Тайши Цы с мечом в руке уселся на хозяйском месте. Перепуганный Цзян Гань молчал.
– С тех пор как я командую войсками, я не выпил ни одной капли вина, – сказал Чжоу Юй. – Но сегодня, по случаю встречи с моим старым другом, я буду пить допьяна. Опасаться мне нечего!
Он рассмеялся и принялся осушать кубок за кубком. Пир шел горой, все развлекались, как могли.
Чжоу Юй, уже сильно захмелевший, поднялся со своего места и, взяв Цзян Ганя за руку, вышел с ним из шатра. У входа в шатер, как обычно, стояли телохранители с копьями и алебардами.
– Ну, как мои воины? Молодцы?
– Да! Сущие тигры! – поддакивал Цзян Гань.
Тогда Чжоу Юй повел Цзян Ганя в сторону от шатра и показал ему целые горы провианта.
– Как вы думаете, хватит у меня провианта? – продолжал спрашивать Чжоу Юй.
– Ничего не скажешь, – согласился Цзян Гань. – Войска у вас отборные, провианта вдоволь – недаром об этом говорят!
– Мог ли я думать, когда мы учились в школе, что доживу до такого дня, как сегодня! – громко рассмеялся Чжоу Юй, притворяясь совершенно пьяным.
– Таланты ваши не превзойдены! – восхищался Цзян Гань.
– Когда достойный муж живет в этом мире и служит господину, он должен соблюдать долг подданного и сочетать его с чувством искренней любви, – продолжал Чжоу Юй. – Он выполняет повеления государя и делит с ним радости и горе! Я и стараюсь быть именно таким. Даже таким великим ораторам древности, как Су Цинь, Чжан И, Лу Цзя и Ли Шэн, если бы они вдруг воскресли, не удалось бы своим красноречием поколебать меня в моей решимости!
Чжоу Юй опять рассмеялся, а лицо Цзян Ганя стало серым, как земля. Чжоу Юй снова повел гостя в шатер, где они присоединились к пирующим.
– Вот герои Цзяндуна! – сказал Чжоу Юй, жестом указывая на военачальников. – Сегодняшний пир можно было бы назвать «встречей героев»!
Веселье затянулось до позднего часа. Когда стемнело, зажгли светильники. Опьяневший Чжоу Юй встал со своего места и затянул песню:
Великий муж, живущий в этом мире,
Стремится к славе, к подвигам блестящим.
Стремленье это к подвигам и славе
Ему утехой служит в настоящем.
И я нашел себе утеху в жизни
И пью вино и снова наливаю.
Когда же я напьюсь до одуренья,
Я песни во все горло распеваю.
Все рассмеялись. Время уже было за полночь, и Цзян Гань сказал:
– Простите, но я совсем опьянел…
Чжоу Юй разрешил гостям разойтись. Они поблагодарили его и покинули шатер.
– Мы уже давно не отдыхали вместе! – воскликнул Чжоу Юй, обращаясь к Цзян Ганю. – Сегодня мы будем спать на одном ложе!
Притворяясь совершенно пьяным, Чжоу Юй потащил Цзян Ганя к себе. Добравшись до постели, он так и повалился не раздеваясь. Ему стало дурно, и Цзян Ганю никак не удавалось заснуть. Он лежал на подушке с открытыми глазами и размышлял. В лагере барабан пробил вторую стражу. Цзян Гань привстал и огляделся. Светильники еще горели. Чжоу Юй спал мертвым сном, храп его напоминал раскаты грома. На столе, стоявшем в шатре, Цзян Гань заметил связку писем. Он поднялся с ложа и принялся украдкой их просматривать. Это была обычная переписка, но на одном из конвертов стояли имена Цай Мао и Чжан Юня. Это письмо привлекло особое внимание Цзян Ганя, он лихорадочно развернул его и стал читать:
«Мы не своей волею служим Цао Цао – нас к этому вынудили обстоятельства. Мы стараемся причинять ему вред, как умеем. Беспорядки, возникшие в лагере Цао Цао, – дело наших рук. Мы ищем удобного случая добыть голову самого Цао Цао, дабы положить ее у вашего знамени. Не сомневайтесь в нас. Вот наш почтительный ответ на ваше предыдущее письмо».
«Оказывается, Цай Мао и Чжан Юнь давно связаны с Восточным У», – подумал Цзян Гань, прочитав письмо. Он торопливо спрятал его к себе за пазуху и хотел просмотреть остальную переписку, но Чжоу Юй в этот момент заворочался на своем ложе. Цзян Гань поспешно задул светильник и лег.
– Друг мой, – проговорил сквозь сон Чжоу Юй, – через несколько дней я покажу тебе голову злодея Цао Цао.
Цзян Гань что-то пробормотал ему в ответ.
– Поживи у меня несколько деньков и увидишь голову злодея Цао Цао… – повторил Чжоу Юй.
Цзян Гань не ответил. Прошло некоторое время. Он окликнул Чжоу Юя, но тот уже спал. Цзян Гань прилег рядом.
Приближалось время четвертой стражи.
– Господин ду-ду! – В шатер просунулась чья-то голова. – Господин ду-ду! Вы спите?
Кто-то осторожно вошел в шатер. Чжоу Юй поднялся с ложа.
– Кто это здесь лежит? – удивился он.
– Разве вы забыли, что пригласили своего друга Цзян Ганя переночевать в вашем шатре? – был ответ.
– Я никогда не пил много, а вчера перепился и ничего не помню, – произнес Чжоу Юй тоном раскаяния. – Может быть, я и сболтнул такое, чего не следовало говорить…
– С северного берега приехал человек, – сказал вошедший.
– Говорите тише! – замахал руками Чжоу Юй и, обернувшись, позвал. – Цзян Гань! Цзян Гань!
Тот не отвечал, притворившись спящим. Тогда Чжоу Юй потихоньку вышел из шатра. Цзян Гань напряженно прислушивался. Снаружи слышались голоса.
– Цай Мао и Чжан Юнь сообщают, что в ближайшее время им не удастся выполнить свой план, и они этим крайне встревожены, – произнес кто-то.
Потом там заговорили так тихо, что больше ничего не удалось разобрать. Вскоре Чжоу Юй возвратился в шатер.
– Цзян Гань! Цзян Гань! – окликнул он.
Но Цзян Гань делал вид, что спит. Чжоу Юй скинул одежды и тоже лег. А Цзян Гань лежал и думал:
«Чжоу Юй человек очень осторожный. Утром он хватится, что исчезло письмо, и убьет меня…»
Пролежав до часа пятой стражи, Цзян Гань неслышно приподнялся и позвал Чжоу Юя. Тот спал. Цзян Гань повязал голову и тайком выскользнул из шатра. Разбудив своего слугу, он направился к воротам лагеря. На вопрос стражи, куда он так рано уходит, Цзян Гань ответил:
– Я боюсь, что своим присутствием отвлекаю господина ду-ду от важных дел, и потому решил уехать…
Стража не стала его задерживать. Цзян Гань беспрепятственно сел в свою лодку и поспешил вернуться к Цао Цао.
– Ну, как дела? – спросил чэн-сян, едва завидев его.
– Чжоу Юй непоколебим, никакими уговорами…
– Вы ничего не добились, и над вами еще посмеялись! – гневно оборвал его Цао Цао.
– Не гневайтесь, господин чэн-сян, – ответил Цзян Гань. – Хоть я и не сделал того, что обещал, но узнал одно важное дело! Прикажите всем удалиться.
Цзян Гань вынул письмо и прочитал его Цао Цао.
– Неблагодарные разбойники! – яростно закричал Цао Цао. – Ведите их сюда!
Цай Мао и Чжан Юнь явились.
– Я хочу, чтобы вы вели корабли в бой! – заявил им Цао Цао.
– Воины наши еще недостаточно обучены, господин чэн-сян, – возразил Цай Мао. – Нельзя же так легкомысленно выступать!
– А если бы они были обучены, моя голова была бы уже у Чжоу Юя, да?
Цай Мао и Чжан Юнь не поняли, что Цао Цао хочет сказать этими словами, и растерянно молчали. Цао Цао приказал страже вывести их и обезглавить. Вскоре головы несчастных положили у шатра. И тут только Цао Цао уразумел, какую ошибку он совершил.
– И я попался на хитрость! – с горечью произнес он.
Потомки сложили об этом такие стихи:
Коварству Цао Цао противостоять было трудно,
Но сам он к Чжоу Юю в ловушку попал сгоряча.
Чжан Юнь и Цай Мао, чтоб жизни спасти, изменили.
Кто ж знал, что злодеи погибнут от рук палача?
При виде отрубленных голов Цай Мао и Чжан Юня военачальники встревожились и стали расспрашивать, что случилось. Цао Цао не хотел признаться в том, что Чжоу Юй его перехитрил, и поэтому ответил:
