Очнувшись, я бросился к дому. Несколько шагов по ступеням показались самыми тяжёлыми. Я прикоснулся к двери и резким движением распахнул. В нос ударил запах палёного мяса. Поначалу показалось, эта вонь доносится из печи, но тут я увидел горящую фигуру. Пропитывая тело, огонь убивал кожу и пробирался внутрь. Стремительно подобрался к шее, вскарабкался по лицу, жадно вгрызаясь в плоть. Волосы осыпались пеплом на дощатый пол, где среди золы и крови с визгом металась женщина. Элайза наблюдала за гибелью матери с отрешённостью. Она не просила о помощи, не молила о пощаде, даже не шевелилась.

- Как представление? – повернулся к девушке Ворон.

Мне показалось, что я схожу с ума. Представление. Вот, чем мы стали? Минутным развлечением?

Нападения они не ждали, мне удалось полоснуть одного кинжалом. Парень схватился за лицо и отшатнулся, остальные отступили, выхватывая оружие, но принимать бой я не собирался. С ними мне не сладить. Важно лишь, что Элайза успела вырваться. Она бросилась ко мне, и мы выскочили на улицу, пустившись наутёк. За спиной раздались гневные крики, ударилась о стену дверь, тут же заржала лошадь. Мы заскочили в проулок, спасаясь от преследования.

***

- Остановимся здесь, - донёсся голос Альберта. Я поднял голову и осмотрелся. Ничего нового, вокруг всё тот же лес, совершенно одинаковый, с какой стороны ни посмотри. Люди устало усаживались на землю, вытягивая ноющие от долгой ходьбы ноги. Девять, выжило лишь девять. Я помнил, как Альберт отыскал нас и притащил к утёсу. Он спускался в город несколько раз и приводил людей, пока одна из вылазок не закончилась стычкой. Будучи в прошлом солдатом, он сумел отбиться, но больше возвращаться не стал.

И стоя там, на вершине утёса, я никак не мог отвести взгляда от воды внизу. Мне всегда нравились сильные чувства, часто я видел их образами. Ненависть в обличье пса, она много крупнее обычных собак и пахнет иначе, как может пахнуть свежая, очищенная от плоти кость. Любовь с наружностью стервятника, она парит в высоте, пока не ринется вниз, неизбежно настигая, пока острые когти не прорвут плоть, вырывая сердце и окропляя землю алым дождём. Но что может сравниться со страхом? Это особое чувство, оно заставляет искать скрытые возможности, мыслить быстрее и выходить из непростых ситуаций. Его плоть и кровь – эшафот, но кто из нас двоих поднимется туда, зависит только от меня. Главное, чтобы он не успел перерасти в ужас – снежную пустыню без конца и края, стоит ступить в неё, и выхода не найти, останется лишь бродить там целую вечность или умереть.

Тогда я чувствовал именно ужас. Но вовсе не перед людьми, чьё гиканье ещё доносилось от города, не озаряющим небо пожаром и даже не знанием, что прежняя жизнь рухнула. Глядя на бурные воды, я боялся этой стихии. В один момент она превратилась во враждебный мир. За спиной раздавался заунывный вой, состоящий из рыданий, обрывков угроз и стонов, и воды жадно впитывали эти звуки, словно наедались отчаянием досыта.

Альберт заставил нас двигаться, и мы ушли в леса. Понурые, грязные, потерявшие родных, люди вставали, бросали короткие взгляды на город и уходили. Одни брели, не глядя ни на кого. Другие рыдали. Третьи надеялись на что-то и жадно высматривали среди огня знакомые фигуры.

Мы проходили мимо опушки, где каждый год собирали грибы, мимо поляны, на которой густо разрасталась малина, и чувствовали, как сжимается сердце. Всё это мы больше не увидим. Не пройдём по знакомым с детства тропам, не вдохнём запахов леса, смешанных с ароматом близкого моря. Не будет беготни по улицам, перепалок с соседскими мальчишками, уютных посиделок в доме. Целая жизнь осталась там, среди пожара, чтобы никогда не вернуться.

***

Со стороны плаца доносились резкие окрики преподавателей и звон мечей. Время от времени воздух оглашали возгласы студентов, то радостные от успешно проведённого приёма, то горестные – от поражения. Из окна северной башни за тренировками с усмешкой наблюдал молодой человек. Кайл был весьма низкого мнения об успехах учащихся, но давать советы не спешил, куда сильнее его интересовали собственные достижения на данном поприще. Взглянув на солнце, он скривил губы и перевёл нетерпеливый взгляд к двери. Преподаватель безнадёжно опаздывал.

Опустившись в кресло, он сцепил пальцы в замок и погрузился в размышления. Вскоре предстояло вернуться во дворец и заняться тамошними делами, разбирая бесконечный поток бумаг. Два года назад он выразил желание начать обучение на должность советника. Многие сочли это верным решением – будучи незаконнорождённым, наследовать трон юный принц не мог. С тех пор он внимательно вникал во всё, происходящее во дворце, и если бы потребовалось описать это одной короткой фразой, сказал бы: здесь царит хаос.

Один за другим советники продавались церкви, та же, в обмен на информацию и любую посильную помощь в достижении власти, сулила манну небесную. Лорды играли в интриги, совершенно не опасаясь, что до короля могут дойти слухи об их делах. Да и как дойдут, если Его Величество не интересуется делами собственного королевства, погрязнув в пирах да балах? Казна давно не видела налогов и опустела, денег едва хватало на празднества для аристократов, и один лишь бог ведал, откуда брала средства армия. Церковь содержит, не иначе, - думал принц, гадая, насколько глубоко проникли в дела дворца священнослужители. Королевская фамилия утопала в долгах. Замки погибших или же уличённых в непотребных делах более не отходили короне – за них боролись аристократы. И с каждым годом растущее число междоусобиц всё больше разоряло простонародье, уже готовое к восстанию – нашёлся бы лидер. Было множество вещей, подобных этим, выявляя которые, Кайл невольно чувствовал отвращение к высшему свету. О том же, что творилось в провинциях, и вовсе думал с всё нарастающим ужасом.

Достаточно одной искры, чтобы королевство сожгла новая война.

Принц закинул ногу на ногу, устраивая с удобством руки на подлокотниках, после чего расслабленно откинулся на спинку кресла и позволил себе улыбнуться. Огниво уже наготове, вскоре прозвучит первый удар, бросающий эту искру на мох, и тогда, подобно фениксу, Кандора возродится из собственного пепла.

***

Не давая людям вновь погрузиться в то состояние безысходности, которое царствовало в них с момента побега, Альберт раздавал распоряжения:

- Нужно собрать хворост! Люси, возьми Эл в помощь! Потом разожжём костёр! Сегодня я буду на страже, но необходимо осмотреть окрестности и убедиться в безопасности этого места! Со мной пойдут Ольрик и Льюис! Жан, займись поиском еды! Далеко не отходи! Остальные будут на страже, если мы заметим опасность, тут же подадим сигнал! Приступаем!

Вздохнув, я поднялся и побрёл в лес. Ночь ещё не вступила в свои права, но времени оставалось немного, а я даже не представлял, что могу найти съестного. Ещё не успел отойти от лагеря, как меня окликнули, обернувшись, я увидел Эл. От взгляда на неё внутри всё похолодело – на меня смотрело совершенно чужое лицо, похожее на восковую маску. Что с ней сталось? Куда делась прежняя Эл, тот кремень, что всегда способен найти выход и подобрать нужные слова? Почему я вижу уставшего от всего человека, неспособного даже на простейшие эмоции?

- Спасибо, что помог, - глухо заговорила она. – И за молчание тоже. Ты ведь не расскажешь, как мои родители… Что там произошло? Я справлюсь сама, не хочу, чтобы остальные знали. Им это ни к чему. Это было… не знаю, как сказать…

- Не знаешь, значит, не надо. Жаль, эти мрази так и останутся безнаказанными.

- Этого не будет, - резко ответила девушка и тут же испуганно обернулась на лагерь, словно кто-то оттуда мог слышать наш полушёпот. – Как только мы выберемся, я уеду и заставлю Робина заплатить за всё.

- Не будь дурой, невозможно это сделать в одиночку.

Элайза сжала губы в тонкую линию, не сводя с меня настороженного взгляда. Я нахмурился и отступил на шаг, только сейчас до меня дошло, что окликнула она меня вовсе не для благодарности.