— Она беременна.
Хьюго ничего не говорит. Он просто падает спиной на стену и смотрит себе под ноги. Я жду от него хоть какой-то реакции, но нет. На его лице никаких эмоций и, кроме того, что оно немного побледнело, других изменений в нем нет. Я смотрю на него, ожидая хоть чего-то, но ничего не происходит.
— Ты меня слышал? — требовательно спрашиваю я, суживая глаза. — Она беременна.
— Тс! — шипит Аманда, глядя мне за спину, где, как я знаю, на нас пялятся остальные. Они слишком далеко, чтобы слышать наш разговор, но, уверена, они жадно нас разглядывают. Мне плевать.
Я игнорирую Аманду и продолжаю обращаться к Хьюго:
— О чем ты нахер думал? Боже, как ты мог быть таким идиотом?
— Заткнись, Лили, — злобно выкрикивает Аманда, и, когда я смотрю на нее, она буравит меня взглядом еще сильнее, чем обычно. Для нее это просто повседневный взгляд, но сейчас она выглядит так, будто действительно меня ненавидит.
И это взаимно.
— Не смей говорить мне «заткнись», — отвечаю я. — Это не имеет к тебе отношения!
— К тебе это тоже не имеет отношения!
— Я с тобой и не разговариваю! Я пытаюсь поговорить с моим кузеном! — я специально выделяю последнее слово, чтобы напомнить ей, у кого больше прав волноваться за Хьюго.
— Ты ведешь себя с ним, как сука, — твердо отвечает она. — Отстань от него.
— Назови меня сукой еще раз, и, клянусь, это будет последним, что ты произнесешь в своей жизни, — я с вызовом смотрю на нее, сузив глаза, но она не отказывается от подначки.
— Сука.
Она говорит это четко и ясно и приподнимает брови, напрашиваясь на мою реакцию. Она знает, что я ничего не сделаю, потому что я не хочу, чтобы меня исключали из-за чего-то такого мелкого и тривиального как Аманда Лонгботтом. Но все же, я стискиваю пальцы в кулак, чтобы сдержаться и не снять с нее идиотский скальп. Ей повезло, что у меня для этого слишком много достоинства.
— Твои родители спятят, — говорю я, снова обращаясь к Хьюго и игнорируя эту зануду рядом с ним.
Он выглядит оцепеневшим или типа того. Все еще не подает признаков того, что слышал меня, не то, что ответа. Аманда осторожно гладит его по спине и воркует, как с младенцем.
— Они поддержат тебя, — уверяет она, и просто смешно, насколько это неправда. — Все будет хорошо, Хьюго, — тихо говорит она.
— Нет, не будет, — правдиво отвечаю я, отказываясь подслащать пилюлю. — Они просто умрут. А потом убьют тебя.
— Нет, они этого не сделают, — спорит она, больше чтобы достать меня, чем его.
— Ты их даже не знаешь, — замечаю я, и она злобно закатывает глаза.
— Я знаю их всю мою жизнь.
— Ну, они — наша семья, — шиплю я, придвигаясь ближе к Хьюго. — И как бы тебе не хотелось верить в обратное, ты не ее часть.
Аманда открывает рот, чтобы что-то сказать, но ее прерывает Хьюго, который впервые заговаривает:
— Просто заткнитесь, ладно? — горько говорит он, оглядывая нас и стену за нами. — Вы обе. Боже.
Он больше ничего не говорит, а просто проходит между нами и идет в кабинет, который уже открыт. Наши одноклассники все еще с любопытством нас разглядывают, задаваясь вопросом, что происходит. Мне внезапно хочется их всех проклясть. Но больше всех — Аманду Лонгботтом.
— Не влезай в это нахер, — твердо говорю я.
— Ты, — ровно отвечает она, — иди к черту.
А затем она в прямом смысле трясет волосами и раздражающе ровным шагом идет за Хьюго.
Клянусь. Я клянусь, я ее убью.
========== Глава 12. Дом семьи Уизли. 18 ноября ==========
Дорогие мама и папа,
Я долго думал, следует ли мне писать это или нет. Часть меня боится, потому что я знаю, как вы оба будете разочарованы. Но другая часть меня знает, что лучше вы услышите это от меня, чем от кого-либо другого. И я хочу, чтобы вы знали: мне очень жаль, что я доставляю вам столько проблем, и я никогда, никогда не хотел, чтобы это произошло. Короче, вот в чем дело.
Есть одна девушка в школе, Мария Мартинес. Я не очень хорошо знаю ее на самом деле, но, исходя из того, что знаю, она очень милая и дружелюбная и кажется хорошим человеком. Пару месяцев назад я совершил большую ошибку и сделал то, чем не горжусь. Теперь Мария беременна, и я совершенно уверен, что это мой ребенок. Она еще никому не говорила, но это только вопрос времени, когда новости разлетятся. И когда это случится, я уверен, будет очень много проблем, и мне по-настоящему жаль, что это вызовет трудности с прессой. Я просто хочу убедиться, что вы узнаете от меня, а не из газет или вроде того.
Я знаю, как вы оба разочарованы, и снова говорю, мне очень, очень жаль. Я не хотел, чтобы все это случилось, и я точно этого не планировал. Я сделал по-настоящему идиотскую ошибку и не могу никого винить, кроме себя. В любом случае, что сделано, то сделано, и я не буду увиливать от ответственности. Я знаю, что этого вы от меня и ожидаете, и надеюсь, что однажды вы сможете меня простить и принять случившееся. Если же нет, я пойму.
Я надеюсь как можно скорее услышать от вас ответ, но пойму, если вам нечего будет мне сказать. Пожалуйста, дайте знать, что я могу сделать, чтобы все это компенсировать. И еще раз — мне очень жаль.
С любовью,
Хьюго.
Письмо пришло ровно в восемь пятьдесят шесть вечера.
Рон знал это, потому что посмотрел на часы, пока шел вниз, уложив Лэндона спать. Сова терпеливо дожидалась за окном, когда он вернулся в гостиную, и он впустил ее, сразу же узнав птицу, подаренную Хьюго на двенадцатый день рождения.
Он ожидал очередного пустячного письма. Хьюго всегда писал вовремя, но редко закатывал драмы. Обычно его письма были простыми и ни о чем, с рассказами об уроках и редкими упоминаниями его друзей.
Но это было далеко не пустячным.
Сначала он даже никак не отреагировал, потому что понятия не имел, как реагировать. Он даже не знал, как поверить в слова, написанные в письме. Он многие годы боялся этого письма, но в его воображении оно никогда не приходило от Хьюго. Это было письмо, которого он боялся куда сильнее, чем мог признаться, письмо, что навеки связало бы его дочь с семьей, которую он ненавидел больше всего на свете. Вот было письмо, которого он боялся и которого даже ждал. В конце концов, он знал, что это лишь вопрос времени.
Но не это.
Он прошел сквозь несколько разных стадий реагирования за очень короткий промежуток времени и к тому моменту, как его жена вернулась домой в четверть одиннадцатого, он был в гневе. Она поняла это сразу, с той же секунды, как увидела, что что-то не так.