- Я… – он задумался, затем посветлел лицом. – После могу сообщить об этом страже, если человек сам не сознается в преступлении.

- А разве нарушение таинства исповеди не считается грехом?

Монах снова задумался, на этот раз надолго. На его лбу появились морщинки, он склонял голову то в одну сторону, то в другую, пытаясь найти способ избежать греха и при этом вывести на чистую воду гипотетического убийцу.

- Вот и я об этом. Вы так заботитесь о своей душе, что забываете о своей миссии. Я говорю о снятии греха с души человека и наложении на него… ну, у вас это зовётся епитимьей.

- Значит, я должен принять на себя небольшой грех, чтобы освободить вас от более тяжкого, - он снова посветлел лицом, а я мгновенно напрягся и поспешил добавить:

- Гипотетически. Предупреждения не то, что нужно. Для защиты заповедей есть закон. Если к вам пришли покаяться в воровстве или убийстве куда благоразумнее отправить этого человека в тюрьму, где он понесёт земное наказание. Мало, кто озабочен божьим судом. Он далёк и незрим, а суд земной вот он, рядом, и именно закон должен сдерживать людей от совершения преступлений.

- Удивительно, как порой неверующий способен наставить служителя божьего на путь истинный.

На некоторое время воцарилась тишина, я вслушивался в чириканье птиц, засевших на дереве за окном, словно отряд солдат в осаждённой башне. Смотрят оттуда, наблюдают, а потом – раз! - и приходится бежать в укромное место, смывать бело-зелёный метко пущенный снаряд. Чем занимался монах, я не интересовался, судя по его лицу, он напряжённо думал.

- Так, по вашему мнению, религия не обязана существовать? – поинтересовался он спустя время.

- Этот спор можно вести до бесконечности, святой отец. Да его и ведут уже тысячи лет, если не ошибаюсь. Могу я попросить вас об одолжении? Как брат брата.

- Брат брата?

- Все люди братья. Один предок, как-никак. Я об Адаме. На вашего отца не грешу.

- Что за одолжение? – улыбнулся он, поняв шутку.

- Я слышал про Третий Рубеж… Не подскажете, как туда добраться?

Он отодвинулся и посмотрел на меня со скорбью в глазах.

- Зачем тебе это, сын мой?

- Гипотетически? – поднял я брови, и он вздохнул, соглашаясь. – Если говорить гипотетически, я ищу одного, кхм… человека, который на самом деле виновен в смерти той девушки.

- Которую убили вы? – уточнил священник.

- Гипотетически, - поправил я. – Скажем так, гипотетически, это была женщина и… Закон запрещал ей встречаться с моим другом. Так вот, тот человек, выполняя свой долг, хм, хранителя закона, приказал её убить.

- Она что, была замужем?

- Гипотетически, - машинально вставил я. – Что? Ах, да, замужем, конечно, замужем!

- Неверная жена во всех религиях подвергается осуждению, но убийство… Впрочем, если тот человек был её мужем…

- Был, ещё каким.

- Это, конечно, грех, - кивнул медленно священник, тщательно подбирая слова. – Но вряд ли я смогу осудить этого человека, наверняка он пребывал в отчаянии и ярости одновременно…

- И сейчас он молит бога о прощении в неизвестном месте, на которое могут указать души Третьего Рубежа. Понимаете, очень важно найти его, потому что его дочь…

- Дочь? Он бросил свою дочь на произвол судьбы? – ужаснулся церковник.

- И двоих маленьких сыновей, - смахнул я с глаз несуществующую слезинку. – Они, бедные, живут у злобной тётки, которая так и не приняла христианства и морит несчастных голодом. Заставляет их работать, а им-то всего по пять лет!..

Я замер, осознав, что меня занесло. Да кто поверит в этот бред?

- Ужас какой! – всплеснул руками монах. – Вам надо обязательно найти того человека!

- Понимаете теперь, почему мне необходимо попасть туда? Это грехом не считается, а если и считается, то во спасение четырёх невинных детишек.

- Четырёх? Вы же говорили, дочь и два сына.

- У него есть племянница. Бедной девочке десять, - я опустил скорбный взгляд в пол.

- Бедняжка! Конечно, ради спасения детей я укажу вам путь. Более того, провожу вас!

- А вот это не надо. Не стоит бросаться в крайности. Как же ваши прихожане без вас обойдутся? Столько людей погубит души, если вы уйдете из этого святого во всех отношениях места. Вот, пообщавшись с вами, я и сам задумался, а не принять ли мне христианство? Нравится мне ваша вера, все милосердные, все помогают.

- Нельзя принимать веру только потому, что она вас устраивает в определённый момент.

- Ладно, не буду. Так что там насчёт Третьего Рубежа?

- Он находится недалеко от перевала. Пройдёте от дороги к Мизари на восток, там увидите небольшую тропку. По ней доберётесь до площадки. Дальше будут заросли можжевельника, будьте осторожны, они колючие. Видать, сам бог противится проявлению там людей… Так вот, сквозь кусты пройдёте и увидите ещё тропку, по ней дойдёте до развилки и свернёте налево…

- Да… чего не сделаешь ради маленьких детишек, сколько их там уже…

- Четверо, - услужливо подсказал монах. – Знаете, а вы не столь плохи, как показались сначала.

- Вам, думаю, известно, что мир не состоит из таких абсолютов, как добро и зло? Граница весьма зыбка. Часто те, кто кажется чистым и светлым начинают вонять почище того самого, о чём в приличном обществе не упоминают.

- Вы циничны.

- А вы наивны. Жизнь интересная штука. Одним надевает розовые очки, а других сразу лицом о камень.

- Больно было? - неожиданно улыбнулся монах, я засмеялся, понимая шутку. - Что ж, желаю вам всего доброго и, конечно, удачного завершения вашей миссии. Будете в Мирре снова, не премините зайти и сообщить, как всё прошло.

- Обязательно, - улыбнулся я, махнув ему на прощание рукой, и уставился в его удаляющуюся спину. Часть меня хотела пойти следом и выговориться, выложить сомнения, боль, беспокойства. Только есть ли в этом смысл? Я привык держать всё в себе. Иногда казалось, накопившееся разорвёт изнутри, появлялось желание разнести вдребезги окружающий мир, выместить злость. Но что это даст? Мой крик никто не услышит, а если и услышит, просто посмеётся в ответ.

***

Корвин огляделся по сторонам и выехал из леса на кажущуюся бескрайней равнину. Впереди лежала покрытая твёрдым слоем глины земля, за ней снова лес, поля и, наконец, небольшой придорожный трактир, куда он и направлялся. Солнце жгло нещадно, словно вознамерилось превратить выжженную землю в сплошную сковороду. Мужчина покачивался в седле, концентрируясь на всём, лишь бы не чувствовать обжигающих кожу лучей. Дождь, прошедший несколько дней назад, казался приятным сном. Он всё чаще вспоминал северные земли, на которых вырос. Мили зелёных лугов и прекрасных пейзажей, где никогда не смолкали звуки жизни. Реки и озёра, полные рыбы, окружённые полянами, на которых паслись стада. Боже, как же он скучал по тем местам!

Качнув головой, он отвлёкся от воспоминаний, вернувшись к созерцанию пожелтевшей травы, покрывающей землю, и искривлённым деревьям. Сегодня ему предстояла важная встреча и, по мнению инквизитора, она не сулила ничего хорошего. На что это будет похоже? Допрос? Перемирие? Сделка? Нельзя предугадать.

Прикрыв глаза, он вздохнул. Без сомнений, принц знал, на что идёт, помогая ему вернуть утраченную репутацию в Ордене. Его подозрения, скомпрометированные самим Верховным инквизитором, оказались верными, и многие сочли это неким символом – кто ещё, как не столь прозорливый человек должен возглавить церковь? Но восхождение на пост Верховного Инквизитора виделось ему в тёмных тонах. Он был солдатом и умел выполнять приказы. Но управлять? Нет, к этому он не был готов.

Вскоре он приблизился к таверне и спешился. Привязав лошадь у дверей, зашёл внутрь, цепко осматривая помещение. Ждать, будто бы опальный принц, которого уже в народе прозвали проклятым, явится на встречу лично, было глупостью. Сюда приедет посланник, и его нужно было ещё отыскать. Обведя взглядом зал, Корвин вздрогнул, увидев знакомое лицо.

- Ваше Высочество, - поприветствовал он принца, усаживаясь за столик в углу. – Вижу, вы решили лично явиться на переговоры. Получится весьма представительно.