– Пусть расскажет, где находятся пленники, которых пять дней тому назад здесь ограбили.

После недолгих переговоров, Доржи сказал Петру Ивановичу:

– Этот недоносок говорит, что всех пленных повезли в Китай, на продажу в рабство. Куда именно не знает.

Подобрав раненных и уцелевшего бандита, все направились к обозу. Раненным оказали медицинскую помощь. Их было трое. Отправились дальше. Путь лежал беженцев в Китай. Все добрались до границы Китая без дальнейших приключений. Дальше судьбы их складывались по-разному. Алексей и Тоня прожили долгую жизнь, которая была всякой. Были радости, горькие времена, но это уже другая история.

Давно те времена канули влету. Ныне и следов то, однако, не найти. Древний старик, абориген здешних мест, от роду, по его словам, сто одиннадцатый десяток лет он разменял. Но как бы то ни было, его память сохранила события далёких лет полных чудес, трагедий и небылиц. До водяной мельницы, что была построена с незапамятных времён, в прилеске подступающем, вплотную к тайге, было вёрсты три, четыре не более, от большой по тем времена деревни Онохой. Которая стояла на не большом отдалении, от, крутого берега быстрой и временами полноводной реки под названием Уда. В народе мельницу называли Казимировой. Об этой мельнице ходили, среди селян разные страшные небылицы, и легенды, связанные, как с самой мельницей, так и заводью образованной платиной. В какие годы это было ни кто уж и не помнит. Только в те далёкие годы, когда и деды, то ещё не родились, появился в здешних местах обоз из двух подвод с тремя мужиками, вроде как беглыми разбойниками. В деревне селиться не стали, а подались ближе к тайге, облюбовали полянку на взгорке, в том месте протекал большой горный ручей, тут поляна то рассекалась большим оврагом. Взялись они этот овраг, на его исходе, плотиной перегораживать. Всё лето трудились рук не покладая, а пришла зима рубили отборные лиственницы и брёвна возили для постройки мельницы, амбаров да домов для житья. В этот же год построили добротную мельницу. Мужики оказались мастеровыми на все руки, сами изготовили и установили две пары больших жерновов, которые крутило большое водяное колесо. Шум плиц было слышно за версту, а то и более. Жернова разной зернистости мололи зерно на муку разных сортов. Не прошло и двух лет, как потянулись к мельнице из разных деревень подводы с зерном. Мололи из расчёта мешок зерна за два мешка муки, такой расчёт всех устраивал. Мельник со своими сотоварищами быстро, богатели, и молва о них разнеслась, по всей Бурятии. Которые помоложе, быстро обзавелись женами, да ребятнёй. Жили своими семьями, каждый своим двором, добротно, зажиточно. Только Казимир в бобылях ходил. Свою жену схоронил, когда жил еще в Питербурге. Там остались его сын с дочерью, жили они с его сестрой и его старушкой матерью. Сам то, мужик он был видный, в плечах сажень, росту высокого ручищи, что лопаты, в работе равных себе не знал. В руках у него всё кипело, за какое дело не возьмётся, всё получается, ладно. Грамоте и математике был хорошо обучен. Сподвижники его настрогали детворы, так он их обучал всему, что сам знал. Трудился каждый пацан, с малолетства. Росла молодёжь, крепкой и здоровой.

Про хозяина мельницы ходили слухи, будто водится он с лешим, который, живёт у него дома, по тому де к себе ни кого не допускает. А ещё якшается он с русалкой, которую, якобы видели в полнолуние на плотине, куда она приплывала на свидание к Казимиру. Заводь перед плотиной образовалась большая и глубокая, более пяти сажен, вглубь, по берегам заросла рогозом. К воде ни кто и не ходил, а если надо было, то спускались ниже плотины, и то пользовали её с опаской. Про русалку толки ходили не на пустом месте. Как то в летнюю пору ночью при полной луне молодой мужик с девчиной сидели на мостке что устроен через плотину обнимались да миловались как глядь из-за плакучей ивы плывёт кто-то, голова от луны серебрится волосы по воде длиннющие и ни единым звуком себя не выдаёт, охнула девица вскочила и опрометью с плотины, за ней не отстал и ухажер. Прибежали к своим, глаза большие, запыхались руками показывают на заводь и испуганно бормочут: «Она там, там русалка плавает, хотела нас к себе, и давай усердно креститься». Нашёлся мужичёк любитель пошутить: «Ента, люди добрыя от любовного запала у их в глазах то, дорожка, от луны то, за русалку примерещилась». Как бы то ни было, но опаска у людей с тех пор не проходила. А уж когда пацаны, которые возвращались из тайги, куда ходили за серой, собирали с коры лиственниц старую отвердевшую смолу и жевали её Прибежали в деревню и рассказали, как любопытство их, чуть жизни им не стоило, то уж тут, то и вовсе по деревням пошли слухи да догадки о чём-то не чистом на мельнице. А пацаны, это два брата, из Онохоя сыновья Двоеглазова Валентина Егоровича, из тайги вышли к мельнице, день уже к вечеру склонялся, который постарше Витяй, младшенькому Вовке, говорит:

– Давай ка к Казимирычу зайдём, спросим про русалку, может врут всё.

Вовка согласился:

– Только сначала в оконце заглянем, а ужо тодысь подём к ему.

Так ребятишки и сделали, осторожно чтоб не шуметь, подобрались к окну и заглянули, а в хате супротив окна стоит девица с распущенными до колен волосами, как лён белёсыми, совсем нагая и руки сжала у груди, Козимирыч перед ней на коленях, и с ружьём в руках. Вовка прошептал: «Русалка». Витяй ойкнул, схватил брата за рукав и бросился бежать, Вовка споткнулся, упал, соскочил и гонимый страхом побежал за старшим, услышав шум, собаки принялись лаять и кинулись вдогонку за беглецами. Каземирыч выскочил на улицу, увидел удирающих пацанов, выстрелил в воздух, чем ещё больше нагнал страха на ребят, позвал собак. Он постоял некоторое время на крыльце, думая, видели ребята сцену в хате, али нет? Ели видели, домыслов прибавится ещё больше, что же мне делать с Еленушкой-то со своей горемычной зазнобушкой. Полюбили они друг друга, он в опале у царских чиновников, она дочь знатного вельможи, о женитьбе и речи быть не могло. Любовь двух пылких сердец обрекла их на мучения и страдания. Обвенчать их ни кто не соглашался, им приходилось прятаться от преследований. Теперь же уехав в такую даль от Санктпитербурга, им и здесь не было покоя. Раскрыться, значит рано или поздно узнают родители её и не миновать разлуки, ему в бега придётся податься, а её увезут в родительский дом. Так и мыкались, скрывалась Елена от людей. Время же не стоит на месте, годы брали своё, Не дожив до тридцати годов горемычную свалила лихорадка. Как померла, схоронил Казимирыч свою Еленушку на деревенском погосте, привезли из города попа, отпел он усопшую, как положено. Казимирыч шибко печалился по своей возлюбленной, так промаялся несколько годков и помер спокойно во сне. На второй день нашли его, и упокоили рядом, с его ненаглядной. Подъезжая к мельнице, мужики, крестились и имели иконки при себе, на случай не чистой силы, которая колесо мельницы, и жернова крутит. Страшились, но ехали, без хлеба, то ни куда, а мука у Казимирыча была отменного сорта, опять же леший то помогат. Так уже второе поколение на выданье пошло. К тому времени, посаженные Казимирычем, саженцы, сосны, у воды ивы да берёзы, во дворах и около мельницы, рябины с черёмухой, выросли во весь могучий рост и образовали большой прилесок, укрывший под своей кроной все постройки. Пришло лихое время, старики то уж на покое, по печам лежали, как нагрянули, жандармы с солдатами, кого в арест взяли, кого в рекруты увели, девок в город направили по госпиталям, малолеток, по деревням разобрали. Ни кого не оставили ни старых, ни малых Когда арестованных, погрузили на подводы, с собой им разрешили взять харчей, да кой какой одежды. На удивление среди них не было ни паники, ни истерик, вели себя достойно, стараясь держаться друг друга посемейно. Полицейский чин, на гнедой армейской лошади, распорядился, детей малых не брать, а мельницу и дома сжечь. Пока шли аресты, да погрузка на подводы, крестьяне из близ лежащих деревень, своими подводами заполонили всё свободное, у мельницы пространство. Матери без звучно лили слёзы, прощаясь со своими детьми, отцы обращались к крестьянам, братцы не оставьте сиротами детишек наших, нет на них грехов то, да и наши души без грешны. Да и то верно арестованное поколение жило достойно в трудах и в согласии с законами божьими. Услышав такое распоряжение, крестьяне, заволновались и двинулись просьбой к офицеру, окружили его выкрикивая на перебой, что, мол никак нельзя их лишать мельницы Подъехал армейский офицер, приблизившись в плотную, к полицейскому, сказал: