Гость отчасти играл по его правилам. Он с готовностью сворачивал направо, однако же абсолютно игнорировал любые двери. В комнаты без своего мужа он не заходил. То ли просто боялся, то ли его чувство опасности было заточено настолько остро, что он и близко не подходил к самым интересным комнатам, то ли еще что–то останавливало его. Как ни странно, с тех пор, как лорем Саске оставил его, Замок перестал чувствовать эмоции и отголоски мыслей гостя. Они пропали, как будто их и не было вовсе. И это в лишний раз напомнило Замку о том, что гость у них далеко не простой. Впрочем, это ни на что не влияло, ничего не значило. Игра началась и она закончится. На невидимый стол легло семь карт, осталось еще семнадцать…

***

Небо синее, как будто всю ночь шел дождь, ясное–ясное. На нем нет ни облака, ни далекой, обещающей бурю, тучи. Нет ничего. Ничто не может скрыть бледно–розовый рассвет. Он стремительно желтеет, как будто спешит как можно быстрее пройти этот неловкий момент рождения нового дня. Небо, чуть выше линии горизонта, делится на две неравные части. Одна – насыщенно–синяя, другая – чистое золото. Пройдет еще несколько минут и все снова станет скучным и обыденным. Пронзительно–синее, непривычно–холодное небо, яркое, слишком большое, ослепляющее солнце. Совсем скоро оно бросит свою глупую затею согреть это бездушное небо и обратит свой взор вниз. На мир, на людей. И, либо от большой любви, либо от глубокой, черной ненависти будет пытаться сжечь землю дотла. И так будет продолжаться долго. Очень долго. До тех пор, пока в свои права не захочет вступить ночь. Пока она не отправит в мир своих бесстрастных, неуступчивых парламентеров. Ледяные сумерки окутают мир, выгонят слишком горячее, чрезмерно–жестокое солнце и мир погрузится в темноту. И небо станет бархатной, черной парчой. Его украсит россыпь ярких звезд, и луна покажет свой бледный лик. Мир погрузится в торжественную, спокойную тишину. Невероятно–жаркий день сменит безумно–холодная ночь…

Миледи едва заметно усмехнулась и отрицательно покачала головой. Нет, здесь, в Багряных землях, так не бывает. Особенно в Таке – провинции, что понятия не имеет, что значит быть непосредственным соседом Аномальной зоны. Конечно, и досюда долетают отголоски «сумасшедших» территорий. И здесь бывает светло и днем и ночью. И здесь в самом разгаре зимы может на минутку заглянуть жаркое лето, а среди лета – выпасть месячная, а то и годовая норма снега. Но случается это так редко, что верится в это с огромным трудом.

Миледи еще несколько минут смотрела в окно. Новый день окончательно вступил в свои права, а женщина так и не поняла, как это случилось. Опять не поняла. А ведь она смотрела внимательно. Так внимательно, как только могла. Вот только видела ли? Стоит только на что–то пристально посмотреть, и память, эта наглая, неприкаянная чертовка, начинает оживать. Она не показывает ничего конкретного. Нет. Лишь чувства. Холод, голод, невыносимый жар, страх, крик. Немой крик, ведь голоса уже нет. Да и неважно, как громко ты зовешь на помощь. Никто не откликнется. И не потому, что мир полон черствых, равнодушных людей. Отнюдь. Просто рядом больше никого нет. А тех, кто был, погреб под собой беспощадный горный оползень. И то, что ты все еще дышишь, вовсе не кажется чудом. Это насмешка судьбы. Издевательство. И каждый раз, закрывая глаза, прежде чем провалиться в тяжелый, беспокойный сон, ты задаешь себе один и тот же вопрос: «А проснусь ли я завтра?».

– Как давно это было? – горько усмехнулась Миледи.

Тихо вздохнув, она отрицательно покачала головой. Память – дивная штука. Отчего–то все самое плохое, страшное, обидное можно восстановить до мельчайших деталей, а светлое и радостное помнится всего лишь ярким, светящим мягким пятном. И, как ни старайся, не вспомнить никаких деталей, уточнений, в конце концов, подтверждений! Ничего. Помнишь только тепло, ласковое, доброе, спокойное. И на сердце становится легко–легко. Как, наверное, бывает только у детей…

Подоконники в комнатах «Двойного» довольно высокие. Но это вовсе не значит, что подле должен стоять кавалер, который поможет сначала взобраться на него, а потом слезть отсюда. Миледи легко спрыгнула на пол. Босые ноги утонули в мягком, ворсистом красно–черном ковре. Женщина потянулась, бросила короткий взгляд на не заправленную кровать и слегка поморщилась. Нет, и сегодня нет. Она не будет заправлять постель. Это слишком… проблематично.

– Проблематично, – вслух повторила она. – Проблематично, – Миледи неопределенно хмыкнула и кивнула. – Точно…

Удобное словечко напомнило ей о подопечном. О том, что она продала его словно безделушку. Нет, Миледи не чувствовала угрызений совести. Она не обвиняла себя в своем поступке. Если бы ей еще раз предложили обменять Шикамару на помощь демона, того же, или другого, она бы согласилась. Конечно, поколебалась, посомневалась, но согласилась. Ей самой нередко приходилось становиться платой в чужих спорах. Никто не спрашивал ее согласия. Ей приходилось самой отстаивать свои честь и жизнь. Отстояла. Выжила. И, как считала, имела полное право требовать подобного от других.

Нет, ее беспокоила отнюдь не судьба Шикамару. Демон, которому она его пообещала. Вот уже три дня прошло с тех пор, как они разговаривали с демонессой, а та так и не дала о себе знать. Как будто она вовсе не была заинтересована в Нара.

Миледи хмыкнула, прикрыла глаза и постаралась со всей тщательностью вспомнить разговор с демоном. Каждое слово, каждый вздох или хмык. «Демонесса что–то сказала о первом взносе, – припомнила она. – Что это?»

Ответ никак не находился. Миледи старательно, слово за словом восстанавливала в памяти разговор, и чем больше деталей вспоминала, тем меньше была уверена в том, что провела успешные переговоры. Уходя из неприятной магической лавки ей казалось, что она добилась успеха. Сейчас же, тщательно все обдумав, Миледи засомневалась в этом. Раньше она не сомневалась в том, что демон принял ее условия. Конечно, поставил встречные, без этого никуда, это было ожидаемо, и, тем не менее, соглашались с ней. Теперь же женщине казалось, будто согласилась она. Согласилась на невесть что, и нет ничего – ничегошеньки! – что могло бы подтвердить или опровергнуть действия демона. Фактически она заключила Договор без Договора.

– Это абсурдно! – воскликнула женщина. Села, тряхнула головой, прогоняя назойливые мысли и вопросы, на которые не было ответов, и решительно встала с кровати.

Машинально подняв с пола одеяло, Миледи одернула ночную сорочку и подошла к большому, во всю стену, зеркалу. Она рассматривала себя крайне редко. Внешность в ее жизни, как ни печально это признавать, играла самую последнюю роль. И все же иногда этого хотелось… быть красивой, женственной, желанной. Чтобы прохожие оглядывались вслед, чтобы кавалеры, все–все, без исключения, восхищенно вздыхали, и на балах наперебой приглашали на танец.

Женщина провела рукой по коротким синим волосам. А ведь они могли быть длиннее, до самого пола! Но она обрезала их. С длинными волосами слишком много мороки. В долгих походах от них нет никакого проку. И Миледи безжалостно от них избавилась. То, что осталось, едва ли прикрывало бледную шею.

Бледную. Кожа у Миледи была практически белой. Она моментально сгорала на солнце. Это доставляло массу неудобств, особенно в жаркие дни. На фоне белого, как будто больного, лица выделялись большие, необычного орехового цвета глаза. Раньше, им часто делали комплименты. Раньше, когда Миледи еще не начала скрывать лицо. Пока не обзавелась лабертом под нижней губой. На ее исторической родине это считалось тем еще преступлением. Женщина и прокалывает губу. Немыслимо!

Миледи усмехнулась воспоминаниям. Старательно не обратив внимания на изящную стройную фигуру с маленькой, аккуратной грудью, женщина потянулась за гребнем. Несколько минут она тщательно расчесывала, непослушные, густые волосы. Куда больше времени потребовалось для того, чтобы вплести в них светло–синий цветок–оригами. Старая, детская привычка, от которой Миледи даже не думала отказываться.