— Очень жаль, что для таких как ты не приготовлено котла в Аду, — пробормотала я, борясь с желанием столкнуть его в воду.

— Я проходил через такие испытания, что мучения грешников в Аду покажутся спа-курортом, — Марбас выполнил подсечку и начал наматывать леску. Послышался плеск. Рыба пыталась вырваться на свободу, но крючок держал крепче. — Роб-роб тебе всё верно сказал: у нас тут война, а не детские игры в песочнице. Твой отец сам решил быть охотником, его никто не заставлял.

Рыба снова забила хвостом, но, оказавшись около самого причала, была вытащена сачком и брошена на деревянный настил.

— Ты не осуждаешь львов за то, что они убивают буйволов чтобы прокормиться, и не осуждаешь буйволов, за то, что те не менее опасны для первых. Для тебя это часть природы, часть жизни, её естественный ход, — демон посмотрел на меня, но в его взгляде не было ни злости, ни насмешки. Он был совершенно спокоен. — Почему же меня ты ненавидишь так, словно я не имею права защищаться и не имею права существовать?

Марбас достал рыбу из сачка. Ею оказался крупный судак, дюймов пятнадцать в длину. Хороший улов. Падший держал его, погрузив пальцы под жаберные крышки. Рыба хватала ртом воздух, но уже не била хвостом.

— Ты убиваешь в своё удовольствие, — выпалила я, наблюдая, как парень достал из чехла на поясе нож. На этот раз обычный, не ледяной.

— Волки тоже убивают в своё удовольствие. И люди их отстреливают за это. И в то же время восхищаются их силой и красотой. Не много ли люди берут на себя, играя в богов и решая, какой вид достоин существовать, а какой нет?

Рыба оказалась прижатой одной рукой к настилу, во второй же блекло сверкнуло лезвие ножа. Рыба едва ли пыталась вырваться, но в последнее мгновение, словно почувствовав свою смерть, резко дёрнулась, когда нож вспорол ей брюхо.

— К сожалению, мы стоим на ступеньку выше в пищевой цепочке, девчонка. Можешь плакать сколько угодно, но таково решение папашки — нас отпустили живыми и выдали лицензию на ваш «отстрел», — Марбас вытащил из рыбы внутренности и швырнул их в озеро, отрезал хвост и голову и отправил вслед за потрохами. Разрезав и подняв оставшееся филе с досок, он наклонился и осторожно прополоскал в воде с другой стороны причала. После сунул половинки мне в руки, промыл нож, вытер о свою футболку, свернул рыболовные снасти и пошёл к костру. Я молча последовала за ним.

В озере, напротив костра, оказались две деревяшки. Падший осторожно достал их из воды и положил в огонь, от чего послышалось шипение.

— Давай сюда, — Марбас забрал у меня рыбу и положил половинки на деревяшки так, чтобы их не касалось пламя.

— Зачем ты её готовишь? Я думала, ты можешь сырым мясо жрать.

— Солнышко. Всё в этой жизни можно попробовать сделать хотя бы раз: даже родиться и убиться. И уж тем более — жрать всё подряд. Авось пронесёт. Но я ж не варвар какой. Рыба холодная, а я предпочитаю всё же что-нибудь погорячее. А что с обувью? — он посмотрел на меня. — Всё ещё мокрые? Не боишься заболеть?

— Тебе-то какое дело?

— Проявляю вежливость, — пожал он плечами и, поднявшись, зашёл ко мне за спину. — Казадор, ты ведь знаешь, что я не твой ровесник. И тем не менее, ты умудряешься меня выбешивать каждую минуту. Тебе совсем жизнь не дорога?

— Мне плевать на твоё сраное самолюбие, чудовище. Будь ты хоть трижды богом. Я найду способ тебя прикончить, раз этого не могут сделать остальные.

— Не могу понять, ты настолько смелая или настолько дура, — я почувствовала его горячее дыхание за ухом, от чего у меня пробежали мурашки по спине. Падший убрал волосы с моей шеи, но сделал это, не дотрагиваясь до кожи, от чего казался призраком. — Ты снова меня злишь.

— Я убью тебя, Марбас. Как только мне выпадет такой шанс — я прикончу тебя. Плевать, что я обещала не быть охотником, ради тебя я сделаю исключение.

Я почувствовала, как его ладони сжимают до невыносимой боли мои предплечья, но не проронила ни звука, заморгала, не позволяя глазам слезиться.

— Буду ждать, девчонка. Может быть, с тобой окажешься куда веселее, чем с Лаурой. Я могу и не сдержаться. Ты мне практически войну объявила и стоишь тут, соблазняешь нежной тёплой кожей, — я ощутила прикосновение чего-то ледяного на бедре. — Голова кружится от одной мысли о том, как ты будешь всхлипывать от боли, когда на ней будет расцветать кровавый узор.

Я зажмурилась, стараясь дышать как можно более ровно, но сердце всё равно колотилось как сумасшедшее, а всё внутри сжалось от ужаса. Понимала, что он не шутит сейчас.

— Тебе страшно? Правильно, что боишься, солнышко. Я ведь не буду тебя щадить, мне твои слёзы как музыка, — продолжал он, лезвие медленно скользнуло вверх по руке, потом по плечу к моему горлу. Я почувствовала, как острие упирается мне в подбородок. А потом снова ощущение холода, такого же, как и в супермаркете, когда он убивал ангелов, и во время бойни в полицейском участке. — Казадор, ты ведь ненавидишь меня за то, что я сделал с ними всеми? С Лаурой, с Патриком. Знаешь, сколько их у меня таких было? Беззащитных, молящих остановиться, убить их. Слабые люди — они как способ выместить злость. Забиваются в угол и просят о пощаде. Хоть какой-нибудь.

Меня тряхнуло, но Марбас не дал мне пораниться о нож, частично отодвинув его от моего горла, частично отдёрнув меня на себя. Я потеряла равновесие и упала к нему в объятия. Демон тут же выполнил удушающий захват свободной рукой, но не до конца, позволяя мне свободно дышать. Я инстинктивно вцепилась в его руку пальцами, но он лишь тихонько рассмеялся на это.

— Маленькая глупая охотница, — прошептал он мне. — Не разочаруй меня, ладно? Я буду ждать, когда ты придёшь за моей головой. И чем быстрее ты это сделаешь, тем меньше погибнет от моей руки других людей.

Он убрал нож и выпустил меня так же неожиданно, потом отступил назад. Я обернулась и посмотрела в его глаза. Несмотря на цвет, они были ледяные, в них читалась только желание уничтожать всё вокруг. Он принял свой истинный облик, обнажил клыки.

— Просто живи и знай, что каждый прожитый тобой в страхе день — это чья-то жизнь, — рассмеялся он.

— Ты отвратителен, — прошептала я. Руки ходили ходуном.

— А ты человек, — падший обошёл меня и уселся на бревне у костра, подув на ледяной нож, от чего тот снова сделался металлическим. После этого он спрятал его в чехол на поясе под футболкой. — И скажи, что я не прав. Прав же. А теперь, пообещав свернуть друг другу шеи, предлагаю торжественно позавтракать копчённой рыбой.

Марбас смотрел на меня так, словно ничего такого сейчас не произошло. Словно это всё было шуткой, не более. А то и вовсе моей галлюцинацией. Он указал на такое же бревно, лежащее рядом, но я развернулась и пошла прочь. В голове, словно кассета заела: «Каждый прожитый тобой день — это чья-то смерть». Меня снова бросило в дрожь.

За мгновение до того, как костёр и сидящий у него падший должны были скрыть кусты, что не говори, а место он выбрал профессионально — со стороны домов его не было видно, я обернулась и посмотрела в его сторону, померещилось, что от Марбаса к деревьям скользнуло по земле чёрное, похожее на тень, пятно. Я тряхнула головой. Померещилось, наверно. И решила ничего не говорить об этом разговоре Асмодею. Проблемы надо решать по мере их поступления. Пока что это просто звучало как угроза. Да и очередь уже начинает выстраиваться из желающих меня прикончить, если честно.

Сама не знаю почему, я рассмеялась. Шла и смеялась до самого дома.

В кухне было неожиданное оживление, и это несколько меня расстроило, ведь я надеялась посидеть в тишине и поразмыслить о столь необдуманном поступке, как объявление войны Марбасу. Радовало лишь то, что он не дал мне как таковой срок и после не явится ко мне внезапно, когда его не ждешь. Во всяком случае, я надеялась на то, что он сдержит слово. Как ни странно, несмотря на его поведение, мне казалось, что он не обманет. Да и зачем ему это делать? Он ведь уже посеял во мне зерно сомнений и самобичевания: каждый день моей жизни теперь — это чья-то смерть от его руки. Для меня, как дочери охотника, это сродни собственной беспомощности.