Император передал послание Цао Цао, и тот распорядился вызвать Ни Хэна. После приветственных церемоний Цао Цао пригласил его сесть. Ни Хэн обратил лицо к небу и со вздохом сказал:
– Хоть и необъятен мир, но нет в нем людей!
– Как это нет людей? – изумился Цао Цао. – У меня под началом несколько десятков человек, и все они герои!
– Хотел бы я знать, кто они?
– Сюнь Юй, Сюнь Ю, Го Цзя, Чэн Юй – все люди дальновидного ума и на редкость искусные. Даже Сяо Хэ и Чэнь Пину далеко до них! Чжан Ляо, Сюй Чу, Ли Дянь, Ио Цзинь – храбрейшие из храбрых. Ни Цинь Пэну, ни Ма У не сравниться с ними! А мои помощники Люй Цянь и Мань Чун! А мои военачальники Юй Цзинь и Сюй Хуан! Сяхоу Дунь – один из удивительных талантов Поднебесной, Цао Жэнь – самый ловкий военачальник в наше время! Как же вы говорите, что в мире нет людей?
– Вы ошибаетесь, – возразил Ни Хэн со спокойной улыбкой. – Этих я знаю. Сюнь Юя можно послать плакальщиком на похороны или наведаться к больному. Сюнь Ю годен ухаживать за могилами, Чэн Юю можно поручать закрывать окна и двери, Го Цзя пригоден для чтения стихов, Чжан Ляо способен бить в барабаны и гонги, Сюй Чу – пасти коров да ходить за лошадьми, Ио Цзинь может писать да читать указы, Ли Дянь – развозить письма да депеши, Люй Цянь пригоден на то, чтобы точить ножи да ковать мечи, Мань Чун – чтобы пить да есть, а Сюй Хуан – резать собак да колоть свиней. Сяхоу Дуня следовало бы именовать полководцем «Неповрежденной головы», а Цао Жэня – «тай-шоу Люблю денежки». Все остальные – вешалки для платья, мешки для риса, бочки для вина да корзины для мяса!
– А какими способностями обладаешь ты сам? – едва сдерживая гнев, спросил Цао Цао.
– Из небесных знамений и земных законов нет таких, которых я не постиг бы. В трех учениях и девяти течениях [50] нет ничего неведомого мне. Я мог бы сделать Сына неба равным Яо и Шуню, а сам я в добродетелях могу сравняться с Куном и Янем! [51] Да что мне рассуждать с безграмотными людьми! – воскликнул Ни Хэн и спокойно направился к выходу.
Стоявший рядом с Цао Цао Чжан Ляо схватился было за меч, но Цао Цао удержал его и сказал:
– Мне не хватает барабанщика, который играл бы во время пиров и представлений при дворе. Я хочу на эту должность поставить Ни Хэна.
– Почему вы не казните этого наглеца? – спросил Чжан Ляо.
– Он широко известен, люди вблизи и вдали прислушиваются к нему, – возразил Цао Цао. – Поднебесная не простила бы мне его смерти. Раз уж он считает себя таким талантливым, так я и сделаю его барабанщиком и этим опозорю его.
На следующий день Цао Цао устроил во дворце большой пир. Все барабанщики явились в праздничных одеждах, и только Ни Хэн пришел в старом платье. Заиграли «Юй-ян» [52]. Звуки музыки были прекрасны и мощны, напоминая удары камня о металл. Гости, растроганные, проливали слезы.
– А почему ты не переоделся? – спросил Ни Хэна один из приближенных Цао Цао.
И вдруг Ни Хэн перед всеми снял свое старое платье и остался совершенно голым. Гости закрыли лица руками.
– Стыда у тебя нет! – закричал Цао Цао. – Не забывай, что ты в императорском храме предков!
– Обманывать Сына неба и высших – вот бесстыдство, – невозмутимо отвечал Ни Хэн. – Я обнажил формы, данные мне отцом и матерью, и хочу показать свое чистое тело!
– Это ты-то чист? – съязвил Цао Цао. – А кто же, по-твоему, грязен?
– Ты не отличаешь мудрости от глупости, значит у тебя грязные глаза. Ты не читаешь книг и стихов, значит грязен твой рот. Ты не выносишь правдивых слов, значит грязны твои уши. Ты не отличаешь старого от нового, значит ты грязен телом. Ты мечтаешь о захвате власти, значит ты грязен душой. Я – самый знаменитый ученый в Поднебесной, а ты сделал меня барабанщиком, подобно тому, как Ян Хо унизил Чжун-ни, а Цзан Цан оскорбил Мын Цзы. Ты хочешь стать ба-ваном, а сам презираешь людей!
– Ни Хэн, разумеется, виноват, но он слишком ничтожен, чтобы его слова могли нарушить ваш сон, – вмешался Кун Юн, трепетавший за жизнь Ни Хэна.
– Ты поедешь моим послом в Цзинчжоу, – сказал Цао Цао, обращаясь к Ни Хэну. – Если Лю Бяо покорится, я сделаю тебя сановником.
Ни Хэн отказался. Но Цао Цао все же велел приготовить трех коней, чтобы два всадника могли сопровождать Ни Хэна, придерживая его за руки, и в честь его отъезда распорядился устроить пир за восточными воротами.
– Не вставайте, когда появится Ни Хэн, – предупредил присутствующих Сюнь Юй.
Ни Хэн вошел. Все сидели. Он испустил громкий вопль.
– Почему вы плачете? – спросил его Сюнь Юй.
– Как же мне не плакать? Я вхожу в могилу…
– Если мы мертвецы, то ты безголовый дух, – возмутились все.
– Я подданный ханьского императора, а не приспешник Цао Цао, – отвечал Ни Хэн. – Поэтому я не безголовый!
– Стойте! – остановил гостей Сюнь Юй, когда те хотели наброситься на Ни Хэна с мечами. – Это такое же жалкое существо, как воробей или мышь, стоит ли пачкать о него мечи?
– Хорошо, пусть я воробей, мышь, кто угодно, но зато у меня человеческая душа! Вы же только черви и осы!
Охваченные негодованием, гости разошлись.
Ни Хэн прибыл в Цзинчжоу и предстал перед Лю Бяо. Произнося хвалебные речи, он лишь высмеивал Лю Бяо. Это не укрылось от последнего, и он приказал Ни Хэну ехать в Цзянся к Хуан Цзу.
– Ни Хэн смеялся над вами. Почему вы не казнили его? – спросил кто-то у Лю Бяо.
– Ни Хэн опозорил Цао Цао, но тот не убил его, боясь лишиться сочувствия народа. Он спровадил его ко мне, чтобы покончить с ним моими руками и нанести этим ущерб моему доброму имени. А я отослал Ни Хэна к Хуан Цзу, давая понять Цао Цао, что я не глупее, чем он.
Как раз в это время прибыл посол от Юань Шао. Озадаченный Лю Бяо обратился к своим советникам:
– Какого же посла мне слушать?
– Двое сильных схватились друг с другом; если вы пожелаете действовать, то можете воспользоваться этим случаем и разбить своих врагов, – сказал Хань Сун. – А коль не хотите, изберите лучшего и служите ему. Цао Цао – прославленный полководец. Похоже на то, что раньше он захватит Юань Шао, а потом двинет войска на Цзяндун, и тогда вам, пожалуй, не удержаться. Примкните к Цао Цао; он, я уверен, примет вас с уважением.
– Поезжайте-ка вы в Сюйчан и посмотрите, каково там положение дел, а потом мы еще посоветуемся, – произнес Лю Бяо.
– У государя и у подданного есть своя определенная судьба, – сказал Хань Сун. – Я служу вам и по вашему приказу готов идти в огонь и в воду. Хотите ли вы принести покорность Сыну неба, или же служить Цао Цао – в любом случае я буду вашим послом. Но если вы не принимаете моих советов, а в столице Сын неба пожалует мне должность, я стану служить ему и не отдам за вас свою голову.
– Поезжайте в Сюйчан, у меня есть свои соображения.
Хань Сун приехал к Цао Цао, и тот принял его весьма ласково, пожаловал высокое звание и отпустил обратно.
Вернувшись, Хань Сун стал всячески расхваливать Цао Цао и уговаривать Лю Бяо перейти на его сторону.
– У тебя есть какие-то задние мысли! – разгневался Лю Бяо и хотел казнить Хань Суна.
– Вы обидели меня, а не я вас! – вскричал Хань Сун.
– Ведь Хань Сун советовал вам это еще перед поездкой, – вмешался Куай Лян, и Лю Бяо пощадил Хань Суна.
Лю Бяо сообщили, что Хуан Цзу обезглавил Ни Хэна, и он пожелал узнать, как это случилось. Вот что ему рассказали.
Хуан Цзу и Ни Хэн пили вино, и Хуан Цзу спросил своего собеседника:
– Скажите, кого бы вы могли назвать достойным человеком?
– Старшего сына Кун Юна и младшего сына Ян Дэ-цзу, и больше никого.
– А кто же я такой? – спросил Хуан Цзу.
– Ты похож на бога в храме, который принимает жертвоприношения, но, к сожалению, не обладает умом, – ответил Ни Хэн.
– Значит, ты считаешь меня деревянным идолом! – в гневе закричал Хуан Цзу и обезглавил Ни Хэна. Ни Хэн, не закрывая рта, поносил его до последней минуты своей жизни.
