Кемп-Дэвидские соглашения показали, что и в этой области Израиль пошел далеко.

Но если в минувшие века тайные переговоры были единственным средством определения внешней политики и велись профессиональными дипломатами, то в наше время внешняя политика и тайная дипломатия далеко не всегда преследуют одни и те же цели. Ибо внешняя политика есть нечто большее, чем дипломатия, и определяется не только дипломатическими усилиями, но и совокупностью целого ряда других факторов, идеологической платформой правящей партии, например.

И все же серьезные переговоры немыслимы без тайной дипломатии. Именно они гарантируют успех, если обе стороны заинтересованы в достижении соглашения. Когда интересы сторон сталкиваются слишком явно, тайная дипломатия помогает сгладить противоречия путем взаимных уступок. Но если одна из сторон видит в переговорах лишь этап к достижению своих специфических целей и сознательно вводит в заблуждение партнера, чтобы в дальнейшем принудить его к капитуляции, никакое соглашение невозможно.

Победа в Шестидневной войне поставила израильское руководство перед проблемами, с которыми ему прежде никогда не приходилось сталкиваться. Со всей остротой встал вопрос: как быть дальше?

Израиль получил новые стратегические границы, которые гораздо легче защищать. Получил территории, на которые имеет историческое право. Но вместе с ними приобрел демографическую бомбу в виде миллиона арабов и вызвал взрыв арабского национализма, с фатальной неизбежностью приближающий новую войну.

Израиль располагал тогда лучшим правительством за все годы своего существования. Леви Эшкол, сочетавший трезвость мышления с огромной работоспособностью. Аба Эвен с его утонченным аналитическим умом. Игал Алон, идеалист и прагматик, генерировавший идеи. И, наконец, Моше Даян, человек, безусловно способный и творчески одаренный, но презирающий людей и в глубине души самого себя.

Эшкол сумел превратить эти яркие, не похожие друг на друга индивидуальности в великолепный рабочий ансамбль.

Первым побуждением правительства Эшкола после как с неба свалившейся победы было обменять территории на мир. Но, по словам Абы Эвена, для этого арабы должны были понять, что мы не Всемирная выставка в Монреале, которую можно запаковать и увезти. Арабы не изъявили никакой готовности к такому пониманию, и постепенно надежды на мирные переговоры испарились. Тогда правительство попыталось разорвать кольцо арабской блокады в наиболее уязвимом месте.

Таковым считалась Иордания, понесшая самые ощутимые потери в Шестидневной войне. Предполагалось, что Хашемитское королевство с его преобладающим палестинским населением вполне может стать альтернативой палестинскому государству.

Началось зондирование почвы, а затем и тайные контакты с Иорданией со всякого рода сбоями, досадными недоразумениями, попятными шагами и новыми прорывами.

Наконец в мае 1968 года Аба Эвен тайно встретился в Лондоне с королем Хусейном. Маленький король и рафинированный английский джентльмен, ставший израильским министром, не спешили выложить на стол свои карты. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга с любопытством, граничащим с изумлением. Беседа, похожая на завуалированную дуэль, продолжалась около часа. Эвен блестяще охарактеризовал положение Израиля и Иордании, используя неизвестные королю факты. С чисто британской лаконичностью обрисовал выгоды, которые ожидают Иорданию после установления мира.

Король молчал. Потом произнес, чеканя слова:

— Я, господин Эвен, заинтересован в том, чтобы получить конкретные предложения вашего правительства. Без них мы зря теряем время.

В тот же день Эвен был уже в Иерусалиме. Выслушав его отчет, Эшкол сказал:

— Вероятно, это наш шанс. Упустить его мы не имеем права.

29 мая собрался «узкий» кабинет в составе Эшкола, Эвена и Даяна. Эти люди решали все. Охарактеризовав ситуацию, Эшкол спросил: — Что будем делать? — Поднялся Эвен. Это потом его интеллект стал раздражать пигмеев, составивших костяк руководства рабочей партии. Тогда все считались с его авторитетом.

Эвен произнес: — Во-первых, нужно выработать четкую позицию по территориальному вопросу. Необходимо решить, что мы можем предложить королю. Во-вторых, я полагаю, что на следующую встречу с Хусейном дол-

жен отправиться премьер-министр. Арабы придают большое значение этикету.

— Хорошо, — усмехнулся Эшкол, — но тебя я возьму с собой.

— Господа, — взял слово Алон, — мы не можем и шага сделать навстречу Хусейну, не получив одобрения всего правительства. И мы должны определить, где красная черта, переступать которую нельзя даже в обмен на мир.

Взгляды всех присутствующих остановились на Даяне. Министр обороны был, как всегда, сух и лаконичен:

— Необходимо отдавать себе отчет в том, что мы можем предложить королю Хусейну, а что палестинцам, — подчеркнул он.

Премьер-министр подвел итог: — Я согласен с Моше. Прежде чем идти к королю, нужно пойти к палестинцам. Возможно, с ними легче будет договориться.

В последующие недели Эшкол работал по уплотненному графику. Палестицы Иудеи и Самарии посещали его кабинет в одиночку и целыми делегациями. Эшкол пытался выяснить, как они относятся к идее введения автономии в густонаселенных районах контролируемых территорий. Гости мялись и кряхтели. И, словно сговорившись, твердили одно: «Вступите в переговоры с королем. Как он решит, так и будет».

Эшкол потерял терпение.

— Это не лидеры и даже не слуги, — сказал он, — это прислужники. Не с кем разговаривать.

И настал день, когда Эшкол заявил на заседании кабинета: — Я считаю, что урегулирование с Иорданией — наиболее приемлемый для нас путь, и хочу соглашения с королем. Да простит меня Господь, если это слабость. К тому же я не понимаю, как мы переварим миллион арабов в нашей стране. Не лучше ли предоставить эту заботу Хусейну?

К тому времени были разработаны два плана решения демографической и территориальной проблемы Иудеи и Самарии.

План Даяна и план Алона.

О плане Алона мы уже говорили.

План Даяна предусматривал создание пяти еврейских центров на горных возвышенностях в Иудее и Самарии. От Дженина на севере до Хевронской горы на юге. Каждый центр, компактный, как сжатый кулак, должен был состоять из большого военного лагеря, окруженного цепочкой поселений, соединенных артериями шоссейных дорог с «метрополией» и друг с другом. Арабское население Иудеи и Самарии возвращалось под иорданский контроль, но проблемы безопасности и внешних сношений этих районов Израиль оставлял за собой.

Эшкол предпочитал план Алона, и, поняв это, Даян не стал упрямиться.

— Ну что ж, — сказал он на решающем заседании кабинета, — план Игала имеет свои плюсы, и если вы его предпочтете, то я возражать не буду.

План Алона был рассмотрен политической комиссией блока Маарах 3 августа 1968 года. Выступая на этом форуме, Даян сказал: — Мы представим карту Игала королю Хусейну и спросим: «Ваше величество, готовы ли Вы вести с нами переговоры на этой основе? Если да, то начнем немедленно. Если нет, то, по-видимому, нам не о чем разговаривать. К границам, существовавшим до Шестидневной войны, мы не вернемся никогда…»

Итак, все, что Израиль мог предложить иорданскому королю, — это план Алона. Немного было шансов, что иорданский монарх его примет. Хусейн ведь сказал Эвену на встрече в Лондоне: «Вы должны решить, чего вы хотите. Мир или территории. Вы не можете получить и то, и другое. На территориальный компромисс я не пойду. Мир вы получите лишь в том случае, если вернете все, что забрали. Да и то, понимаете ли вы, чем я рискую?»

Эшкол даже не пытался скрыть своего пессимизма. Он боялся, что король блефует, и все время твердил: «Премьер-министр не должен так рисковать. Я не могу поехать в Лондон лишь для того, чтобы вернуться оттуда с пустыми руками».

А час короля неуклонно приближался. Генеральный директор канцелярии премьер-министра Яаков Герцог, поддерживавший контакты с доверенным лицом Хусейна Зиядом Рифаи, сообщил, что король готов отправиться в Лондон и ждет лишь согласия израильской стороны. Нужно срочно решать. Теперь или никогда.