Джагерджак, истекавший кровью на песку, с ужасом смотрел на конец Куросаки Ичиго. Вымотанному до изнеможения их недавней битвой, рыжеволосому синигами ни за что не выстоять против Квинты, дравшегося без каких-либо принципов, без какой-либо логики, без какой-либо чести. Коварный и вероломный, он предавал и убивал даже своих, поэтому, что ему был какой-то случайный синигами.

- Ку-росаки… – Прошептал Гриммджоу, видя в небе, как скоро его опасения оправдались. Поверженный, мальчишка летел, свалившись с небес, с невероятной скоростью, но смерть должна была его настигнуть еще в воздухе, ведь Ннойтора не собирался от него отставать.

Джагерджак собрал в себе все силы, чтобы броситься на помощь к тому воину, который еще несколько мгновений назад испытывал к нему те же благородные чувства настоящего рыцаря. Однако холод, сковавший его обескровленное тело, не выпускал из своей ловушки неуемный дух Сексты. Все, что ему оставалось делать – только смотреть, как его лучший враг в очередной раз будет бесславно загублен.

Каково же было удивление Гриммджоу, когда он увидел, что поторопился в своих выводах. Ослепительно желтая вспышка встретила Куросаки у земли и, укутав его, точно младенца одеялом, мягко уложила на песок.

Ннойтора гулко приземлился неподалеку. Передергивая серп в руках, тот яростно зазвенел цепями под рык Квинты:

- Что за хрень?!

Его глаза хищно сузились, когда в ответ из желтой сферы, спасшей Ичиго, вышла высокая девушка-арранкар с зелеными волосами.

- Ты?.. – Недоверчиво посмотрел Ннойтора.

- Не может быть… – Прошептал удивленно Джагерджак.

- Нелл-тян… – Непонимающе всхлипнула Орихиме.

Девушка нагнулась к Ичиго и, прижавшись к его лбу губами, сказала:

- Поспи, Ичиго… Теперь – мой черед тебя защищать…

Она вновь поднялась на ноги и гордо взглянула на Квинту.

- Неллииэлль… – Ядовито протянул он. – Признаться, не думал, что увижу тебя еще хоть раз. Не после того, как я расколол твою черепушку, точно арбуз…

- Ты всегда был таким недальновидным, Ннойтора, – произнесла Нелл спокойно.

- Разве? По-моему, я прекрасно осознавал то, что смогу подняться, убив Трес Эспада.

Глаза Орихиме и Гриммджоу одинаково округлились: первая даже не подозревала, что ребенок-арранкар была Эспадой, а второй не мог себе представить, кто на самом деле уничтожил бывшую Трес.

- Ты всегда был слаб, поэтому и ударил меня со спины…

Вскипевший Ннойтора вскинул серп перед собой:

- Зато сейчас – я отрублю твою голову, глядя в глаза и насмехаясь над твоим поражением.

- Что же… – Воинственно посмотрела на него Нелл. – Попробуй… Гамуза!

Нелл, вызвавшая сразу свой ресуррексион, не стала медлить и ринулась в бой с извечным противником. Ннойтора заслуживал наказания по ряду причин, но отплата за предательство ей и угрозу Ичиго двигала бывшую Трес быстрее и решительнее. Она радовалась, что теперь ей было, за кого бороться, ведь прежде, в Уэко Мундо Нелл чувствовала себя чрезвычайно одиноко. С появлением Ичиго в этом мире для нее многое что изменилось – она поняла, что значит забота, что значит дружба, что значит любовь, пускай даже в самом банальном, детском, ее понимании. Она любила этого человека независимо от его собственных к ней чувств, просто за то, что он защищал ее, няньчился с нею, спасал от опасностей и передряг. Возможно, это было нереальным, но Нелл чувствовала, что ее привязанность к этому синигами с рыжими волосами одухотворяла ее, словно снова возвращала назад давно утраченную душу, словно снова возвращала ход застывшему времени ее жизни…

«Да, Ицуго, я буду защищать тебя, до последней капли крови, до последнего своего вздоха, до последнего проблеска моей реяцу». – Твердила себе так Неллиэль, парируя жесткие удары Ннойторы, которым двигало столь же сильное чувство – ненависть к женщине, столько раз доказывавшей свое превосходство. Он ненавидел ее всеми фибрам своего тела. Ненавидел ее глаза, смотрящие на него с презрением, ненавидел эти зеленые волосы, волновавшие что-то хорошее в его темной душе, ненавидел ее силу, талант, смекалку, которые не давали ему покоя ни днем, ни ночью.

- Умри, Неллиэль! – Прокричал он, нависая над Трес с воздуха и, несясь на огромной скорости сверху, затачивая свое лезвие до сверхзвуковой остроты.

- Ланзадор Верде, – метнула копье в ответ Нелл и почувствовала, как мир уходит из-под ее ног...

Оказавшаяся рядом в эту же секунду Куросаки схватила Нелл на руки и заглянула в бирюзовые глаза малышки:

- Ты в порядке?

Нелл с удивлением посмотрела на себя, легко помещавшуюся в руках у Ичиго.

- Ицуго?.. Нелл снова стала маленькой? – Шепелявя, спросила она

Истошный хохот вырвался из груди Ннойторы, так удачно отразившего смертоносное копье и мигом увидевшего обратное перевоплощение своего заклятого врага. Он выпустил в ее адрес Серо, но Куросаки, не дав возможности девочке отразить его, вовремя отскочила в сторону. Бросив ребенка на руки Орихиме, она тут же устремилась к Квинте, не в силах больше скрывать своей ярости и желания, поскорее расправиться с этим подлым ублюдком.

====== XVI. КАПИТАН-БУНТОВЩИК: ПОЗАБЫТЫЕ ИМПУЛЬСЫ ======

Режим дня Кучики Бьякуи не претерпевал изменений последние несколько лет. Он всегда поднимался раньше всех, вместе с первыми лучами восходящего солнца. Тихое безлюдное утро в саду усадьбы, где растут сливы и сакура, вечнозеленые лавры, лотосы, камелии и прочие цветы, к которым прилетают сладкоголосые птицы. Самое лучшее время и место для медитаций с Сенбонзакурой и совершенствования навыков зандзюцу. После такой «утренней разминки» капитан, как правило, принимал прохладную ванну, заботливо приготовленную слугами, облачался в белоснежное юката и завтракал на живописной веранде, перелистывая свежий выпуск «Вестника Сейрейтея». Типичный аристократ.

Обычно, за утренним чаепитием к нему присоединялась сестра, если оставалась ночевать дома, а не в бараках своего отряда. Она обсуждала с ним свои планы на день, восхищенно ловила его советы и с превеликим удовольствием расхваливала новый чай, который Бьякуя сам выбирал для тех или иных случаев. Ему нравилось бы проводить свои утра с Рукией больше, если бы в них так часто не вмешивался его настырно-беспокоящийся лейтенант, каждый день, бесцеремонно врывавшийся в размеренный ритм дома Кучики с новой надуманной проблемой. У Абарая – прирожденный талант попадать в передряги.

В таких случаях Кучики, с трудом скрывая свое недовольство, поднимался и шел в дом, чтобы переодеться в капитанскую форму. Стандартное шихакушо, презираемое дешевое хаори, белые текко, серебристый шелковый шарф… Утренний туалет – дело неторопливое. Да еще и неизменно сложная ежедневная прическа с кенсейканом…

Капитан знал, что Ренджи и Рукия не ушли и ждут его терпеливо на заднем дворе у небольшого зеркального озерца. Здесь они перестают ругаться, хотя бы на время, ради тишины, излучаемой «храмом памяти Хисаны», как называл Кучики дальнюю комнатку в левом крыле дома. Там, за закрытыми сёдзи, Кучики регулярно, каждое утро и каждый вечер, лично заменял догоревшие свечи новыми у портрета любимой покойной жены, проведшей здесь свои самые горестные последние моменты жизни. Аромат тяжелых воспоминаний сливался с запахами плавившегося медового воска, в котором эхом отдавалась позабытая радостная молодость Бьякуи. Светлое и беззаботное лицо Хисаны вызывало ответную нежность, и губы Кучики нервно изгибались в жалком подобии позабытой улыбки… Ностальгия – это больно.

Стандартный день капитана протекал за рутинным, но обязательным ведением отчетов и наблюдением за тренировкой личного состава. Первое занятие казалось ему совершенно бесполезным, второе – неимоверно скучным. Он искренне не понимал и считал расточительным содержание такого количества рядовых синигами, когда он сам вместе со своим лейтенантом способны были исполнить свой долг, как только этому предоставлялась возможность. Правда, такое случалось редко в сравнении с бесконечностью, превращая в пресный тлен протекающую жизнь проводников душ. И энергичный мальчишка, до сих пор живший в глубине душе Бьякуи, больше всех негодовал по этому поводу, каждый день дразня капитана перспективой приключений, открывавшихся где-то впереди…