- Ты об этом не рассказывал.
- А зачем? Что происходит в Тарелле, там и остаётся. Мерзко другое: раньше я знал, это – единственная правда. Я на ней вырос. Да что там я, все на ней растут, для всех это норма. «Нелюди» должны умирать, чтобы люди могли жить. Но теперь я один из них, пусть и наполовину. Что же, - не выдержав, я взглянул в глаза принца, – я должен умереть? Потому, что родился таким? Видишь, во мне тоже есть подлость… Только сейчас я начал задумыываться. Почему нельзя дать им нормальной жизни? Почему они должны прятаться и перебиваться отбросами? Почему должны бояться жить? Этих «почему» много, и самое противное: это не только их касается. Людская жизнь почти ничем не отличается, но кого это интересует? Думаешь, меня злит высокомерие Тильра? Или задевают издёвки Годрика? Нет, меня пугает, что будет, когда коронуют Генриха, вечного их подпевалу. Может и к лучшему, что у «нелюдей» появился вожак. Он всё изменит. Даже если уничтожит людей.
- Но это не означает мира.
- Знаешь, тебе с твоими убеждениями стоило бы хоть что-то начать делать! Ты упустил возможность стать королём академии, ушёл в тень, дав братьям творить, что вздумается! За трон тоже бороться не собираешься. И вот что непонятно: какого разглагольствуешь о мире? У тебя нет такого права! Чем ты отличаешься от Генриха и отца? Только говоришь, когда нужно действовать!
- А что будешь делать ты? Станешь Карателем, будешь участвовать в Охоте, и в конечном итоге твои слова останутся лишь словами. Чем ты тогда будешь отличаться?
- Я ничего не могу изменить…
- Подай прошение об участии в Охоте, - внезапно ответил Кайл, и я удивлённо посмотрел на него.
- Зачем?
- Одно дело слышать, и совсем другое - увидеть собственными глазами.
- А ты был там?
Кайл откинул голову назад и уставился в потолок. Вопреки ожиданиям, делиться воспоминаниями он не спешил. Казалось, мысленно он перенёсся в какое-то другое место, мне неведомое. Я протянул руку и потрепал его по плечу, привлекая внимание.
- Это было три года назад, - начал он рассказывать. – Дайтьи в те времена возле столицы не показывались, и нас брали на охоту за Ир’Рали. Наш отряд набрёл на семью, их было примерно двадцать, может больше. Нам приказали арестовать их, планировался мирный захват. Первыми выстрелили солдаты, погиб какой-то мальчишка, а потом молодая Ир’Рали распорола горло нашему капитану. Остальные попытались организовать нападение, завязалась бойня. Только девушке и удалось ускользнуть. Не знаю, что с ней стало.
Он говорил об этом с тем совершенным спокойствием, с которым обычно говорят люди, пережившие что-то ужасное много лет назад и успевшие много раз переосмыслить эту ситуацию и решить, где была правда, а где ложь, и как бы они поступили, повторись это. Такое продуманное спокойствие с лёгкой прохладцей в голосе. Не принял, не смирился, но понял.
- Солдаты атаковали первыми?
- Дело не в этом. Ту семью все равно ждала смерть. Если бы они сдались, их бы отвезли в город и публично казнили. Как показатель, что Каратели не сидят, сложа руки.
***
Ректор устало опустил голову и почесал заросший щетиной подбородок. В последние дни работы было невпроворот. Так всегда случалось в середине года. В это время аристократы подавали документы для своих детей на зачисление оных в академию. Эти бумаги он почти не смотрел, вслепую расставляя печати. Когда-то читал внимательно, но потом привык: тут проблем не бывает. Куда больше забот доставляли горожане. Они безумно хотели отдать детей в Хельс, и могли подавать прошения одно за другим на протяжении месяцев, а потому не раз приходилось пересматривать совершенно одинаковые заявки. Смысла в этом не было, но люди не сдавались. К этим детям требовалось сначала присмотреться, и первые месяцы года многие семьи подвергались слежке, не подозревая об этом. По результатам наблюдений он принимал решение. Не меньше проблем было с простолюдинами. Подходящих детей искали специально отобранные люди, и нередко приходилось отбирать их силой. Многие провинциальные ремесленники боялись отпускать своих чад так далеко. И вот сейчас перед ним лежала огромная кипа отчётов. Студентов в следующем году прибавится не меньше, чем в этом, впереди ещё долгие месяцы жёсткого отбора, а у него уже закипает голова.
В дверь постучались, Риан резко поднял голову. Отвечать не хотелось. Спустя минуту стук повторился, за дверью послышалась непонятная возня, мужчина недовольно поморщился.
- Войдите.
В кабинет осторожно заглянула сначала голова, затем появилось тело.
- Вы чего-то хотели? – осведомился ректор, не сводя взгляда с Жана.
- Я тут по поводу… В общем, я узнал, что после второго года обучения студенты могут подавать прошения о присоединении к отряду Карателей для участия в реальных сражениях.
Мужчина мягко улыбнулся. Первое впечатление от этого мальца оказалось ошибочным. Уже спустя пару недель от его смущения и сдержанной вежливости не осталось ни следа, и парень превратился в стремительно носящуюся головную боль, вступающую в регулярные перепалки с лордами. Впрочем, пока никто не подавал жалобу, приступать к действиям Риан не собирался, - у самого проблем хватает. К тому же, Жан ему понравился. Ещё когда выбрал дополнительные предметы – выбор, свидетельствующий, что он станет хорошей поддержкой Ордену и будет принимать участие в сражениях. Нечета многим Карателям, которые только и могут, что сидеть над бумагами, хорошо ещё, не противятся, когда им отдают прямой приказ отправиться на задание, если послать больше некого.
- К сражениям вас не допустят. Максимум, на что можете рассчитывать, небольшие вылазки, во время которых осуществляется нападение на дайтьи, замеченных рядом с городом.
- Я хотел бы узнать, если у меня шанс…
- Подать прошение может любой, но мест в отрядах немного. Должен заметить, у вас мало шансов. К тому же, я плохо понимаю ваши мотивы. Участие в Охоте для вас сейчас будет рискованным.
- Я не стану обузой. Цепеш может подтвердить мои успехи в боевом искусстве.
Какое-то время Риан внимательно разглядывал его, опустив подбородок на скрещённые пальцы и размышляя. Солдат, - с непривычной для самого себя гордостью подумал он, - настоящий боец, не страшится приказа, не отступает даже перед лицом лордов. Да, пока это детское противостояние, но именно в нём мальчишка учится оказывать сопротивление верхушке. Придёт время, и он даст отпор самой аристократии, защищая свой Орден.
- Я обговорю это с вашим преподавателем. О результатах вас оповестят. А сейчас, кажется, у вас занятия?
***
При моём появлении на плацу принц слабо улыбнулся и приветливо кивнул, заставив насторожиться. Он всегда встречал меня со скучающим видом, а тут прямо на лице написано: что-то замыслил. Невольно замявшись, я болезненно скривился, предчувствуя беду, и обернулся к друзьям. Их сочувствующий вид отнюдь не придал бодрости.
- Не напрягайся, - хлопнул меня Икар по спине. – Проиграешь тут, победишь в другом бою. У меня остались счёты с Тильром, пора их свести, да и идея сама по себе просто великолепна.
Я заулыбался, вспомнив наше последнее развлечение – крысы. Несмотря на всю мужественность и гордость, Тильр боялся их панически, и стоило ему завидеть безобидного грызуна, как он начинал вопить, как девчонка. Ах, какие тирады мы выслушивали, стоя у него под дверью!
- По лицу видно, о чём ты думаешь, - пробубнил парень, выуживая из кармана стеклянную колбу с белыми мелкими кристаллами. – Глянь, что есть. Едкий натр. Даже ткань разъедает.
- Нет уж, членовредительством не занимаюсь. Одно дело подзуживать друг над другом и совсем другое перейти на новый уровень. Тильр такое не спустит. Пока его это развлекает, нам всё сходит с рук, но стоит ему получить травму, тут же побежит к своему отцу. Что тогда делать будем?
- Ну… – протянул Икар, показывая, что придумать применение не проблема.
- Шевели булками, Жан! – прервал наш диалог зычный окрик Цепеша. – Ты не на прогулке с подружками! Потом языками почешете!