Но Наруто не хотел вредить детям. Детям - нет, а вот Замку…

- Если я немедленно не увижу Саске, - прошептал он, чувствуя, как увеличивается мощь в его кулаке, - я снесу здесь все к чертям.

И Замок поверил. Он сразу же поверил, что это не пустая угроза. Нет, достопочтенный гость не шутил. Возможно, он даже не умел этого. Нельзя, ни в коем случае нельзя, более испытывать терпение драгоценного гостя. Его воля должна и будет исполнена немедленно.

***

Наступило утро. Об этом Ли сообщили никогда не сбивающиеся внутренние часы. Беллатор мысленно застонал и проклял всех и вся. Тоже мысленно. Разлюбить жизнь и проклясть весь белый свет у Ли была одна очень веская причина. У него безумно болела голова. Ему было так плохо, что он даже не мог понять, где находится и в чьих объятиях нежится. Но свой священный долг он помнил. Оттого и проснулся с утра пораньше.

- Спи.

Знакомый, уверенный голос. Такой желанный приказ. Ли даже не думал ему перечить. Напротив, поспешил выполнить. Удобнее устроился в чужих руках, тихо вздохнул. На задворках сознания проскользнула одинокая, ответственная мысль о том, что он должен везде и всегда, несмотря на собственное самочувствие, сопровождать Гаару. Но эта здравая мысль была жестоко отвергнута, а заодно и опровергнута. Так, на всякий случай. Для очистки совести.

«Я должен подчиняться приказам Верховного мага Таки», - в третий раз, для пущей убедительности, повторил про себя Ли, и забылся крепким сном.

Гаара усмехнулся. Его чрезмерно любопытный, до безобразия стеснительный охранник, впервые за несколько месяцев их знакомства, беспрекословно ему подчинился. Теперь можно было со спокойной совестью встать и отправиться по делам. Сейчас никто не последует следом, не будет стоять над душой, не задаст какой-нибудь неожиданный вопрос, не поднимет настроение своей очень серьезной шуткой, которая «вовсе не шутка, а подтвержденный жизнью факт, и не надо смеяться». Сейчас, если поспешить, можно уйти подальше от дворца и затеряться в городе. Он может сделать так, что никто, каким бы сильным и талантливым он ни был, при всем своем желании и прыти, не найдет его.

Прежде Гаара непременно именно так и поступил. Он так всегда и поступал. Избавлялся от нежелательных глаз, сбегал в самое сердце города, полностью скрывал свое присутствие и наслаждался одиночеством. Прежде все было бы именно так, но сейчас…

Сейчас Гааре нравилось общество беллатора. С ним хотелось проводить время, от него вовсе не хотелось сбегать. К тому же, пошевелиться было практически невозможно. Чрезмерно ответственный беллатор старательно прижимал его к кровати. И это, черт побери, было приятно. Приятно и удобно. И любопытно. Пожалуй, впервые в жизни Гаара изнывал от любопытства. Уж очень ему хотелось увидеть как поведет себя Ли, в очередной раз осознав, к кому так доверчиво прижимается, и вспомнив, что он вытворял накануне. Если, конечно, ему удастся это вспомнить.

«И от приемов Сан де Рэ может быть прок», - хмыкнул про себя Верховный маг, прикрыл глаза, и попытался вспомнить все события вчерашнего дня.

Весь день шел снег. Впервые за несколько последних десятилетий Гаара запомнил такую мелочь. Впервые, за долгое время он и сам радовался такому маленькому, незначительному, сезонному явлению. Уж слишком заразным был поистине детский восторг Ли. А ведь, если подумать, уж кто-кто, а он, уроженец Вековых Льдов, должен был быть настолько привычным к снегу, без которого не проходит ни одна суровая зима его родины, и не должен был бы так сильно восхищаться обильным снегопадом. Но Ли радовался снегу, подставлял ладони, с восторгом смотрел, как падают в теплые руки причудливых форм снежинки и искренне расстраивался, когда они, не прожив и мгновения, таяли. И их тут же, как будто желая успокоить восторженного зрителя, их истинного ценителя, ему в руки падали все новые и новые снежинки. Они задерживались на черных волосах, озорно блестя на солнце, собирались длинными, узкими погонами на плечах, настойчиво липли к сапогам. А Ли ликовал. Счастливо улыбался, сиял глазами и ужасно напоминал Гааре ребенка, который только что получил самый желанный подарок. Смотреть на него, беззлобно подшучивать над ним, вгонять в краску, было одно удовольствие.

Снег произвел впечатление на всех. Никого он не оставил равнодушным. Чуть ли не во всех трактирах и тавернах управители спешно стряпали праздничное меню. Это незаметно стало традицией - отмечать яркие явления природы. Солнечное и лунное затмения, проклюнувшийся первый цветок - желанный вестник весны, созревание первого фрукта - приветствие лета, первый осенний ливень, первый снегопад, даже самый жаркий и самый холодный день - все это отмечалось из года в год и даже по нескольку раз. Люди устраивали себе праздник сами. Сами искали и находили повод разлечься, лишний раз улыбнуться, обрадоваться жизни. И власти не мешали этому. Они бы уже давно сделали эти народные празднества официальными, государственными праздниками, да вот невозможно было хотя бы приблизительно сказать, когда случится то или иное знаменательное событие. Год на год не приходился.

Больше всех радовался снегу правитель Сан де Рэ. Он вообще любил зиму. Он говорил об этом своим советникам, придворным, слугам. Он рассказал об этом и Верховному магу, а затем во всеуслышание объявил о том, устроит пир, в честь первого снегопада. Он обещал, что более грандиозного праздника народ еще не видел. «Гулять, - говорил Сан де Рэ, - будут все!» Поначалу Гаара воспринял эту весть скептически. Не было энтузиазма присутствовать на очередном приеме и у дворцовой стражи. Военные министры, несколько генералов и известнейший на весь мир своими военными талантами, безграничным патриотизмом и самоотверженной преданностью Сан де Рэ маршал Хатаке Какаши который явился доложить правителю о состоянии армии, восприняли известие о пире в штыки.

- Какой пир? - возмущенно спросил маршал. Он ни с кем не боялся говорить дерзко, ни с правителем, ни с кем бы то ни было еще. Он вообще, такое складывалось о нем впечатление, ничего не боялся. - Война на горизонте! - говоря это, он отчего-то пристально смотрел своим единственным глазом на Верховного мага.

Гаара знал, как к нему относится маршал. Какаши никогда не скрывал своего недоверия и скептицизма. Ему не нравились ни магия, ни мистика. Он считал, что на нее нельзя положиться и верил только стали. Считался лучшим фехтовальщиком Багряных земель, отменным стратегом, дерзким тактиком. Несмотря на то, что у него был всего лишь один, правый глаз - левый надежно скрывал протектор, о меткости маршала уже ходили восхищенные легенды. Вместе с левым глазом Какаши отчего-то прятал и большую часть своего моложавого лица.

Многие удивились бы, узнав, что Гаару, как и большинство прекрасных дам волновали вечно-растрепанные, дымчато-серые волосы маршала. Хатаке был то ли блондином, то ли седым. Гааре очень хотелось узнать об этом наверняка, как и изучить протектор, а заодно и увидеть глаз, что так надежно под ним спрятан. Гаара не сомневался в том, что маршал не слеп на один глаз. И ему безумно хотелось подтвердить свои догадки. Маг хотел доказать, нет, не миру - это дело пустое, себе и, пожалуй, еще и самому маршалу, что тот использует магию гораздо чаще, чем думает. Что все его победы и успехи, вся его слава и связанные с ней легенды - все это заслуга магии. И если это действительно так, то хотелось бы знать, откуда у простого смертного, даже не а’нативиате, доступ к Силе.

Маршал не любил Верховного мага Таки. Он признавал его таланты, но сомневался в его надежности. Опасался предательства. И опасения эти были понятны Гааре. Не только потому, что сам он уже давно запутался в том, на чьей он стороне. В чьих интересах он должен действовать в первую очередь, ради кого должен ставить на кон все. Ради Вековых Льдов, что подарили ему надежду, первые радости и разочарования, первую любовь, первое расставание, первое… да все, по сути, первое. Или ради Багряных земель, что встретили его теплым солнцем, легким нравом местных жителей, искренней симпатией и любовью, смешанной с благоговейным страхом. Ради страны, нет одной единственной провинции, Таки. Такой яркой и спокойной. Ради ее правителя, любящего пиры и празднества, но умеющего (еще как умеющего, не нужно обманывать самого себя) вести дела. Прирожденного - это признают все - политика, надежного, верного себе (да и тебе, тебе как никому другому) политика.