Когда мне предложили сражение тет-а-тет, я первое время отказывался. Не было у меня уверенности, что без поддержки смогу одержать победу. Но моего мнения не спрашивали, а потому вскоре, Цепеш объявил, что мне предстоит одиночное сражение со старшим принцем.

Кайл на это только пожал плечами. А когда я завёл с ним разговор о грядущем поединке, чтобы узнать сильные и слабые стороны его брата, думаете, он ответил? Нет! Сказал, что это я должен выяснить сам, а помогать мне он не намерен. Вот и спрашивается, как я смогу победить противника, который старше меня на шесть с лишним лет и, соответственно, гораздо опытнее? О чём Цепеш думал, соглашаясь выставить меня против Генриха, я не понимал.

И вот наступил день поединка.

На плацу собралось больше студентов, чем обычно, даже младший принц соизволил явиться.

Мы с Генрихом неподвижно стояли друг напротив друга, только сузившиеся до минимума зрачки выдавали готовность. Он бросился резко, почти незаметным движением понимая клинок. Шаг вперёд, и мир начинает вертеться в бешеном ритме. Резкие смазанные рывки, взблески мечей, тени, мелькающие по камням. Казалось, мечи являются продолжением нас самих. Быстрее. Неподдающиеся контролю потоки стремительно растеклись по плацу. Быстрее! Молниеносные развороты, обманные удары, блоки. Металл и потоки сплелись воедино. Быстрее!! Тёмная, почти чёрная кровь веером брызг разлетелась под ноги студентов. Я охнул от неожиданности и боли, где-то внутри зашевелилась Искра. Она выглянула, пристально вглядываясь в происходящее вокруг, а потом незримые нити резко протянулись к горлу противника и пронзили его.

***

Пролежал я в палатах целителей не меньше месяца, всё это время общался с Искрой, казалось, происшествие на плацу сплотило нас. Она была рада мне, и когда я обращал свой взгляд внутрь себя, встречала взглядом преданной псины. Рана заживала быстро. Целители покачивали головами и говорили, что у меня сильный молодой организм, но я знал, что на деле происходит. Потоки опутывали меня как паутина муху и лечила, восстанавливая повреждённые ткани. Не знаю, почему Искра решила придти на помощь, наверное, понимала, что если умру я, она тоже прекратит своё существование. А жить нам обоим хотелось.

Когда я выздоровел, на меня обрушились страшные новости – Генрих заболел. Он умирал долго, почти два месяца. До меня доходили только обрывочные слухи, но я и так прекрасно понимал, что происходит. Это была вовсе не болезнь – внутри принца сидел сгусток моих собственных потоков и медленно его убивал. Против этого не было лекарства. И, наверное, даже я сам не смог бы ему помочь. Разве что добить из жалости, чтобы не мучился, но этого я не стал бы делать, будь у меня хоть сотня возможностей. Я не испытывал к нему жалости. Порой это казалось глупым, но когда я вспоминал год унижений, начинал испытывать удовлетворение от мысли, что мой враг дохнет, как безродный пёс – в мучениях, захлёбываясь собственной кровью.

А потом он действительно умер. Вот так просто.

После смерти наследного принца академия погрузилась в траур. Всюду можно было видеть лица с печатью грусти, за которой скрывалась потаённая радость. Лорды перешёптывались, посматривая то на Кайла, то на Тильра, то обращая своё внимание на других отпрысков не менее знатных фамилий, гадая, кому передадут впоследствии корону. Сам Кайл оставался спокойным, как скала среди бушующего океана, не выражая никаких эмоций, вроде беспокойства или радости.

Постепенно жизнь возвращалась в прежнее русло, только Тильр, Алексей и Годрик ходили, как в воду опущенные. Оно и понятно, их друг погиб, то ещё потрясение. Мне не было их жаль, в какой-то мере я радовался, что меня, наконец, оставили в покое. И только изредка чувствовал уколы совести, шепчущей, что я - убийца. Впрочем, если я думал, что горе отвлечёт герцога от моей персоны, то крупно просчитался. Уже был поздний вечер, когда я сидел в библиотеке и зубрил ненавистное богословие. Получалось не очень. Проблема вовсе не в том, эта наука – если можно этот бред назвать благородным словом «наука»! - плоха сама по себе, скорее, во мне самом. И виной тому вовсе не лень. Тому, что мне было интересно, я учился с удовольствием. Впрочем, тому, что меня не слишком интересовало, тоже учился, хоть и через силу. Экзамены сдам вполне прилично, хоть и забуду всё уже через неделю. Дело в том, что я сквозь мою нелюбовь к церкви даже богословие виделось в самых мрачных тонах.

Тильр появился неожиданно и уселся рядом с настолько неприятной ухмылкой, что я тут же заподозрил неладное.

- Чего тебе? – я смерил герцога уничижительным взглядом.

- Не груби, Жан. Так забавно наблюдать, как ты строишь из себя дурачка, но, несмотря на всю твою глупость, с этих пор тебе придётся быть со мной вежливее.

- Это с какой же радости?

Он чуть подался вперёд и положил руки на стол, глядя с едва скрытой ненавистью.

- Потому что я знаю, кто ты. Думаешь, всех сумел обмануть? Ты вовсе не полукровка, и я это знаю. Проверил. Как думаешь, что произойдёт, если я решу всё рассказать?

- И что ты хочешь за молчание?

- А с чего ты решил, что мне от тебя что-то нужно?

- Выдавать ты меня не спешишь.

- Это ведь ты убил Генриха?

- Очнись, это он чуть не прикончил меня. Если не помнишь, я потом долго пролежал в палатах целителей. Хотя, признаться честно, я не слишком огорчился, узнав о его болезни.

- Да что же ты за человек!

- Ты только что сам сказал, что я не человек. Но не стоит переиначивать мои слова, я не убивал Генриха, мы оба это знаем. Понимаю, что ты чувствуешь и не стану напоминать, что наш поединок проходил при сотнях свидетелей, но Генрих был старше на пять лет и сильнее. При всём желании, мне не хватило бы сил его убить.

- Ты мог сделать это другим способом.

- Прежде чем говорить подобные вещи, сначала предоставь доказательства. А пока не стоит приписывать мне того, чего я не делал.

- Сволочь, - процедил сквозь зубы парень. – Я знал, что от таких, как ты, ничего хорошего ждать не приходится, но не думал, что ты такое чудовище.

- Да неужели? Думаешь, узнал, кем я являюсь, значит, понял меня? Нет, Тильр. Ты лишь часть толпы, слепо следующей за Верховным инквизитором. Вы не знаете ни меня, ни моей расы, но при этом считаете правильным нас судить. Глупо.

- Метузеллы хотели уничтожить людей!

- Всё, чего они хотели, это мира! Поэтому не убивали во время войны! Но церкви выгоднее было называть их «творениями дьявола» и уничтожать. Скольких жертв можно было избежать, оставь вы их оставили в покое? Дай жить в мире!

- В мире? Тогда к чему были все эти смерти и бессмысленные жестокости в Сотаре? Вы – звери, проклятые Богом. Ваши руки обагрены кровью. Как может идти речь о мире с такими тварями?

- Вспомни, что происходило, как только очередная раса раскрывала своё существование. Они тут же получали свою порцию недоверия и ненависти из-за своего отличия. Не мои сородичи были жестоки, так что не надо говорить, кто из нас тут зло. Можешь болтать, что угодно, но на деле ты ничего, другого и не можешь. Ты как маленькая собачонка: тявкаешь много, но укусить боишься.

- Не забывай, что я знаю твою тайну, - прошипел он злобно.

- Ни на секунду не забываю, - довольно улыбнулся я, склонившись над столом. – И поэтому знаю, что сейчас ты меня до смерти боишься. Ты ведь боишься меня, Тильр? Пришёл сюда совершенно один, но вот незадача… я вовсе не беззащитен. Как тебе такое положение дел?

Герцог внезапно побледнел, явно не подумал, что сейчас, оставшись со мной тет-а-тет, он сам себя загнал в ловушку. И ведь никто из нас не знает, появится ли здесь хоть кто-нибудь. У меня достаточно времени, чтобы заставить его замолчать навеки.

- Ты мне ничего не сделаешь, не посмеешь… – пролепетал он в испуге.

- Я могу многое посметь, - фыркнул я, резко отклонившись назад. – Тут никого нет. А раз нет свидетелей, я могу делать с тобой, что душа пожелает. Но не стану, потому что это в какой-то мере тебя даже порадует. Ты ведь только убедишься, что я чудовище. Но это не так.