- Это единицы! – выкрикнул я, не в силах остановиться.

Почему так хочется говорить то, что для него больнее всего? Почему я хочу добить его своими словами? Может потому, что не хочу чувствовать себя виноватым?

- Так помоги убедить остальных в том, что мы можем жить рядом! Но ты не хочешь. Тебе проще убивать. Может я и вырос в тепличных условиях, но хотя бы способен бороться ради достижения своей цели. А ты пытаешься убедить себя, что ничего не меняется и потому проще всё разрушить.

- Твоя цель бесполезна! Ты для них чудовище! Твои благие цели они никогда не примут. Они пойдут за любой мразью, которая будет являться человеком, но никогда не примут правителя из числа «нелюдей»! Ты можешь победить и короноваться! Можешь вытянуть их из грязи и дать нормальные дома, пищу и работу, но едва представится случай, они разрушат всё, что ты создашь, и убьют всех, кто от них отличается. Потому что боятся! Ты готов дать надежду тем, кто идёт за тобой, чтобы люди её разрушили? Мы лучше их. Мы, вот за кого тебе надо бороться! Не будь таким слабым!

- Как низко ты опустился. Я говорил себе, что ты не убийца, тебе просто приходится это делать, ты убиваешь ради спасения остальных. Думал, ты другой, но нет. Я ошибся. Ты не невольный убийца, не жертва войны. Ты убийца, потому что это твоя природа.

Первое, что я почувствовал, был страх. Я не понимал, почему так испугался, это было совершенно непонятное чувство, на уровне животных рефлексов. Почему он говорит так? Почему на его лице так неожиданно появилось презрение?

- Не называй меня так.

- А что изменится?

Отчаяние захлестнуло с головой. Он смотрел, как смотрят на незнакомого человека. Ужас и отвращение пришли туда, где была вера. Надежда хоть как-то исправить положение, сохранить любой ценой доверие ко мне, что составляло главный смысл моего существования, быстро угасала под его презрительным взглядом.

- Ты хоть раз пробовал убивать? Знаешь, какие ощущения это вызывает? Чувствовать запах крови, видеть, что тебя боятся, что у тебя есть сила, видеть, как застывает взгляд человека. Ощущать прикосновение Хранителей к собственной коже, когда они проходят мимо. Это ни с чем не может сравниться, и пока не попробуешь, тебе не понять. Я не чувствую себя счастливым в такие моменты, но они прекрасны.

- Я допустил ошибку, позволив тебе забрать Искру.

- Не говори этого.

- Ты сходишь с ума, Жан!

- Я не сумасшедший! Я осознаю, что говорю и делаю!

- Именно поэтому тебя мучают кошмары? Именно поэтому ты не в состоянии разграничивать реальность с иллюзиями? Ты стал сильнее, но и она тоже обрела силу, с которой ты уже не можешь бороться. И вместо того, чтобы попросить помощи, ты решил справиться с этим в одиночку. Но пора бы понять, что есть вещи, с которыми одному не сладить.

- Это не имеет значения.

- Никто, слышишь, никто не посмеет мне помешать. Тем более ты. Только посмей подвести меня снова, и тогда ты поймешь, насколько слабым я умею быть.

Я смотрел на него со смесью ужаса и удивления, с его лица уже сошла та жуткая маска жестокости и злобы, но он продолжал пугать.

- Впредь, если ослушаешься моего приказа, тебе придется понести наказание, и мне плевать, что тобой двигало. Была это Искра или личные убеждения.

- У тебя нет надо мной власти. Клятва больше не существует.

- Так, уходи.

Я осёкся и посмотрел на него с недоумением. Вот так просто? Он так просто возьмёт и откажется от меня? Бросит? Я смотрел не в состоянии что-то сказать.

- Что стоишь? Ты волен идти, куда пожелаешь.

- Ты прав, - бросил я с кривой усмешкой. – Мне здесь больше делать нечего.

***

Ненависть росла, я каждый день видел её рядом, эту огромную псину. Она просыпалась рано утром, ходила рядом весь день и засыпала вместе со мной. Я бы сравнил её с питомцем. Все заводят кошек или собак, а я – ненависть. Довольно странная живность, зато у меня не было проблем с поисками еды. Стоило выйти на улицу, как питомец приступал к трапезе.

Всё вокруг делало меня всё более озлобленным. Повсюду я видел людей, и когда смотрел на них, становилось тошно. Почему? – в ярости я раз за разом задавал себе вопрос. Как могут они быть счастливыми? Это неправильно! Почему у них должно быть то, чего у меня никогда не будет? Родители, которые любят своего ребёнка. Родители, которые хотят своего ребёнка. Родители, которые не боятся выражать свою любовь. Я не хотел на это смотреть, но больше ничего не мог видеть. Люди отобрали у меня это, так какое имеют они право оставаться столь счастливыми?

И я убивал их.

Это была настоящая свобода. Никаких правил, никаких сомнений, просто идти по дороге жизни и делать, что получается лучше всего. Они заслужили это, - так я думал. И всё же, я не мог перестать бояться самого себя. В кого я превращался? Даже Фелиса, никогда не перечившая мне… В её глазах я видел ужас, когда она смотрела на меня. Она тоже не понимала, что происходит. Почему всё вокруг стало красным, откуда этот металлический запах. Откуда это всё вылезло?!

- За что? – хрипло выдавил мужчина, из уголка его губ вытекла струйка крови.

Вот ведь глупый вопрос. Ответ более чем понятен: потому что вы люди. Он не понял. Стоило ли объяснить ему, пока не отбросил копыта окончательно? Так ведь не поймет. Люди… люди это святое, так они считают. Можно убивать кого угодно, только не их самих, ведь каждый человек – вселенная. А до остальных им нет дела.

Мужчина лежал на земле у моих ног, у него не было сил не то чтобы сражаться, даже подняться не мог. Мне хватило наглости не отбросить кинжал, захочет, так пусть сражается. Но он не хотел. Я присел рядом, собираясь скрасить последние минуты его жизни. Было в этом что-то приятное. Таких, как я, он ненавидит, и всё же в момент смерти именно я буду самым близким для него, тем, кто провожает в последний путь.

- За что? – снова повторил он, чуть не плача. Умирать ему не хотелось. Я понимающе кивнул, что поделаешь, умирать никому не хочется, но никого не обходит стороной мрачное будущее трупа.

- Я ничего тебе не сделал… – всхлипнул он, и эти его слова ударили больнее плети.

Ничего? Раньше мы были сродни богам. Далёкое время, когда люди преклоняли колена, строили храмы, молились. И мы искренне верили. И помогали, чем могли. В этом Мире, где каждая маленькая рощица таит опасность, люди не выжили бы без нас. Мы дали надежду и спасение, укрыли, научили всему, что знали сами. А что получили взамен? Нас уничтожили. Теперь мы не боги, нет, мы творения дьявола. А что делает дьявол? Правильно, уничтожает.

- Вот, представь, - задумчиво проговорил я, перебрасывая в ладонях горсти песка. – Твою семью убили метузеллы. Что ты сделаешь? Станешь мстить, несмотря на то, что мёртвых уже не вернёшь. И молодой вечный, ещё ребёнок, точно так же будет у тебя спрашивать: «За что? Я ведь ничего тебе не сделал!». Что ты ответишь?

- Я… – его горло перехватила судорога, со стоном он вертелся словно уж, тщетно пытаясь вывернуться из объятий смерти. В его глазах я видел ненависть. Понял? Вот и хорошо, я не смог бы себе простить, если бы он не понял, кто перед ним.

- Это закономерность такая, - усмехнулся я, - вы убиваете нас, а мы вас. Война, в которой нет победителей. Передавай привет Хранителям. Мне жаль, что им приходится так много работать.

По коже пробежал ледяной ветерок. Почуяв приближающихся Хранителей, я отступил на шаг и отвернулся. Наблюдать смысла не было, ничего нового я не мог увидеть. Все это я наблюдал изо дня в день, даже мог вспомнить, сколько жизней было на моих руках.

***

Весь мир слился в хаотическое переплетение криков и стонов, ухмылок и оскалов – бесконечный калейдоскоп лиц в медленно сжимающемся кольце ненависти. Как в ночном кошмаре. И не вспомнить ни лица, ни имени, ни глаз. Всё растворилось в нахлынувшем безумии.

Медленное, почти неуловимое, но неотступное, оно аккуратно и осторожно касалось мягкими пальцами то головы, то плеча, то ноги. Его можно отогнать, заставить отступить, но оно вновь и вновь приближалось и протягивало руку в стремлении коснуться разума и навести свой порядок. Тот самый, который заставит раскачиваться под собственные глухие стоны, хвататься руками за голову в тщетной попытке изгнать чужие правила. Но безумие, уже овладевшее разумом, больше его не отпустит. Оно будет погружать его глубже и глубже в свои мутные воды, пока не овладеет им полностью и подчинит себе.