– И не общайся с тетей Джинни или Невиллом слишком часто, потому что люди будут насмехаться. Тебе и так будет достаточно паршиво, потому что многие будут думать, что ты в любимчиках. А, и попытайся не выпендриваться. Я имею в виду, это будет трудно, потому что ты уже знаешь больше, чем большинство идиотов в твоем классе, но просто не пытайся это слишком показывать, потому что люди любят издеваться над теми, кто умнее их. Но поверь мне, будет трудно сидеть и пытаться делать вид, что ты на их уровне, потому что наверное ты будешь самым умным в своем классе. Просто пытайся не выделываться, ладно? Потому что невесело, когда люди начинают с тобой плохо обращаться, – она явно исходит из своего опыта, и мне интересно, замечает ли она, как быстро говорит.
– А, и Монтагю будет тебя ненавидеть. Он учитель зелий, и он ненавидит нас всех. Просто игнорируй его, потому что он ублюдок, который и половины того, чему должен учить, сам не знает, – она останавливается на секунду и пытается вспомнить еще какой-нибудь заветный совет. – А, да, пытайся избегать Пивза, потому что он тоже из тех, кому понравится над тобой измываться. А, и если что-то понадобится или попадешь в неприятности, то сообщи сначала мне, и я попытаюсь разобраться. Мама и так уже спятила от волнения, так что лучше, если ты сведешь все это к минимуму.
Наконец она вдыхает, и я смотрю на нее без слов несколько секунд, пытаясь осознать все то, что она вылила на меня меньше чем за минуту.
– Но все будет хорошо, да? – наконец спрашиваю я.
Роуз улыбается:
– Ага, все будет отлично! Тебе там понравится.
Свистит свисток, и я оглядываюсь и вижу, что все быстро прощаются и идут к поезду.
– Лучше поторопись, – говорит мне Роуз, подталкивая назад к маме.
Мама возвращает ребенка Кейт, когда я подхожу, и немедленно наклоняется меня обнять. Она сжимает меня немного чересчур крепко, но я ничего не говорю. Просто позволяю ей меня обнимать и пытаться пригладить мои волосы, которые, конечно, торчат и никогда не лежат ровно.
– Веди себя хорошо, ладно? – говорит она мне на ухо. – И пиши мне, и дай знать, если что-то будет нужно.
– Буду, – обещаю я на обе просьбы.
– Повеселись и помни, просто скажи тете Джинни, если что-то понадобится, хорошо? – я снова киваю, и мама еще раз сжимает меня, прежде чем поцеловать в щеку и отступить.
Кейт держит Джошуа одной рукой, а второй притягивает меня, чтобы обнять. Я обнимаю ее, а потом быстро провожу рукой по шапочке малыша. Он мне улыбается. Роуз меня тоже обнимает, почти так же сильно, как мама. Она выглядит действительно грустной, и на секунду мне кажется, что она заплачет. Но она не плачет, а просто выдавливает быструю улыбку и выпрямляется, отстраняясь. Я начинаю идти к поезду, но мама снова хватает меня и крепко обнимает.
– Я люблю тебя, – серьезно говорит она.
Я чувствую себя неловко, но недостаточно, чтобы ее обидеть.
– Я тоже тебя люблю, – бормочу я в ответ, и тогда она наконец меня отпускает и подталкивает к поезду.
Я чувствую многое, когда поднимаюсь в поезд и оборачиваюсь в последний раз помахать своей семье. Я нервничаю и в то же время рад и немного напуган. Мне жаль маму, но я не знаю, что я могу сделать. Никто не обращает на меня особого внимания, все просто толкают друг друга и протискиваются мимо, чтобы найти купе. Я заглядываю в окна, пока иду по вагону, но большинство купе уже заняты группами людей. Почти все они больше меня, наверное поэтому никто меня не замечает. Мне хочется найти пустое купе, но кажется, таких нет. Наконец я нахожу купе, где только один человек, мальчишка с темными волосами, который выглядит на мой возраст. У него точно нет друзей, потому что он выглядит грустным и одиноким. Но это лучшее, что есть, так что я просто открываю дверь и заглядываю, внезапно снова почувствовав нервозность.
– Можно мне здесь сесть? – спрашиваю я, и когда он поднимает голову, я еще объясняю. – Везде забито.
Темноволосый мальчишка секунду ничего не говорит, а потом кивает и отворачивается к окну. Я колеблюсь, а потом вхожу в купе, закрывая за собой дверь. Я не знаю, сказать ему что-нибудь или нет, потому что он выглядит так, будто не хочет, чтобы его беспокоили. Но все равно, до Шотландии путь неблизкий, и представляю, как скучно будет ехать в купе с пацаном, который не хочет разговаривать.
– Я Лэндон, – говорю я, старательно не добавляя свою фамилию. Почему-то я пока не готов, чтобы люди узнали.
– Я Марк, – тихо говорит он, и его голос звучит напугано и застенчиво. Но все же он умудряется выдавить слабую улыбку и поворачивает голову назад к окну. Я вижу, как он машет двум людям, которые, наверное, его родители, а потом пытаюсь найти маму. Я ее нахожу, и она видит меня. Она улыбается и уже больше не выглядит грустной. Я машу ей, а она машет мне в ответ.
Может, все это будет и неплохо.