У меня затряслись руки, я едва мог держать телефон.

— Примите мои соболезнования. Если вы являетесь родств…

Гаджет выпал на пол. И я застыл в бездвижном положении. Холодный пот выступил на лбу. Я не раз в своей жизни бывал на похоронах. Мои родственники, двое друзей. Один — от наркотической зависимости, другой — в аварии прошлым летом. Я всегда думал, как это: был человек, смеялся с тобой, обсуждал с тобой твои и свои проблемы, плакал, чувствовал, и в одно мгновенье ничего не стало.

Теперь еще одна подруга — в авиакатастрофе этим летом.

Мне хотелось прокричаться, но я взял себя в руки. Неожиданно мне вспомнилось, что я пришел сюда не для того, чтобы просидеть в гостиной. Встав и собравшись с мыслями, я поднялся вверх по лестнице. Гарри так и сидел на полу с открытыми, но невидящими глазами. Казалось, что он совершенно не моргает. Я не знал, что сказать. Ему не нужны были мои слова. И тем более я не собирался говорить ему ничего. Он уже знал это.

— Гарри.

Потянув его за предплечье, я хотел усадить его на кровать и убрать осколки. От меня ведь должен был быть хоть какой-то прок? Мне не составило труда перевалить его на кровать, потому что он абсолютно не сопротивлялся. Он был «труп». И я не знал, кто был мертвее сейчас, Мэри или он. Оторвав лист из первого попавшегося журнала, я собрал на него осколки от двух только что разбитых бутылок. Самая первая разбившаяся бутылка отняла больше всего времени, потому что там был разлит еще и какой-то алкогольный напиток. Либо ром, либо коньяк. Когда я выбросил осколки и протер пол, я снова вернулся в спальню. Гарри не сдвинулся с той позы, в которой я его оставил. Его ноги свисали вниз, а глаза были устремлены в потолок.

Он не говорил ни слова.

Он не моргал.

Он не двигался.

И я знал почему.

Его не было здесь.

========== Глава 62. ==========

POV.Harry

Кажется, на дворе был ноябрь. Снег лежал уже по самую лодыжку, и жуткий холод окутывал тебя с головой, стоило только выйти за порог. Люди готовились ко дню Красного мака, оплакивая ветеранов войны, и даже к Рождеству, хотя до него еще было больше месяца.

Я лежал на кровати. Я делал это каждый день с конца июля. Но как ни странно, мне ни чуть не надоедало. Дни летели незаметно, я даже не знал, какое было число. Кто-то вечно приходил ко мне, пытаясь чем-то увлечь. Кто-то готовил мне еду. Кто-то убирал дом. Мне казалось, я видел Стэйси Макколин, маму, Луи, Джемму, даже Эда. Возможно, приходил кто-то еще, но я не помнил. Множество лиц я не пускал в дом, хотя они особенно и не старались. Слова поддержки, попытки поднять мне настроение, речи с соболезнованиями всплывали в моей памяти иногда, но я не мог разложить все по полочкам. Все голоса смешались в один в моей голове и повторяли одно и то же. Мэри больше нет. Кто-то приводил доказательство, исходя из речей служащих больниц. Кто-то утверждал, что никто не выжил. Кто-то говорил, что ей сейчас хорошо. Но слова пролетали мимо меня, и я никогда не прислушивался к ним.

Я просто думал о ней.

Как у нее дела?

Я писал ей, но она не отвечала на мои сообщения.

Как поживают ее родители? А они у нее есть?

Я думал о ней.

Мне приходили в голову идеи увидеть ее снова. Для этого мне не нужно было больших усилий, но меня отвлекали мысли о матери и сестре. Я не мог бросить их.

Я ненавидел ее.

За то, что она оставила меня в этом мире одного.

Но иногда я садился ночью, облокачиваясь об изголовье кровати, и говорил с ней часами напролет. Мне казалось, что это еще не всё. Это не могло быть концом нашей истории. Но я не опровергал это, когда кто-то утверждал факт о ее несуществовании. Я стал немного живее. Чувство голода в последние несколько дней тревожили меня, заставляя вставать и есть. Хотя потом меня рвало обратно, и я не мог ничего поделать с этим. Кто-то забрал весь алкоголь из моего дома, сводя меня с ума. Меня преследовала бессонница. Меня окутывала депрессия. Я сбился со счета. Когда какой день и что происходит. Один день был копией другого. И хотя я старался быть таким же, как всегда, это было невероятно трудно. Я просто пытался, но не уверен, что у меня получалось.

Мне показалось, что из окна стал дуть ветер холодней. В спальне уже давно кружили снежинки, но я не двигался с места. Мне нравилась обстановка. Никого не было, кроме меня и ее в моей голове. Мне хотелось, чтобы она была рядом. Или вообще была где-то, и я знал о том, что она дышит, плачет или смеется.Даже если не со мной. Это уже не имело значения для меня. Главное, чтобы она просто делала это. Но во мне жила маленькая надежда, что это — ошибка. И надежда подпитывала меня каждый день.

Раздался звонок.

Я моргнул один раз. И продолжил думать о своем. Моргнул еще раз спустя минуту. Но телефон никак не переставал звонить. Я никогда раньше не чувствовал такой отрешенности от мира и такого нежелания делать что-либо. Кто-то поставил на зарядку мой смартфон. Мне звонила мама, и я заставил себя поднять трубку.

— Гарри, солнышко, — ее голос был беспокойный.

Я не собирался отвечать ей. Мне нужно было подождать, пока она скажет то, что хотела сказать, и положить трубку.

— Дорогой, я знаю, тебе тяжело сейчас. Но мы… — она ужасно нервничала, интонация в голосе скакала.

Ей было холодно?

— Мы попали в аварию, пока ех…

Это ужасное слово врезалось в мой разум. В груди что-то защемило, и я стал отвечать ей.

— Мама, все живы?!

— Милый, Джемма… — мама сорвалась на плач.

У меня заболело сердце. Но она слегка успокоила меня словами:

— Она жива, но…

— У Джем что-то с позвоночником, — Робин вырвал у мамы телефон.

Твист убрал его куда-то далеко, и я слышал, что он прошептал моей маме, чтобы она помогла Джемме.

— Ты можешь хоть сейчас не быть таким эгоистом и приехать, чтоб поддержать свою сестру?

— Я…

Мне пришлось оборвать речь, потому что я услышал суматоху на том конце линии. Посмотрев на экран телефона, я убедился, что еще вешу на связи.

— Робин?

Никто не отвечал. Слышались отдаленные голоса.

— Приехала скорая.

— Где вы?

Мир казался мне несуществующим и каким-то плывущим, черно-белым. Будто всё это был сон.

— Едем в центральный Глостерский госпиталь. Ты нужен нам, Гарри.

После этого связь оборвалась. Робин бросил трубку. Я с минуту просидел, не шевелясь, а затем отложил телефон. Сердце покалывало. Я закрыл лицо ладонями, и в голове всплыли все моменты с Джеммой, когда мы смеялись и ругались. Мне хотелось кричать, но за пару месяцев силы окончательно иссякли. Посидев пару минут, я встал с кровати. На мне были трикотажные штаны, в которых я ходил уже несколько недель, и свитер. Я не стал их менять на какую-то другую одежду и просто направился в гараж. У меня не было совершенно никакого представления, как я поеду и где находится Глостер. Дверь автомобиля захлопнулась, как только я сел.

Я давно не сидел в этой машине.

Мне казалось, что я схожу с ума, потому что я почувствовал легкий запах ванили в салоне. Спазм в грудной клетке никак не проходил. Мне было трудно пить и есть с ним. У меня просто не получалось сглотнуть. Он появился на следующее утро после ее «отлета». И в тот момент он не давал мне глубоко вздохнуть. Я повернул ключ зажигания и опустил окно, выезжая из гаража. Я вбил центральный госпиталь Глостера в навигаторе, и тот подсчитал, что ехать мне четыре часа на средней скорости. Наверное, это хорошо, потому что когда ты в депрессии, езда на машине лучше всего успокаивает нервы. По-моему было утро, потому что машин на дороге было не очень много. Пасмурная погода давила на меня. Девочки-подростки озирались на мой автомобиль. Всё это раздражало и заставляло хотеть убиться одновременно. Я просто потерял рассудок и не знал, что мне делать в какой ситуации. Я не знал, как нужно себя вести и что говорить, когда меня спрашивают о чем-то. Я не помнил, что можно делать по договору, а что нет. Я не находил слов, чтобы ответить на звонок или сообщение от кого-либо. Я просто не знал, что делать. Я потерял себя. И дело было не в Джемме, не в погоде. Дело в том, что я потерял то, о чем всегда мечтал. Я потерял ту, с кем я — это я. И без нее стало еще хуже, чем было до нее. Но теперь это навсегда. Дорога и сумбурный город сменились шоссе и лесами. Воздух стал холодней, и я закрыл окно. Наверное, в тот момент мой салон был весь в снегу. Я ехал, слушая, куда указывает навигатор и не сводил взгляда с лобового стекла. Картинки менялись перед глазами. Именно картинки. Это была не дорога, не шоссе, не путь, не трасса. Это были картинки, которые не имели особого значения. Разбился бы я, съехал с обрыва, врезался в дерево — ничего из этого уже не беспокоило меня. Но я держался своей линии инстинктивно и невозмутимо. В тот момент езда была больше похожа на игру онлайн для детей от семи до девяти, смысл которой просто ехать. И я делал это, но если бы меня занесло, я бы не стал сопротивляться. Какой-то частью души мне хотелось быть занесенным в обрыв. Телефон иногда вибрировал в кармане, и я бы взял трубку, если бы это была моя семья, но звонили не они. Из всех, кого Мэри знала в этом чертовом городе, действительно волновались только Элеанор и Луи. По крайней мере из тех, кого я тоже хорошо знал. Мысль об этом рождала у меня ненависть ко всем остальным. Я смотрел на эти заснеженные дороги и тропинки, но почему-то всё напоминало мне о ней. Эта машина. Казалось, еще вчера она сидела слева от меня и громко смеялась над ерундой, которую я говорил. Мне казалось, что сейчас ее рука дотронется до моей или она что-то шепнет мне. Глаза Мэри появлялись перед моими, а ее голос что-то невнятно бормотал в моей голове. Я скучал по ней. И хотя меня окутывала безнадежность, я чувствовал, что она где-то рядом. Я чувствовал её. И мне до сих пор не верилось до конца, что она умерла.