Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Идея с приглашением в Царство Польское украинофилов и прочих не вполне благонадежных не была личной инициативой Черкасского [387], а приобрела статус полуофициальной государственной политики. Вот как рассказывает Драгоманов, служивший тогда учителем во 2-й киевской гимназии, о том, как директор этой гимназии Вилуев, назначенный на должность попечителя всех школ Варшавской губернии, в 1864 г. приглашал в Варшаву и его. «Как же вы меня зовете в Варшаву, когда недавно чуть не на всю гимназию нигилистом назвали? Какой из меня усмиритель Польши!» — отвечал на приглашение Драгоманов. «Именно поэтому я Вас и зову,— горячо сказал Вилуев,— что Вы „нигилист“, конечно, не в „базарном“ смысле слова. Вы рационалист и демократ, а нам в Польше (Вилуев любил говорить как государственный муж) такие и нужны. Мы боремся там не с национальностью поляков, а с римским клерикализмом и аристократией» [388].

Валуеву такие объяснения его почти однофамильца вряд ли пришлись бы по душе. Он считал, что антиполонизм, а уж тем паче антиаристократизм украинофилов не должны расцениваться как доказательство их лояльности. Собираясь в инспекционную поездку в Киевское генерал-губернаторство летом 1864 г., он так формулировал свои задачи в докладной записке царю: «В отношении к националь|135ному вопросу надлежит обратить внимание на стремления малороссийского сепаратизма и наблюдать за тем, чтобы под видом патриотического противодействия полонизму так называемые украйнофилы не организовали в народных массах противодействия правительственному великорусскому началу единства России» [389]. Слежка за Кулишем, Белозерским и рядом других видных украинофилов продолжалась и в конце 60-х. [390]

Мезенцов в своих рапортах настаивал на «упорстве и стойкости» в сохранении запрета на преподавание на украинском, допуская лишь «объяснение по-малорусски некоторых незнакомых ученикам слов» [391]. Таким образом, Валуевский циркуляр, по его мнению, следовало оставить в силе как постоянную меру. Корф был с ним согласен, но шел значительно глубже в анализе проблемы. Как и Мезенцов, Корф считал влияние украинофилов на тот момент крайне ограниченным, но полагал, что бороться с ним нужно незамедлительно. (Царь соглашался, написав на полях «необходимо» [392].) Говоря о мерах противодействия украинофилам, Корф рекомендовал «употребить против них те же средства, которые они употребляют для своих целей, то есть распространение в народе грамотности, но, конечно, не малороссийской, а русской» [393]. Он предлагал конкретную программу «наводнения края до чрезвычайности дешевыми русскими книгами», включавшую издание дешевых книг для народа за казенный счет, предоставление частным издателям права бесплатной пересылки заказчикам в Малороссии изданных ими таких же книг (цена пересылки в некоторых случаях утраивала стоимость изначально дешевых изданий [394]), поручение губернаторам малороссийских губерний всемерно содействовать их распространению. Большие тиражи, а Корф говорил о 10 тысячах букварей только в качестве первого шага, даже при предлагавшейся им цене в 2 копейки за экземпляр позволяли покрыть производственные издержки. (Если вспомнить, что еще в 1861 г. украинофилы, несмотря на ограниченность их материальных ресурсов, смогли предложить митрополиту Арсению 6 тысяч букварей Шевченко, то планы Корфа отнюдь не выглядят неподъемными для бюджета Российской империи.) Корф подчеркивал, что если правительству удастся сделать эти книги более дешевыми, чем соответствующие малорусские, то и нужды в административных запретах не будет. В перспективе, указывал Корф, это лишило бы и малороссийскую литературу шансов сколько-нибудь существенно расширить круг читателей [395]. Александр II отчеркнул эти |136рассуждения Корфа, написав на полях: «Дельно. Мысль весьма хорошая. Сообразить, как ее исполнить».

Корф четко выделил суть проблемы и сформулировал ассимиляторский подход к ее решению: «Народ, находясь в самом начале своего развития, легко уступит и подчинится всякому, кто захочет и, главное, сможет с умением взяться за его развитие [396]». Он ясно видел необходимые условия для успеха этого проекта. «В настоящую минуту малороссийский народ видит связь с Россиею в царях, сродство в религии, но связь и сродство сделаются еще сильнее, еще неразрывнее {…} Путь к этому — железная дорога. {…} Не одни товары движутся по этой дороге, а книги, мысли, обычаи, взгляды {…} Капиталы, мысли, взгляды, обычаи великороссийские и малороссийские перемешаются, и эти два народа, и без того так близко стоящие один от другого, сперва сроднятся, а потом и сольются. Пускай тогда украйнофилы проповедуют народу, хотя бы и в кипучих стихах Шевченки, об Украйне и борьбе ее за независимость, и о славной Гетманщине» [397]. Обращал Корф внимание и на миграцию рабочей силы как на инструмент ассимиляции, ссылаясь на пример фабрик купца Н. Терещенко [398] в Черниговской губернии, где из 5 тысяч рабочих две трети были великороссы [399]. Корф счел нужным особо возразить против любых планов институциализации Малороссии, упомянув ходившие тогда слухи о создании Малороссийского генерал-губернаторства во главе с Галаганом и о планах учреждения должности Окружного начальника войск в Малороссии [400]. В целом позиция Корфа была весьма трезвой, основанной на понимании механизмов национальных процессов и свободной от идеологических шор, а для того чтобы написать в рапорте Александру II, что железная дорога есть более эффективный инструмент обеспечения единства Малороссии и Великороссии, чем верность государю, нужна была и изрядная смелость.

Закрытие «Основы», Валуевский циркуляр, ссылка одних украинофилов и вовлечение в правительственную службу в Царстве Поль|137ском других, прекращение деятельности киевской Громады привели к тому, что в развитии украинского национального движения до начала 70-х наступил, по выражению Драгоманова, антракт. В 1864 г. в Российской империи вышло из печати 12 украинских книг, в 1865-м — 5, 1866-м — ни одной, в последующие 3 года по две. Таким образом, за семь лет после издания Валуевского циркуляра вышло столько же украинских книг, сколько за один 1862 г. [401] Драгоманов, заметим, считал, что причина была не только в репрессиях, но и в слабости украинофильского движения того времени, которое не смогло использовать те немалые возможности, которые Валуевский циркуляр оставлял открытыми. «Нужно признаться, что украинофильство показало себя самым слабым и недогадливым из всех либеральных течений в России»,— писал, безусловно, с долей полемического преувеличения Драгоманов [402].

Это, конечно, не значит, что в Петербурге считали проблему вполне решенной. Остается выяснить, насколько эффективно власти империи сумели использовать этот антракт для осуществления той русификаторской программы, которую подразумевали рассуждения Валуева о «невесомой силе», которую прямо излагал Корф и одобрил в замечаниях на полях его рапорта император Александр II.|138

Глава 7

Планы властей по усилению русского ассимиляторского потенциала в Западном крае

Если логика Валуева была реконструирована нами верно, то цензурный циркуляр должен был стать только административным прикрытием русификаторской программы от конкуренции со стороны украинских националистов. Следовательно, чтобы верно оценить адекватность и действенность Валуевского циркуляра как административной меры, нужно внимательнее присмотреться к тому, что же предпринимало или планировало предпринять правительство в эти годы для «обрусения» Западного и Юго-Западного края, для увеличения здесь русского ассимиляторского потенциала.

вернуться

387

О политике Черкасского в Царстве Польском см.: Кошелев А. И. Записки А. И. Кошелева. М.: Изд. МГУ, 1991. С. 127—152.

вернуться

388

Драгоманов М. Два учителя // Драгоманов М. П. Вибране… С. 581—582. Драгоманов не поехал, но своего любимого учителя К. И. Полевича Вилуеву рекомендовал, и Полевич отправился в Варшаву.

вернуться

389

РГИА, ф. 908, оп. 1, ед. хр. 231. Л. 4 об.

вернуться

390

См.: ГАРФ, ф. 109, оп. 1, ед. хр. 1769, 1770, 1771.

вернуться

391

Савченко Ф. Заборона… С. 197.

вернуться

392

РГИА, ф. 733, оп. 193 (1863 г.), ед. хр. 86. Л. 16.

вернуться

393

Там же. Л. 18.

вернуться

394

Там же. Л. 18.

вернуться

395

Там же. Л. 18—19.

вернуться

396

РГИА, ф. 908, оп. 1, ед. хр. 231. Л. 12 об.

вернуться

397

Там же. Л. 20. Отметим, что Катков, излагая в 1865 г. первоочередные, по его мнению, меры по обрусению Юго-Западного края, также поставил на первое место задачу связать железнодорожным сообщением бассейны Волги и Днепра. См.: Катков М. Н. Собрание передовых статей «Московских ведомостей». 1865 г. М., 1897. С. 757.

вернуться

398

Судьба самого рода Терещенко небезынтересна. М. И. Терещенко, внук упомянутого сахарозаводчика малорусса Миколы Терещенко, дававшего деньги украинофилам, стал сперва министром финансов, а затем иностранных дел Временного правительства, сторонником войны до победного конца, а после октября 1917 г. одним из лидеров русской, а не украинской эмиграции.

вернуться

399

РГИА, ф. 733, оп. 193 (1863 г.), ед. хр. 86. Л. 20 об.

вернуться

400

Там же. Л. 19—19 об.

вернуться

401

См.: Дей О. I. Книга і друкарство на Україні з 60-х років XIX ст. С. 134; Шип Н. А. Український національно-культурний рух в умовах антиукраїнської політики російського царизму… С. 82.

вернуться

402

Драгоманов М. Антракт з історії українофільства (1863—1872) // М. П. Драгоманов. Вибране… С. 219—220.

35
{"b":"576782","o":1}