Они как раз дошли до дома и остановились. Лем слишком увлекся разбором ситуации, а девушке не хотелось подниматься в квартиру, зная, что мальчика там нет.

– Ну нет, не думаю. Эта версия ближе Яну и, как самая вероятная… – парень взглянул на Элю, отрицательно качавшую головой, и уверенно продолжил: – …Должна быть тщательно проработана. Но оставим ее ему. Лучше его с этим никто из нас не справится.

– Если бы Ян видел то, что видела я, он не стал бы упорствовать, – возразила Эля и потянула молодого человека за край майки прочь от подъезда, туда, где еще вчера они так радостно проводили с сыном время.

– Уверен, все осталось бы по-прежнему, но дело не в этом, – продолжал размышлять молодой человек.

В таком состоянии его можно было беспрепятственно вести куда угодно, – в логово к бандитам, на эшафот, – он бы и не заметил. Когда Лем был поглощен размышлениями о чем-либо чрезвычайно интересном и занимательном, «мелочи» становились совершенно неважными.

– Я много думал о том, почему он вокруг себя видит и слышит те вещи, которых для других не существует. Иногда кошка моей мамы вот так же смотрит в пустой угол сосредоточенно, как будто видит что-то недоступное людям. Наверное, из-за этого их свойства бытует мнение, что кошки живут в нескольких измерениях одновременно.

– Ты думаешь, Эмиль такой же? – они дошли до двора, соединявшегося с парком, и Эля села на лавочку, подперев голову руками. Отсюда было очень удобно смотреть на ту самую песочницу.

– Если придерживаться этой версии, то мальчик – необычный человек, он дрейфует между двумя измерениями. И видит и слышит он одновременно то, что происходит в обоих.

– Хорошо, допустим, жил он три года и в нашем, и в другом измерении. Но что же произошло сейчас? – этот вариант почему-то взволновал Элю больше, чем предыдущий.

– А вот это самое неприятное. Я думаю, он начал пропадать, когда влияние второго измерения стало сильнее, чем влияние нашего, словно оно стало перетягивать Эмиля на свою половину реальности как магнитом. А в таком случае удержать его здесь, когда он снова вернется, мы вряд ли сумеем. Хотя можно попытаться найти…

– Если только его окончательно туда не затянуло, – перебила Эля, и слеза потекла по ее щеке.

– Да, именно так. Я говорил, что тебе не понравится этот вариант. Понимаешь, уже прошло гораздо больше времени с его исчезновения, чем в прошлые разы. Хотя, опять же, все возможно.

Лем оседлал лавочку, а девушка все гипнотизировала зонтик песочницы и про себя звала и звала сына, словно он мог услышать ее из отдаленной точки пространства или из другого измерения.

– Погоди расстраиваться, – парень с деланным энтузиазмом смахнул слезы с щек девушки и продолжил: – Есть еще одно предположение, для проверки которого нам как раз и может пригодиться завтрашняя встреча. Предупреждаю, в нем мистика превалирует над научной фантастикой, – рассеянный взгляд Лема блуждал по темным деревьям и очертаниям горок и качелей. – Возможно, сам Эмиль обладает необычными способностями и не умеет ими толком управлять, к примеру, телепортироваться или становиться невидимым. И так как свои умения он, ввиду возраста, пока не контролирует, выходят всевозможные неожиданности вроде вчерашней или сегодняшней. Плюс этой теории в том, что он здесь, в этом мире, где-то на планете, и та женщина может помочь нам его найти.

Эля была готова прямо сейчас бежать на встречу, но ночь не желала отступать только потому, что какая-то девчонка умирает от страха за своего малыша.

Ночевать Лем остался у Эли; он частенько находил пристанище в ее квартире, когда приходилось обходить опасные моменты в отношениях со вспыльчивым отцом или когда подруга, как сегодня, нуждалась в его присутствии. В такую жару он спал в гамаке на балконе, ему чрезвычайно нравился интерьерчик этого маленького помещения. В оконную раму заглядывали огромные июньские звезды; кирпичная кладка стен, покрытая лаком, слегка поблескивала в темноте; старинный кованый фонарь, висевший на толстой цепи, едва заметно покачивался от сквозняка, а с потолка смотрел огромный портрет Че Гевары. Расхаживая по шикарному дому своих родителей, он то и дело вспоминал этот уютный уголок чистейшей индивидуальности.

Эля не помнила, чтобы спала в эту ночь, но зато каждый час вскакивала, путаясь в плену мокрых от пота простыней. Если бы она запоминала свои кошмары, может, с ее состоянием было бы легче справляться, но они моментально испарялись из памяти, оставляя после себя только тошнотворное послевкусие опасности. Очередное резкое пробуждение облегчения не принесло, ночь все еще заглядывала в комнату, и ленивое утро никак не наступало, но в этот раз появилось кое-что новое – голос Эмиля. Эля отозвалась бы на него, даже находясь в коме. Он, еле слышный, жалобно звал маму, напуганный, плачущий.

Девушка соскочила с кровати и, включая во всех комнатах свет, обыскала каждый угол. Мальчика нигде не было, надежда на то, что он вернулся, увяла, как иссушенный солнцем росток. Но детский голос звенел в тишине ночи, кочуя за девушкой из комнаты в комнату, отражаясь от стен. Эля потеряла счет времени и все ходила и ходила кругами по пустой квартире в состоянии прострации. То ей казалось, что голос раздается со стороны кухни, и она спешила туда, то чудилось, что Эмиль, как и прежде, лежит в своей кроватке и зовет маму, и тогда она бежала в детскую, а потом все начиналось по новому. Она не могла остановиться, казалось, что стóит хоть на миг перестать искать – и голос, единственное, что ей осталось, исчезнет безвозвратно.

Бесполезные гонки прервал Лем, который все же проснулся, несмотря на то, что обычно спал очень крепко; что в общем-то неудивительно: взволнованная девушка вбежала на балкон и случайно врезалась в кокон гамака.

– Ты что? – вцепился в Элю мертвой хваткой молодой человек. Со сна ему вдруг почудилось, что перегнувшаяся через балкон подруга хочет прыгнуть вниз.

– А? Я? – не сразу очнулась Эля. – Я слышу его, он где-то здесь.

– Погоди, объясни подробно, – отчаянно зевавший, Лем ухватил Элю за край пижамы, и, не удержавшись на ногах, она шлепнулась на пол, голос мальчика тут же пропал. Коленкой девушка ударилась не сильно, но зато вернулась в более или менее адекватное состояние. Парень вывалился из гамака и помог ей подняться.

– Извини. Больно?

– Я только что его слышала, – девушка тревожно смотрела на Лема широко распахнутыми глазами.

– Где?

Эля чуть помедлила, оглядывая балкон растерянным взглядом.

– Да везде. В комнате, в спальне, в детской, в кухне… и здесь тоже. Лем, ему плохо, он плачет, зовет меня. И я что-то видела, что-то непонятное.

Многозначительное молчание друга говорило лучше всяких слов, и Эля тут же добавила:

– Это не я, правда, не я. – Дрожавший голос сорвался на плач, и Лем убедился, что запасы женских слез воистину неиссякаемы. – Они не мои, не мои, – сквозь рыдания бормотала девушка, пока Лем вел ее в комнату.

– Теперь рассказывай все толком, – сказал молодой человек, усадив ее на кровать.

– Лем, я знаю, какая я, но это были не мои фантазии. Я слышала голос Эмиля, как тогда, помнишь, когда он спал в детской? А еще я видела очертания каких-то теней в комнатах, они были похожи на облака или сгустки дыма. – Плечи девушки затряслись, и она зарыдала с новой силой.

– Шшш… Спокойно. Я тебе верю. Ты же знаешь, я всегда тебе верю, что бы ни произошло.

Лем положил голову девушки себе на плечо и стал гладить, как маленького ребенка.

– Ну пожалуйста, успокойся, потерпи до завтра. Еще немного, и мы отправимся к человеку, который сможет отыскать Эмиля. То, что ты его слышишь, говорит в пользу третьей теории, а значит, мы можем его найти.

Потихоньку судорожные всхлипы прекратились, и девушка задышала ровно.

– Расскажи мне о ней, – вдруг ни с того ни с сего попросила Эля, не отрывая головы от его плеча.

– Откуда ты знаешь? – удивился Лем, впрочем, не слишком сильно: Эля редко бывала предсказуемой.