— Аах, черт, что со мной… Как… Почему я… жив? — осипшим голосом сыпал вопросами вернувшийся с того света Эйнар, с тяжелым стоном он поднялся на ноги и подошел к одному из дружинников, — Хьелмир, ты? Откуда и что здесь делаешь?

Глядя на пересохшие, растрескавшиеся губы княжьего порученца, ратник отвязал с пояса деревянную флягу и, откупорив широкую пробку, протянул ее Эйнару.

— Спасибо, — залпом отпив не менее половины содержимого емкости — освежающего настоя трав, отдающего пряными нотками мяты, контрабандист отер губы и передал флягу обратно.

— Мы получили приказ — отыскать вас двоих и безотлагательно доставить на аудиенцию.

— Князь?

Дружинник замялся с ответом, вздохнув, он почесал переносицу и, мельком оглядевшись, показал пальцем на землю под собой, громким шепотом выпалив:

— С ним!

Не найдя, что ответить, контрабандист молча протянул свою широкую, мясистую пятерню к груди.

— Эхма, и ведь ни царапины, — присвистнул он от удивления, поворошив пальцем в покрытой запекшейся кровью узкой прорехе, разверзшейся на его полотняной рубахе прямо напротив сердца.

— Эка, невидаль, — буркнул второй дружинник, — и похуже видом мужики поднимались, вон, Мирко-большой, как рассказывают, весь утыканный стрелами, словно еж, на крепостной стене полег, да еще будто мало ему было, заехал какой то супостат кистенем в морду страдальцу. Так вот, недале как на рассвете, приперся к нам. Злой как черт! И говорит…

— Уймись уже, Острояз, времени мало, — прервал товарища Хьелмир и, обратившись к Эйнару, продолжил, — нам велели, не мешкая, вас доставить во дворец, так что прошу, господин.

Контрабандист перевел взгляд на указанное дружинником место и увидел двух оседланных лошадей, привязанных к задним лукам седел рослых битюгов замковой стражи.

— Что ж, значит в путь, — коротко согласился Эйнар и, подойдя к животным, принялся отвязывать свою лошадку.

Ошеломленный произошедшими событиями Северин, медленно, словно сомнамбула, последовал примеру своего друга. Вскарабкавшись на гнедую, Сигмар вяло толкнул ее в бока пятками, отчего кобыла, недовольно всхрапнув, с гулким цокотом зашагала по вымощенной крупными булыжниками мостовой.

— Видел я как ты отомстил за меня, молодец! Вовек тебе этого не забуду, друже, — негромко, но веско, произнес Эйнар, слегка наклонившись в сторону солдата, и, оглядев горящие нетерпением лица дружинников, добавил, — а теперь, ходу, ходу!

Низкие серые облака плоским своим основанием нависли над стольным градом, надежно укрыв его от тусклых лучей осеннего светила. Серая хмарь — то ли день, то ли ночь, залила узкие улочки Торгового квартала, стелилась туманом над причалами Речного, окутала мутной пеленой княжеский замок. В холодном недвижном воздухе повисли безвольно черно-красные знамена правителя.

Во дворе каменной твердыни, возвышавшейся в центре Старгорода, угрюмые слуги приняли лошадей, и компаньоны в сопровождении дружинников отправились скорым шагом к главным вратам замка правителя.

— Хьелмир, гляди-ка вон туда, Мирко-большой стоит, — вытаращив глаза, горячо проговорил княжий человек.

— Ну стоит, и что? — с наигранным безразличием ответил дружинник.

— Как что, пойдем, послушаем чуток, ни от кого не убудет, постоим самую малость, да дальше двинем. Соглашайся, святоша, чаю и не узнает никто, — пихнул в бок товарища Острояз.

— Эх, мы ведь уже в замке, задание исполнили, — вполголоса сам с собой спорил служака, — ладно, считай, уговорил. Но вы с нами!

Эйнар невозмутимо кивнул, и вся компания направилась в сторону стоящего в окружении толпы служивых людей высокого воина в побитом доспехе. Зияющие прорехи, пестрящие во многих местах брони разорванными кольчужными звеньями, давали весьма яркое представление о накале вечернего боя.

— Ты сочти, сочти дырья-то! — тыкая пальцами в изъязвленный бронебойными наконечниками стрел доспех, понукал распаленным голосом кого-то невидимого Мирко, — ишь чего, веры у него нет моему рассказу. Нешто живут после такого?

— Плюнь ты на малахольного! Дальше гутарь, — нетерпеливо призвали воина из толпы.

Приосанившийся Мирко, залихватски накрутив ус, продолжил речь:

— И вот уже лежу я, други, прямо на крепостной стене. Ну как лежу, спиной-то на бойницу оперся. Вокруг темь — ну совсем непроглядная. Да так холодно стало, что и боли уже не чую совсем, только руда как струится за поддоспешником. И вдруг, клянусь Незримым, пропасти мне на этом месте, надо мной засияло ярко солнышко. А по его лучам словно по дороге спускается воин. Доспех блестит, аж глазам горячо, на поясе оголовье меча виднеется в самоцветах. А сам улыбается да на ходу руку протягивает. Зовет, значит. И тут как налетят тучи черные воронов проклятых, грай подняли! Воин тот как взмахнет мечом, лишь ошметки с перьями во все стороны полетели, да где уж там, одолевать его стало темное воинство. А один, стал быть, ко мне подлетел. Сел на грудь, проклятый, да как тюкнет по темечку! Враз я на стене и очнулся. Стрелы как смог повыкорчевывал да сюда ринулся, в замок княжеский. А дале уж вы и сами знаете. Так вот!

— То верно, сам Одрир, за тобой послал, дабы принять в небесную стражу, да только заступничек княжий помешал ему, — негромко молвил едва заметный среди собравшихся воинов сухонький старичок в монашеском одеянии из грубой шерсти.

— Ты брось заливать нам, откель у колдуна столько силы, чтоб с самим Воином тягаться, — неуверенно возразили старцу из толпы.

Но седобородый, ничуть не смутясь резким словом, также негромко ответил:

— Ведомо мне, что дозвался-таки князь до другого покровителя, такого, что и поминать его честным людям противно будет. Самого Жнеца, пекло его поглоти, принял Атмар на нашей земле.

— Пекло? — раздался насмешливый голос будто бы из-под земли, — ну а может ледяные равнины, жестокие земли вечных мук. Ну а может не меня, а тебя? Куда тебе знать мою судьбу, человече, когда ты и своей угадать не можешь.