- Думаешь, я не знаю, что ты спускаешься в мой винный погреб? Знаю и прощаю тебе это!
- Не понимаю, о чем ты говоришь, - покачал я головой, почувствовал сильное головокружение - мир явно желал принять меня в ином положении.
- А я не понимаю, как тебе удалось взломать замок и пробраться туда!
- Но ведь все твои бутылки на месте, не так ли?
И видя, что она уже готова возмущаться моему чрезмерному знанию, я требовательно вскинул руку, неуверенно разворачиваясь прочь - выворачивать желудок ей под ноги мне не позволяло еще слишком вменяемое состояние.
Меня раздражало буквально все. От частичек пыли, медленно витавших в ярких утренних лучах, до полнейшего и необъяснимого спокойствия. Дурная муха с самой зари принялась долбиться своей головой сначала куда-то в потолок, а потом в открытое окно, напрочь игнорируя возможность вылететь.
- Что за шум? Что здесь произошло?
На пороге, заспанная, в ночной шелковой рубашке стояла Миражанна, за чьей спиной неугомонным стражем нехорошо сверлила меня взглядом ее гувернантка.
- Я уронил табурет.
Женщина каким-то странным взглядом проследила за дырой на месте оконного проема, рассыпавшимися во все стороны стеклами. Перевела его на меня. Тяжелый проницательный взгляд серых глаз словно ощутимым грузом лег мне на плечи.
- Это ничего, всякое случается, - проговорила она, снова глядя на разрушения. - Я распоряжусь, и сегодня же починят.
Я безэмоционально кивнул, ложась на кровать и отворачиваясь в сторону. Женщина еще постояла некоторое время на пороге в нерешительности, но очень скоро тихонько прикрыла за собою дверь. Оттуда негромко донесся едкий комментарий ее гувернантки.
Муха наконец-то прекратила точильным камнем резать мне уши.
- Как прошел твой день? - Мурлыкала Мира мне на ухо.
Ее голова словно поселилась на моей груди, а ладони как заводные метались от одного шрама к другому, подолгу на них задерживаясь.
- Неплохо, - соврал я.
Тошнотворное пробуждение, такой же завтрак, мерзкое настроение на весь день и пренеприятнейшее ожидание встречи с хозяйкой данного поместья. Слишком милой, слишком ласковой, слишком заботливой. Слишком... женственной.
Ее ладонь скользнула ниже, коснулась шнуровки моей одежды. Нет, хотел сказать я ей, но вместо этого лишь перехватил ловко расшнуровывающую руку.
- Я настаиваю. - Беспрекословным тоном прошептала она.
И мне ничего не оставалось, как подчиниться.
Я пресытился, с уверенностью ученого сказал бы мне любой в лицо, презрительно плюнув под ноги. А я бы с утроенной силой закивал его словам, приводя какие-то безумные примеры, делясь воспоминаниями из прошлого и пережитого опыта. Однако самое обидное, он бы ошибался.
Я забыл о том, что я мужчина, забыл давным-давно и просто не придавал этому значения. На женщин не смотрел, а если и смотрел, то совершенно иным взглядом. Да, когда-то я это забыл, и сейчас, к сожалению, зачем-то вспомнил.
- Как насчет конной прогулки? - Спросила она поутру, войдя ко мне в комнату в полном верховом облачении.
Сказать по правде, мне было все равно. Я не видел разницы между тем, чтобы уныло смотреть на горизонты полей либо наблюдать за поползновениями большой черной мухи, что-то рыскающей на потолке. Эта зараза оказывается никуда и не улетала.
Однако из вежливости все же согласился.
- Ты можешь выбрать себе скакуна, какого пожелаешь. Только не вот эту кобылку, эта уже занята мною. - Миражанна ласково потрепала ту за ушами, ткнувшись лбом в подставленный лоб лошади. - Халкида.
Меня не интересовала ее лошадь, меня не интересовали другие. Вместо этого я спешно прошел к дальнему стойлу, не понимая, какие эмоции испытывать.
- Его нашли там же, на Осколке?
- Нет, этот сам пришел, неделю как.
Не глядя, я сунул руку в карман, достав оттуда нечто съедобное, что и протянул мерину. Тот мгновенно слизал угощение, чуть было не откусив его вместе с рукой. Проглотил и с самым довольным видом оскалился. Вот и что я ему снова дал?
- Как ты умудрился выжить, дружище?
- Погоди-ка, это что, твой конь?
- И верно - мой. Он мне послан словно в наказание, как моя борода, от которой я все никак не могу избавиться.
- Невероятно!
- Ты выглядишь совсем плохо. Лицо осунулось, глаза и губы болезненные. Дышишь часто и ртом, а пальцы трясутся. Мне тревожно за тебя, как ты себя чувствуешь?
Ее дыхание оказалось в опасной близости, кожу теплом опалило словно огнем, заставив меня нестерпимо сморщиться. Я сам не заметил, как отступил от нее на шаг.
- Так себя и чувствую - отвратительно.
- Ты засиделся на месте. - Уверенно кивнула женщина, с самым серьезным видом определив диагноз. Вот только от меня не укрылась та тень обиды, так явно промелькнувшая в ее глазах. - Как насчет охоты? Сельчане докладывали мне, что в здешних лесах уже давненько завелся матерый секач, вот только сама я охотой не промышляю - мне это просто не интересно, а деревенским на такую опасную дичь ходить боязно.
- Охота - дело аристократов и знати, к коим я не принадлежу. К тому же на секача, тем более матерого, ходить двум профанам в этом деле, - уж прости меня за столь резкое словцо, Мира, - смерти подобно.
- К знати ты не принадлежишь, но вот оскорблять ее членов имеешь полное право, верно?
- Я уже извинился.
- Я не приму подобное извинение.
- Чего же ты хочешь? - Вздохнул я, уже зная ответ.
- Следуй за мной в спальню, только так ты искупишь свою вину.
Я сморщился, чуть было не застонав от бессилия, едва она отвернулась. Но, видимо, сделал это слишком явно - несмотря на улыбку, в ее глазах блеснули слезы.
Бароны, барончики и баронята различных мастей прибывали двое суток. В какой-то момент их оказалось более десятка, создав в поместье Миражанны ненужную сутолоку, но женщина упорно твердила, что еще не все, кому она разослала письма с предложением об охоте и ответившие положительно, прибыли сюда.
Ее знакомые из знати были исключительными снобами, заполучившими мелкопоместное дворянство с взлетевшим чувством собственного величия чуть ли не до небес. Они двигались только парами, запрокинув от распирающей их важности подбородки, с самым умным видом что-то обязательно обсуждая. Их стайки постоянно образовывались то тут, то там, мешая пройти. И лучше бы таким сборищам на глаза в такие моменты не попадаться.
