Смешивать зелья оказалось не самой легкой задачей. Каждое варево обладало своей аурой и памятью. И стоило только подойти достаточно близко к котлу, как чужие эмоции и голоса, закутывали мага в плотный кокон, оставляя где-то в глубине души свой след. Свое, пусть пока еще непонятное, знание, свою память.

Все-таки две с половиной поварешки – это слишком много. Но все профессора в один голос утверждали, что это идеально-правильная пропорция. Спорить с сотнями светлых умов в таком деликатном вопросе Узумаки не рискнул. Поэтому покорно выполнял хорошенько заученное предписание наставников.

Казалось, Саске совершенно заскучал. Он как будто устало облокачивался на дверной косяк, а сам был абсолютно расслаблен. Так только казалось. Внутренне Учиха был максимально собран. Воздух в лаборатории незаметно потяжелел и стал едва ли пригодным для того, чтобы дышать им. Запахи смешались воедино и вместе с дымом они как будто выстроили огромную, непроницаемую стену, разделившую комнату на две части. Сейчас они с господином находились по разные стороны «баррикад». Что-то должно было произойти. Чутье никогда не обманывало Саске. И в этот раз оно его тоже не подведет. Учиха в это не сомневался.

Саске по-прежнему, правда не без труда, следил за действиями мага. Каждое движение, очевидно, стоило Наруто определенных усилий. Со стороны было совершенно не понять почему это так. Однако, маг как будто не замечал того, что что-то мешает ему двигаться. А может, и замечал, но стиснув зубы, упрямо продолжал делать то, что начал. Никакая сила в мире не могла помешать ему довести начатое до конца. Разве что он сам бы передумал…

Чужая память смешалась с собственной. В голове образовалась настоящая каша. В ушах шумело. В висках появилось неприятное, не обещающее ничего хорошего, покалывание. Дышать становилось все труднее и труднее – не хватало воздуха. Глаза начали слезиться и болеть. Было слишком светло. Несмотря на глубокую ночь, глаза слепил белый свет. Возможно, все дело в сизом дыме, который совершенно незаметно распространился по всей лаборатории.

Наруто плотно зажмурил глаза, отбросил в сторону поварешку. Та с едва слышным звоном упала на пол. Это могло бы насторожить мага. Едва ли металл, ударяясь о камень издает такой тихий, практический неслышный звук. Но Узумаки не волновали такие мелочи. Все его внимание было сосредоточено на том, чтобы не позволить ни чужим чувствам, ни собственным тревогам и опасениям охватить его. Кроме всего прочего, у него было зелье, с готовкой которого практически было покончено. Остались сущие мелочи.

Маг осторожно сел на корточки и наощупь нашел посох. Поудобнее перехватив палку, он медленно встал и открыл глаза. Дивное дело. Вся комната утонула в сизом тумане. Все что можно было рассмотреть – это увенчанный резьбой конец посоха да блестящий котел, в котором Узумаки смешал все зелья. Дело оставалось за малым – все это надо было размешать.

Интуиция кричала о том, что не стоит больше ничего делать. Но если дело не касалось драки, Наруто редко к ней прислушивался. Не придал он никакого значения и тому, что как только посох одним своим концом уперся в дно котла, под ним вспыхнул огонь. Было бы чему удивляться! Это наверняка Саске решил напомнить о себе. В очередной раз проявляет инициативу. Что же тут удивительного-то?

Узумаки как всегда сделал два оборота по часовой стрелке, и три – против часовой. Покончив с этим, он хотел было вытащить из котла посох, но не тут то было. Палка как будто застряла примерно посредине котла. Более того, какая-то неведомая сила утягивала его все глубже и глубже в котел. Сила эта была настолько велика, что ей удалось на несколько шагов сдвинуть мага. Наруто так близко подошел к котлу, что мимо воли заглянул в него. В тот же миг глаза закрыла прозрачная пелена, не дающая ничего толком рассмотреть. Из глаз побежали слезы, и только после этого зрение вернулось к магу. Он склонился над котлом. Золотые волосы практически коснулись бурлящей жижи, от посоха почти ничего не осталось. Он практически утонул в кипящем вареве.

Наруто отпустил посох и резко выпрямился. Воздуха для того, чтобы сделать вдох не хватало. Во рту пересохло. Маг облизнул губы и, не удержав любопытства, заглянул в котел. То, что он там увидел заставило его на мгновение застыть на месте. Варево, что едва ли закрывало дно котла, медленно увеличивалось в размере. Оно не имело определенной формы. Лишь становилась больше, и чем-то напоминало огромную волну. И подобно шуму, что сопровождает бушующую стихию из недр казалось бы самого мироздания раздавался душераздирающий рык. Точно такое же, только более приглушенное и далекое рычание Узумаки слышал совсем недавно, переходя от котла к котлу. Сейчас оно, видимо, адресовалось исключительно ему, и на человеческий язык, очевидно, переводилось: «Убью!».

Этот леденящий душу рык перекрывал холодный, рассудительный голос. Он говорил спокойно, четко, равнодушно. Посторонний шум нисколько не мешал ему донести свое важное послание: «Ты умрешь одиноким».

Бурлящая жижа поднялась из котла и на мгновение замерла. Она чем-то напоминала распустившую капюшон кобру. Бордово-зеленое варево продолжало кипеть несмотря на то, что его часть больше не была в котле. Сила, удерживающая жидкость в вертикальном положении внезапно исчезла. Что-то толкнуло котел, и замершее было на месте варево, вопреки всем ожиданиям стремительно понеслось на мага.

Наруто инстинктивно отшатнулся. Но это не помогло. Варево, продолжая кипеть стремительно неслось на него. Маг оступился. Драгоценные секунды были потрачены на то, чтобы удержать равновесие и не упасть. Зловеще кипящее пламя практически коснулось Узумаки.

«Ты умрешь одиноким!» - некогда равнодушный голос ликовал. За ним практически не было слышно предостерегающего шипения ожившего зелья.

«Ты умрешь…»

Пламя замерло на месте. Оно как будто не решалось приблизиться к магу. Наруто невольно напрягся. Кто-то крепко обнял его за талию и аккуратно отодвинул назад.

«Одиноким!» - продолжал ликовать голос. Эхо от последнего слова долго еще звучало в голове у мага.

«Одиноким!..»

Узумаки медленно повернул голову. Краем глазом он заметил, как успокоенное варево как будто стыдливо спешит спрятаться за высокими стенками котла. Его взгляд остановился на Саске. Учиха крепко его обнимал, и невозмутимо на него смотрел.

- Ты затеял опасную игру, мой господин, - без намека на упрек, заметил он.

«…Одиноким! Ты умрешь одиноким!» - продолжал убеждать мага чей-то голос.

Что значит: «одиноким»? Вот он Учиха, высший демон. Покуда он рядом невозможно ни умереть, ни сделать этого в одиночестве! Нечего его пугать всякой ерундой!

Но Договор не вечен. Так или иначе его срок истечет, быть вместе и дальше не будет никакой необходимости. Да они наверняка с радостью разойдутся, и тогда… Тогда…

«Ты умрешь одиноким!»

«А ведь я могу избежать этого…»

- Мой господин? – не понял последний мыслей мага Саске.

- Шшш, - шепнул Узумаки.

Если это единственный способ пойти наперекор кем-то придуманной ему судьбы, то он не задумываясь сделает это. Ведь нет ничего интереснее, чем спорить с судьбой, разве нет?

- Стой смирно, - предупредил Учиху Наруто.

Саске неопределенно хмыкнул и внимательно посмотрел на мага. Нет, господин явно не собирался делать какой-то пакости. Он все еще был немного напряжен, зато на дне насыщенно-синих глаз плясали опасные огоньки. Так бывало всегда, когда Узумаки задумывал какую-то пакость. Разве что в этот раз пакость эта предназначалась кому-то другому, а не ему, Саске.

Наруто сунул руку в карман. Холодный металл приятно обжег пальцы. Знакомые формы деталей и плетения не оставили сомнения в том, что в кармане лежит именно то, что нужно. Раздался тихий, мелодичный звон. Маг достал из кармана вещь, что так любезно подбросил ему Курама. В свете молодого месяца блеснуло золото.

Саске мысленно фыркнул. Господин просил его не двигаться. Фактически приказал стоять смирно. И теперь он не видел того, что маг держал в руках. Лишь одно было очевидно, это «что-то» было дорогим. Вернее, драгоценным. Не исключено, что на самом деле это «что-то» было бесценным. Но чтобы убедиться в этом, это «что-то» надо было увидеть. А для этого нужно немного наклонить голову. Уж слишком неудобно Узумаки держит свои руки. Не видно их.