Он посмотрел на нее. Она легко коснулась его плеча. Сэм взял ее руку в свою и сказал тихо:

— Соня, я позвонил тебе за пять минут до появления Шеннона. Я был зол и…

Он не мог сказать — «я ревновал». Она была замужем. А Сэм был убежденным холостяком, слишком гордым для того, чтобы интересоваться, кто спит с ней.

— Я ревновал, — все-таки сказал он, потому что это было действительно так. Эти слова не сделали его еще большим идиотом, это было невозможно. — Это было в последний раз.

— Мы были очень заняты, — повторила она, проводя пальцами по его груди.

В кабинете не было нормальной двери, а только звукоизолирующая занавеска. Есилькова оглянулась на нее, когда Йетс притянул ее к себе одной рукой. Другой рукой он привычно полез ей под пуловер.

Если комиссар Безопасности настаивает, то она не против, хотя для выполнения того, к чему шло дело, в захламленном кабинете им пришлось бы прислониться к стене.

Йетс никогда не отступал, если дело зашло так далеко.

— Дай, я сама, — прошептала Есилькова, касаясь застежки своих брюк.

Зазвонил телефон экстренной связи.

Йетс повернулся к столу, где стоял его огромный аппарат.

— Я сказал своим, чтобы никто меня не беспокоил, — проворчал он, протягивая руку к трубке. — Кто это там такой непонятливый…

В трубке раздался длинный гудок, а тревожный звон повторился.

— Извини, Сэм, — пробормотала Есилькова и нажала клавишу своего собственного телефона, который не был отключен.

— Что случилось? — сказала она в микрофон, поправляя пуловер.

— Это с главного входа! — закричал кто-то. Голос трудно было узнать из-за искажений. — У нас тут что-то появилось, посмотрите сами! Это какой-то танк!

— Успокойся и включи видеоканал, Гейтвуд, — сказал Йетс. Он узнал голос, сразу перейдя к делу. Есилькова будет недовольна таким пренебрежением.

— Голографическое изображение, — приказала Есилькова.

— Голографическое изображение, — повторил Йетс, потому что его приемник был настроен на выполнение голосовых команд, которые он отдавал лично. Трехмерное изображение лунной поверхности заполнило комнату. Работали сразу несколько камер, наблюдавших за входом в подземный город, чтобы засекать террористов и контрабандистов.

— Господи! — простонал Йетс. Есилькова выругалась по-русски.

Это был не танк, потому что у танков не бывает четырех ног, но в общем описание Гейтвуда подходило. Пришелец был длиной около шести метров, его тяжелое, приземистое тело было одето в бесшовный гибкий металл, отливающий кобальтом.

Под куполом, который мог быть шлемом, было две руки. Руки были длиннее ног и сжимали что-то вроде фантастического ружья. Чудовище медленно подняло его к плечу…

— Гейтвуд, беги! — закричала Есилькова. — Спасайся!

Дверь была достаточно велика для риллианина. Это было хорошо, потому что ему не хотелось бы продираться по узким туннелям, оказавшись внутри.

Впрочем, если бы была необходимость, он полез бы куда угодно.

Массивная дверь была сделана из титанового сплава, выдерживающего прямое попадание метеорита без нарушения герметичности. Если обитатели подземного города знали о появлении риллианина (а к этому времени они должны были знать), вход наверняка охранялся.

Но это было не так уж важно. Солдат нацелил свое оружие на нижний левый край двери и, постоянно нажимая на спуск, повел стволом вверх и наискосок.

Середина толстой дверной панели превратилась в сгусток плазмы и разорвалась. Во все стороны полетели раскаленные обломки. Кусок титана размером с карточный столик врезался в шлем риллианина. Динамическая броня скафандра, работавшая на принципе все того же А-поля, отразила удар.

Солдат споткнулся и выругался.

Когда броня активировалась, риллианин был неуязвим, но оставался слеп и беспомощен, как во время пространственного перемещения. Реакция брони, собственно, и представляла собой пространственное перемещение: все, что находилось внутри скафандра, выбрасывалось из нормального пространства-времени.

Активация брони проходила быстрее, чем нормальная скорость света, возвращение в пассивное состояние специально немного задерживалось. Весь процесс занимал очень мало времени — не успеешь глазом моргнуть, как говорили инженеры.

Инженерам никогда не приходилось терять зрение и слух в разгар боя, когда аппаратура не работает, а кишки выворачивает наизнанку. Можно моргать глазами во время активации брони, а можно представить, как выдираешь челюсть у инженера, потом — чешую, потом…

Солдат снова мог видеть. Он снова почувствовал, что стоит на твердой поверхности всеми ногами. Он немного сбился с шага, но это было неудивительно. Внешняя дверь шлюза исчезла, на ее месте зиял пролом, по краям которого мерцали искры — последствия пространственного перемещения.

Эта случайная шрапнель послужила ему хорошим уроком. Местные жители не смогут причинить вреда риллианскому солдату, но он сам может причинить себе вред, если будет неосторожен.

Он отошел немного в сторону и выстрелил во внутреннюю дверь с безопасного угла. На этот раз все прошло удачно — только несколько обломков вылетело наружу, основное приложение силы пришлось внутрь.

Солдат шагнул вперед, заставив себя не обращать внимания на мерцание излишков энергии перемещения. Они не смогут пробить его броню, но…

Он вспомнил, и это были ложные воспоминания: существа с длинными шеями и телами, слишком массивными даже для риллианина, смотрели на него бессмысленными коричневыми глазами, а их челюсти неторопливо перемалывали что-то, двигаясь из стороны в сторону.

Только не здесь, не сейчас, не с ним! Очевидно, это был безвредный побочный эффект применения нового оружия.

И он не стал стрелять снова, войдя в разрушенный шлюз, как сначала собирался сделать.

Внутри шлюза он наткнулся на труп. У существа было четыре конечности, оно ходило на двух, выпрямившись, пока было живо.

Шарики плазмы, желтые и голубые, весело прыгали по широкому коридору, тянущемуся перед ним, — видимо, в стенах были проложены кабели и трубы, притягивающие плазму. Когда содержимое каждого шарика возвращалось в нормальное пространство-время, они взрывались. Взрывы звучали приглушенно. Атмосфера быстро улетучивалась из шлюза.

Кислородная атмосфера. Это было хорошо. Новое оружие имело специальный предохранитель, ограничивающий его применение в хлориновой атмосфере, которой дышали риллиане. А-поле в хлорине вело себя непредсказуемо.

Риллианского солдата выбросило из нормального пространства-времени, потом он снова вернулся, потом весь цикл повторился несколько раз.

В промежутках между активацией брони риллианин видел, что один из туземцев стреляет в него из ручного оружия. Снаряды, выпускаемые им, были бы безвредны, даже если бы риллианин стоял перед ним голым.

Туземец не имел ни защиты, ни дыхательного аппарата, хотя теперь атмосферное давление должно было стать гораздо ниже, чем требовалось для поддержания его жизни. И каждый раз, когда безвредный снаряд ударял по броне, она активировалась, и бессмысленный скафандр, запрограммированный глупыми инженерами, выбрасывал риллианина в ад…

Пребывание там длилось примерно столько же, сколько проходило до следующего удара маленьким снарядом.

Риллианин вернулся в нормальное пространство, и скафандр временно перестал издеваться над ним. Он повернулся и нажал на спуск своего оружия. Его внутренности напряглись, ожидая боли от нового перемещения. Голографическая прицельная панорама исказилась, когда А-поле уничтожило часть пространства.

Туземец бросил свое опустошенное оружие и поспешил к люку возле шлюза, но дверь автоматически захлопнулась при понижении давления воздуха.

Риллианин снова нажал на спуск, затаив дыхание, а потом заглянул внутрь, в пролом, туда, где раньше была входная дверь в шлюз. Его зрению открылся широкий коридор с закрытыми дверями по бокам. Кое-где стены были прозрачными, и можно было видеть, что творится внутри. Светильники под потолком испускали свет, соответствующий по частоте излучения местной звезде, отфильтрованный разреженной кислородно-азотной атмосферой.