- Это ценное качество, аймэ. Мало кто может им похвастаться.
Я смутился. Еще немного и я суну ладони меж колен и начну ковырять ботинком пол, заливаясь краской. Позор какой…
- Вы так очаровательны, - Хэгира склонился ко мне, внезапно перестав смеяться, и я сглотнул от окутавшего меня запаха. Такого… терпкого, но очень приятного. Как мускат, который отец хранит в стеклянной баночке в дальнем углу кухонного шкафчика.
- Я не понимаю…
- Я хочу заключить с вами Союз Одной ночи, аймэ.
Я вскинул голову, и первые слова возражений замерли у меня на губах. Хэгира смотрел на меня без усмешки, с какой-то тоской и щемящей нежностью. И я внезапно увидел то, что не заметил с самого начала. Опущенные вниз уголки губ, глубокую складку, залегшую на лбу, судорожно стиснутые в кулаки пальцы. Я смотрел на него и мысли в моей голове водили хоровод. Я пытался поймать хоть одну, а когда мне это удалось, я тихо спросил:
- Почему я, хэймэ? Я – никто рядом с вами.
Он немного помолчал, а потом кивнул в сторону:
- Пройдемся?
Я поднялся молча. Не смог по-другому. Куда-то делась моя бравада, осталось только легкое волнение. Союз Одной ночи – близость без обязательств. Полная свобода, но никакого принуждения. И никаких попыток повторить. Или заявить права. Только секс и ничего больше. Я вполне верил в то, что кому-то может показаться заманчивой мысль переспать со мной, но я и ОН? В это я поверить не мог.
- Хэймэ? – после недолгого колебания я предложил ему свою руку, и он ее принял. Мы неторопливо пересекли обзорную палубу и спустились вниз, туда, где нас встретила оранжерея.
- Ты похож на моего карми, аймэ, - после недолгого молчания произнес Хэгира. – Когда у меня был карми. Ему было двадцать два, когда он погиб. Мы готовились зачать ребенка, но не успели. – Он говорил спокойно, плавно, чувствовалось, что звучавшая в его голосе боль была ему уже привычна. – Я почти не жил после его смерти, десять лет я просто существовал. Даже мое тело отказалось нормально функционировать. Я омега, который так и не стал отцом. Не потому, что не хотел, а потому что просто не мог. Ты знаешь, как относятся в империи к таким, как я, которые так и не выполнили свой долг. Я боялся, что закончу свою жизнь в одиночестве, но несколько дней назад я снова попробовал. И мой альфа нашелся. И сейчас я лечу к нему. Я не знаю его, не знаю, какой он и кто он, но мне все равно. Сейчас я могу думать только о своем карми. Я смотрю на тебя, и мне кажется, что это он. Такой же юный, каким он был, когда мы только встретились. Я знаю, как неприятно это слышать, но я прошу тебя не отказывать мне. Я ПРОШУ тебя дать мне шанс на жизнь. Я не смогу начать новую, не попрощавшись со старой.
Он замолчал, а я наконец вспомнил, как дышать. Несколько мгновение мы еще по инерции шли, а потом я остановился. Повернулся к нему и, глядя в глаза, четко произнес:
- Хэймэ Морино, я, Джойс Шолто, альфа-дарк, прошу вас о Союзе Одной ночи.
Глаза Хэгира засияли радостью и благодарностью. Он отпустил мою руку и, отступив на шаг и выпрямившись еще больше, ответил:
- Я, Хэгира, Морино принимаю твое предложение о Союзе Одной ночи.
Я робко улыбнулся и расслабился, чувствуя себя почему-то донельзя испуганным и довольным. Чем это все не закончится, я поступил правильно. Отец бы мной гордился.
Неловкость – это первое чувство, которое у меня возникло, как только я оказался в его каюте сутки спустя. Я не знал, куда смотреть, куда девать руки, и что нужно сделать раньше – попытаться до него дотронуться или уж раздеваться сразу. Чувствуя его взгляд, я смущался, злился, кусал губы, а потом он решил все взять в свои руки. Я с облегчением позволил ему провести себя вглубь каюты, кстати, первого класса, усадить себя на край кровати и всучить бокал чего-то алкогольного. Обрадованный возможностью немного расслабиться, я ахнул его залпом, закашлялся и вытер выступившие от нехилого градуса слезы. Но алкоголь помог. Волнение понемногу покидало тело, как и неловкость, и я осмелился наконец вскинуть взгляд на своего будущего любовника. И невольно залюбовался им, сам не веря тому, что могу, имею право до него дотронуться. В приглушенном свете каюты Хэгира казался на пятнадцать лет моложе, беззащитнее, и я вдруг отчетливо понял, что завидую тому, на которого так похож. Как он называл его, когда они оставались наедине? Какое имя не оттолкнет?
До сегодняшнего дня я никогда ни с кем не был, не считая баловства в «загонах» с другими мальчишками, а сейчас вдруг сердце заколотилось в груди. Я альфа. Пусть молодая совсем, неопытная, но альфа. А это значит, что я не имею права на неловкость, сомнения или грубость. Тот, что стоял передо мной, заслуживал лучшего, чем я, но если нас свела судьба, я должен забыть о своих страхах.
- Ты слишком много думаешь, - Хэгира подошел ко мне, вытянул из пальцев пустой бокал и взял мои руки в свои, вынуждая подняться.
- Это так заметно? – теперь я чувствовал его запах по-другому. Не носом, а всем телом. Кончиками пальцев, губами, всем собой. Это волновало. Это заставляло кровь быстрее бежать по венам.
- Ты очень напряжен, - Хэгира улыбнулся, а я вдруг потянулся к его губам, словно собираясь слизать с них эту улыбку. Он принял мой поцелуй покорно, и я забыл о том, что, в общем-то, не умею целоваться. Я наизусть знаю таблицу Менделеева, смогу без запинки рассказать отличия кораблей класса «Кулак» и «Молот», но ничего из этого не могло помочь мне сейчас справиться с ощущением первого в моей жизни настоящего поцелуя. Я не понял, не заметил, как из ведущего вдруг стал ведомым, но сдался напору Хэгира без боя. Он учил меня мягко, неторопливо. Но очень скоро мне стало мало. И я попытался показать своему учителю свои успехи. Я целовал его глубоко, с внезапно проснувшейся жаждой, которая быстро вытеснила из моей головы все связные мысли.
Он перебирал мои прядки, откидывал голову, подставляясь под мои неумелые, но полные жара ласки, тихо-тихо постанывал, и таял, тек в моих руках. А вместе с ним таял и я. Я раздевал его неловко, почти грубо, но когда наша одежда оказалась на полу, он первым прижался ко мне. Я обнимал его, гладил ладонями плечи, спину, целовал шею и не понимал тех альф, которые отказывались от своих омег. Как? Как можно от них отказаться, если только рядом можно почувствовать себя целым, нужным, настоящим? Я слизывал его запах с тонкой кожи, собирал стоны с его губ и прижимался все сильнее, словно забыв, что можно сделать что-то еще.
Хэгира сам увлек меня к кровати, сам толкнул на нее и вытянулся рядом. Больше подсказок мне было не нужно. Я перекатился сверху, навис над ним, улыбаясь подрагивающими губами.
- Красивый, - шепнул он, отводя пряди от моего лица. Он смотрел на меня так, что у меня разрывалось сердце. Нежность, боль, грусть, желание. Странно, но почему-то мне казалось, что он все равно видит меня. Меня, а не своего погибшего карми.
- Спасибо, - отвечать «ты тоже» было… неправильно, поэтому я склонился ниже и с нежностью коснулся губами его губ. Вместо тысячи слов.
Идя сюда, я боялся, что буду поспешным, неуклюжим, но с ним все словно получалось само собой. Я укрывал поцелуями его тело, теребил языком соски, вырывая у Хэгиры стоны и тихие мольбы, рисовал узоры языком на подтянутом животе. И даже когда перед моими глазами оказался его возбужденный член – неловкость не вернулась. Без узла и смазки – он был горячим, твердым и пах так одуряющее, что я не сомневался ни капли, погружая его в свой рот. Стон, который издал Хэгира в ответ… о, я буду помнить его всю жизнь. Долгий, болезненный и сладкий.
Я не знал, делаю ли я правильно, не знал, что доставит ему большее удовольствие, поэтому когда он вдруг потянул меня за волосы, вынуждая подняться выше, мне на мгновение стало страшно. Я сделал ему больно? Сделал что-то не так? Но вместо упрека Хэгира меня поцеловал. Голодно, страстно, с непристойным громким звуком. А потом приподнялся и, прихватив губами мочку моего уха, что-то шепнул. Когда смысл его слов дошел до моего сознания, я вспыхнул, но покорно потянулся к блестящему на полу рядом с кроватью тюбику. Я не альфа Хэгиры, его тело не готово ко мне, поэтому мне придется воспользоваться смазкой. Но, духи космоса, каким же румянцем полыхали мои щеки, когда он мягко направлял меня! Уверен, что первые мои неловкие движения доставили ему боль, но с этим я уже поделать ничего не мог, зато потом, когда до меня дошло, что занята только одна рука, я с лихвой возместил ему дискомфорт. Я ласкал его языком, вбирая в себя так глубоко, как только мог, свободной рукой зарывался в мягкие почти бесцветные волоски и сам стонал от возбуждения, терпеть которое становилось уже невозможно.
