуриона» — так называли эту четверку.

Всем им пришлось испить чашу горечи. Каждому свою.

Пока они шли от успеха к успеху, занимаясь каждый своим делом, все видели в них национальных героев. Как только они оказались на политическом поприще, под их ногами сразу стали рваться мины интриг, соперничества, зависти и тайной вражды.

Аба Эвен с его детской наивностью, не искушенный в интригах и кознях, был удобной мишенью. По нему стали вести прицельный огонь еще до того, как он успел акклиматизироваться в стране.

Какая-то газетка в самый канун выборов вдруг обнаружила, что Эвен не числится в списках израильских граждан. Оппозиционные деятели загалдели, тыча в Бен-Гуриона обличающими перстами: мол, какого проходимца ты нам подсовываешь?

Выяснилось, что во время первой переписи населения Эвен находился в Вашингтоне. Обладая дипломатическим статусом и документами, он совсем забыл, что ему нужно позаботиться об израильском удостоверении личности.

На выборы 1959 года партия Мапай пришла, размахивая списком внушительных достижений, со свежей кровью в жилах. Все еще помнили Синайскую кампанию, обеспечившую свободу судоходства в Тиранском проливе и превратившую захудалую деревушку Эйлат в жемчужину Красного моря.

Лидеры партии собирали огромные толпы на предвыборных митингах, но все рекорды популярности побил Эвен. «После него невозможно выступать», — с горечью констатировали политические соперники и старались по крайней мере неделю не появляться там, где Эвен изумлял публику своим ораторским искусством.

Будучи человеком великодушным, Эвен щадил противников, даже обрушивая на них огонь своего сарказма. Он не понимал, что число врагов растет в прямой зависимости от успеха. Газеты стали осыпать его ядовитыми стрелами. Но что делать, когда не к чему придраться? Личная жизнь Эвена была безупречной. Он не имел сомнительных связей. Его нельзя было поймать на лжи. Он был безукоризненно честен.

Но свинья ведь, как известно, всегда грязь найдет, и газеты занялись социалистическими убеждениями Эвена: «Что общего у этого человека с Рабочей партией? — лейтмотивом звучало в газетных публикациях. — Какое отношение к социалистической идеологии может иметь этот английский джентльмен?»

Подобные инсинуации находили благоприятную почву. Это сегодня социалистические лидеры разъезжают в роскошных машинах и шьют костюмы у модных портных. А тогда они щеголяли расстегнутыми воротничками, помятыми брюками и отличались, к тому же, дурными манерами. В те времена, когда владелец жалкого киоска считался капиталистом, Эвену легко можно было пришпилить ярлык «кровососа» и «эксплуататора».

На самом же деле Эвен вырос в небогатой семье, не имел нетрудовых доходов, никого не эксплуатировал и не наживал богатства нечестным путем.

Социалистические взгляды он усвоил в юности и даже вместе с Деннисом Хили основал в Кембридже организацию студентов-социалистов.

Много лет спустя Хили, папа которого, кстати, тоже не был шахтером, стал министром обороны Великобритании.

В 1959 году Эвен вошел в состав кабинета Бен-Гуриона. Портфель министра иностранных дел, который так хотел получить Эвен, был отдан Голде Меир.

— Не расстраивайся, — сказал ему Старик. — Этот портфель ты еще получишь. А пока возьми министерство культуры и просвещения.

— Но я никогда этим не занимался, — пробормотал Эвен.

— Так займись, — оборвал Бен-Гурион.

И Эвен занялся новым для себя делом. Он был первым, кто понял, что проблема воспитания относится не только к области педагогики, но и имеет большое социальное и экономическое значение. Осуществленные им школьные реформы сохраняют свое значение до сих пор.

По его настоянию было создано учебное телевидение. Это он изменил систему преподавания английского языка в израильских школах.

— Наши дети должны знать практический английский, а не зубрить Шекспира, — заявил он, воспитанный на произведениях стратфордского гения.

По инициативе Эвена была созвана первая Реховотская конференция развивающихся стран. Аба Эвен, занимавший пост ректора Научно-исследовательского института имени Вейцмана, лично руководил всей организационной работой. Он понимал, что идет на определенный риск.

Воплощение этой идеи в жизнь стало бы великим делом, но ее провал граничил бы с фиглярством. Золотой середины тут быть не могло.

В Израиль съехались сотни политиков, ученых и бизнесменов из стран Азии, Африки, Южной Америки и Европы. Конференция прошла с огромным успехом. За ней последовала вторая, потом третья. В дальнейшем конференции подобного рода стали регулярно проводиться в Женеве. Бен-Гурион первым поздравил Эвена с успехом. Страны Третьего мира начинали набирать силу и превращались в реальный противовес великим державам. Молодые государства, недавно освободившиеся от колониального владычества, не имеющие промышленности, испытывавшие острую нехватку научно-технических кадров, с благодарностью принимали израильскую помощь и были готовы платить за нее политической валютой. Связи Израиля со странами Черного континента стали крепнуть. После Реховотской конференции Израиль посетили главы нескольких десятков африканских государств.