Те переглянулись, в глазах их загорелись огоньки алчности. Они проглотили наживку, теперь нужно было привести их к Эйнару.

Отдышавшись, Сигмар продолжил:

— А батя мне и сказал. Беги к людям герцога Флориана. Ужо они нас наградят. Я узнал его, говорит, это Суаль. Его псы меня чуть на охоте не задрали.

Выслушав байку, один из ратников даже потер ладони от нетерпения. А второй прервал Сигмара:

— Эй, вонючка, веди нас скорее к бате своему.

— Конечно, конечно. Только он в лесу, в избушке. Конному туда ходу нет.

Флорианцы, тихо посовещавшись, спрыгнули с седел и под уздцы повели лошадей в сторону леса. Привязав их стволу, тот, что побойчее, схватил Сигмара за шиворот и пригрозил:

— Гляди, если обманул, я тебя вон на тот сук подвешу, понял?

— Чистая правда, господин, клянусь, — снова защебетал Сигмар, обдав ратника смрадом ягод-гниловок, отчего тот скривился.

— Тьфу, ну и воняешь же ты.

План компаньонов работал безукоризненно. Солнце уже почти скрылось за горизонтом. В сумерках Сигмар вел флорианцев в западню.

— Так, вот поваленное дерево. И муравейник прошли. Ну, все, еще чуть-чуть, — размышлял Северин про себя, как вдруг услышал душераздирающий крик за спиной. Он развернулся, и свет померк в его глазах.

Эйнар, спрятавшись за корнями огромного дерева, выросшего на пригорке, хладнокровно наблюдал за неспешно идущей троицей. Впереди ковылял Сигмар, изредка понукаемый флорианцами. Пока план работал, ратники направлялись именно куда нужно. Контрабандист достал из ножен клинок и попробовал остроту лезвия.

— Годится, — удовлетворенно подумал он, вновь устремив взор на идущих. Тут в животе его заурчало, все тело ослабло, а омертвевшие губы лишь еле слышно произнесли:

— Нет, только не они…

Услышав шорох, Эйнар подскочил, увидев, как перед ним заклубилась тьма. Контрабандист наугад, не метясь, попытался уязвить врага. Но все было тщетно. Тьма внезапно обрела человеческие очертания. Перед ним появился мужчина в черном кафтане, с неестественно бледной, матово-белой кожей.

— Пади ниц, человечишка, — зашипел незнакомец.

Эйнар, проклиная свою робость, вяло попытался ударить врага кинжалом. Но острейший клинок прорезал лишь воздух, не оставив на незнакомце ни малейшего следа. Человекодемон поднял руку и двумя пальцами прикоснулся ко лбу оцепеневшего контрабандиста. В голове Эйнара заискрились тысячи огней…

Взбурунив молочной пеной мутные воды загаженной реки, купеческая ладья пришвартовалась к одной из множества пристаней, облепивших берега Сирта в Речном квартале. По перекинутым мосткам сноровисто спускался, надувая бульдожьи щеки, Альмир. За ним безотлучно следовали четверо наемников, честно отработавших свою плату. Оставался последний ритуал, после чего уговор больше не связывал их с жадным купцом. Ярун шел, напряженно размышляя, внешне он был спокоен, лишь подергивающееся веко, и сжатые до хруста кулаки, выдавали его состояние.

— Убить, убить змею. Сразу же, едва коснемся ворот.

Вот уже показалась перед ними серая громада башен, а Ярун все еще размышлял, как быть:

— Или нет, пусть живет. Нельзя из-за этого слизня еще один грех на душу брать. Хватит и тех селян, что не отмолить мне и до конца жизни.

— Рыжий! Ты уснул, что ли там? — окликнул замершего товарища Большой Рик, держась вместе с остальными за прохладный, влажноватый камень городских врат. Ярун поднял взгляд и, медленно подойдя, присоединился к ритуалу.

— Ну, вот и все, голубчики. Благодарю сердечно, поработали с вами на славу, — маленькие, глубоко посаженные, глаза купца лучились радостью, которая резко сменилась тревогой, когда Альмир посмотрел в лицо нависшего над ним Яруна.

— Поработали. Славно, — отрывисто произнес наемник и резко купца ударил лбом в переносицу. Тот, потеряв сознание, тяжелым кулем повалился на дорогу.

Ярун, не обращая внимания на удивленные взгляды боевых товарищей, быстрым шагом направился в сторону торжища. Там, не выгадывая прибытка, он приобрел лошадь с полной сбруей и, не жалея животное, помчался в сторону Подлужицкого монастыря.

Настоятель духовной обители знал рыжего наемника еще со времен, когда был пастором в Фольмарке. Именно отец Фрамм приобщил Яруна к вере в Незримого, и время от времени Рыжий навещал своего наставника, оставаясь в монастыре на несколько недель, чтобы помочь в делах насущных и отмолить грехи, заработанные от занятий его бурным ремеслом.

Насмерть загнав лошадь, Ярун добрался до обители. Вихрем промчавшись мимо оторопевших монахов, он ворвался в молельный зал и горько зарыдал, бухнувшись на колени перед изваяниями воплощений Незримого.

— Проснись, брат Земульт — мягко разбудил гость стонущего во сне Яруна.

Пришедший мужчина был одет в грубую шерстяную робу и опоясан простой пеньковой веревкой. Капюшон его робы был откинут, и можно было увидеть лицо гостя — суровое, обветренное, не привыкшее улыбаться. Крепко сбитая фигура, выделялась даже под мешковатым монашеским одеянием. В целом, гость создавал впечатление скорее воина, нежели смиренного монаха.

— Здравствуй, брат Виллегер, — не открывая глаз, поприветствовал посетителя Ярун.

— Орден нуждается в тебе, брат. Мирские владыки снова развязали войну, тяжелые наступают времена и для Адальберга, и для Эрендаля. А враг человечества не дремлет, слуги тьмы набрали силу в этих краях, нам нужно спешить, — чуть хрипловатым голосом повествовал монах, — у епископа Суравы похитили печати и, самое главное, свитки с указанием, где искать Слезу Матери. Перед тем, как прийти к тебе, я проверил старую часовню. Тайный ход был открыт, а святыня исчезла.

— Если бы вы не скрывали, кх, кх, — тяжко закашлялся наемник, — если бы я знал, то приложил все усилия, чтобы этого не произошло. Я знаю у кого сейчас этот камень.

— И у кого же? — склонился гость.

— Эйнар и Сигмар, посланники Никифора. Они уже наверняка в Старгороде.

— Эйнар? Твое задание было…

— Я знаю свое задание! — огрызнулся Ярун, — но сложновато было его выполнить, когда они волокли мое бесчувственное тело сюда, в Рильке.

— Не гневайся, брат Земульт. Я все понимаю, кстати, о твоей ране, — монах стал шарить в тканевой суме, прислоненной к его колченогому, низенькому табурету. Через мгновение он извлек небольшую склянку темного стекла, утонувшую в его крупных ладонях.

— Выпей это, — произнес Виллегер, передавая наемнику откупоренную емкость.

Ярун одним движением залил содержимое в рот и быстро проглотил, скривившись от горечи. Жаркая волна прокатилась под кожей, оживляя затекшие мышцы, на лбу проступили капельки пота, а глаза заблестели. Захотелось двигаться — бежать, нестись, сражаться, действовать.

— Чудный отвар, — откинул Рыжий одеяло, собираясь вставать.

В это время Виллегер, поднялся, бесстрастно оглядел своего товарища и пошагал к застывшему у входа лекарю. Что-то пошептав над ним, он легонько коснулся висков старика, который ожил, помотал головой и с суеверным страхом уставился на монаха.

— Вели принести одежды и доспех этого воина. Мы уезжаем.

Сознание вспышкой вернулось к контрабандисту. События недавних дней промелькнули перед глазами. Собравшись с духом, он медленно приоткрыл глаза. Но тщетно, вокруг стояла кромешная тьма, лишенная малейшего проблеска света. Лежащий ничком Эйнар провел рукой подле себя, обнаружив, что постелью ему служит земляной пол, закиданный кучами прелого сена. В голове его стояла вязкая пустота, даже думать было тяжело, не то, чтобы двигаться. Но нужно было действовать, пока похитители не спохватились и не поняли, что пленник пришел в себя. Внезапность всегда была главным козырем Эйнара, не раз выручая из передряг. Преодолевая слабость, чувствуя себя ватной игрушкой, он поднялся и принялся на ощупь исследовать помещение. Тяжелый, спертый воздух едва давал дышать, голова закружилась и контрабандист, охнув, упал на соломенную подстилку. Тут, возле его правого уха послышалось шуршание.