Так что нас здесь только четверо.

Мама приготовила курицу с гарниром из овощей, которые, уверен, ей всучила бабушка из своего огорода. Еда довольно вкусная, но я не слишком на ней сосредоточен. Мама знала, что я приведу Кейт, и она думает (я полагаю), что мы снова сошлись во время этой поездке в Грецию. Мои родители не знают, что мы встречаемся уже давно, учитывая, что мы пытались все хранить в секрете из-за воображаемой тайны Кейт. Но они знают, что я с ума по ней схожу, так что они не слишком удивились, когда я сказал, что приведу ее.

Она знает моих родителей наполовину. Она несколько раз встречалась с ними и всегда с ними ладила. Она занимается их счетом в Гринготтсе, так что они могли с ней получше познакомиться за последние несколько месяцев. Я думаю, она им обоим нравится, что, конечно же, должно помочь, но оказалось, что это было совершенно неважно, когда мы им сообщили.

Я просто говорю это, прямо, как будто в этом нет ничего особенного.

– Ну, мы поженились в Греции…

Реакцию можно было бы предугадать, если бы у меня было достаточно времени, чтобы воображать себе возможные сценарии. Ну, а так как я не воображал, то я и понятия не имел, чего ожидать. Но то, что происходит на самом деле, уверен, будет вечно крутиться у меня в голове.

Папа опустошает свой бокал одним глотком, а потом ставит его на стол и ничего не говорит. Мама смотрит на меня так, будто я сказал ей что-то на японском или каком-нибудь другом чудном иностранном языке, который она не понимает, а потом она сжимает руку в кулак так сильно, что я действительно вижу, как костяшки ее пальцев белеют.

– Я так больше не могу, – резко говорит она, и ее голос ровен и напряженно спокоен. Она так стискивает зубы, что мне кажется, что они сейчас вылетят у нее изо рта, и ее лицо становится таким же белым, как костяшки ее пальцев. Она тоже берет свой бокал и опустошает его. – Я просто… Не могу.

Она, наверное, потеряла дар речи, потому что она не может подобрать слов, и тогда она отодвигает стул и уносит свою тарелку на кухню. Папа идет за ней, кинув мне по пути быстрый взгляд, совершенно ничего мне не сказавший. А потом мы с Кейт просто сидим, а на кухне происходит взрыв.

– Все до единого! Они все до единого совершенно ненормальные!

– Что мы сделали не так?

– О чем он думал? Он не понимает, какой он идиот?

И все это в другой комнате кричит моя мама. Время от времени мы слышим, как папа пытается ее образумить, но она явно ничего не хочет слышать. Он пытается ее успокоить, что меня удивляет, честно, потому что в таких ситуациях обычно папа на меня орет, а мама заступается. Но сегодня явно не тот случай.

Кейт смотрит на меня, приподняв брови, и я просто безмолвно пожимаю плечами. Не знаю, что происходит и что собирается делать мама. Я думаю о том, чтобы схватить Кейт за руку и убраться вместе с ней отсюда, но уверен, от этого будет только хуже. Так что мы просто сидим тут.

И наконец мама возвращается.

У нее какое-то истеричное выражение лица, когда она встает рядом со столом с новым стаканом огневиски в руках и то скрещивает, то опускает руки, пытаясь подобрать правильные слова. Наконец она негромко, холодно смеется и качает головой:

– Какого черта с тобой не так?

Она медленно задает этот вопрос, обращаясь прямо ко мне. Я просто пусто на нее смотрю и изо всех сил пытаюсь прикинуться идиотом.

– Ты хоть понимаешь… Без обид, – быстро добавляет она, обращаясь к Кейт таким голосом, что понятно, что она собирается сказать что-то невероятно обидное. – Понимаешь, что только что отдал все, что у тебя есть? Только потому, что у тебя в жопе внезапно заплясали тараканы?

Я смотрю на нее. Я не могу по-настоящему поверить, что она действительно это сказала, пока эти слова эхом не отдаются у меня в голове раза три или четыре. Кейт в шоке смотрит на нее с открытым ртом и все такое. Папа выглядит так, будто хочет умереть. А мама выглядит совершенно и абсолютно взбешенной.

– О чем ты только думал? Ты даже не знаешь эту девчонку! Без обид, – снова быстро добавляет она, едва взглянув на Кейт.

Я же оглядываюсь на Кейт, и выражение ее лица заставляет меня хоть что-то сказать.

– Я знаю ее с одиннадцати лет!

– Ты и ведешь себя, как будто тебе одиннадцать лет! – кричит она, совершенно разъяренная.

Я даже не понимаю, что происходит. Мама выглядит так, будто она готова на убийство, и я просто не могу в это поверить. Я имею в виду, да, я знал, что у нее случится припадок, но я не думал, что она окончательно слетит с катушек.

– Она беременна? – прямо спрашивает она, и ее взгляд перемещается на Кейт, которая неуютно ерзает на сиденье. – Потому что это идиотская причина, чтобы жениться.

– Она не беременна! – теперь и мой рот раскрывается в шоке.

Мама смотрит на меня, прищурив глаза, и я вижу, что она не верит. Наконец она приканчивает свою выпивку и качает головой.

– Не имеет значения, – твердо говорит она. – Этого не будет.

Она поворачивается и выходит из столовой в гостиную. Папа идет прямо за ней, а я сижу еще несколько секунд, прежде чем тоже вскочить. Я жестом показываю Кейт идти за мной, и мы выходим в соседнюю комнату, где папа стоит, схватившись за голову, а мама сидит, опустив голову в пламя.

– Ты сейчас же должна сюда придти, – приказывает она, и мне не нужно раздумывать, с кем она говорит, потому что спустя несколько секунд появляется тетя Гермиона.

Она выглядит растерянной и немного усталой. Она оглядывает нас всех, а потом снова вопросительно смотрит на маму.

– Ты знаешь, что выкинул твой крестник? – ядовито спрашивает мама, и слово «крестник» звучит как какое-то ругательство.

Тетя оглядывается на меня, и теперь она выглядит еще более обескураженной. Черт, даже я обескуражен. Не знаю, зачем мама заставила ее прийти, но, раз уж она здесь, я могу ответить на незаданный вопрос. Я смотрю на Кейт, потом опять на тетю.

– Мы поженились, – говорю я, задаваясь вопросом, а не последует ли за этим еще один взрыв.

Но тетя Гермиона просто смотрит на меня, некоторое время ничего не говорит, а потом ее бровь немного кривится.

– О, – говорит она, и это звучит очень рассеянно и потерянно. – Поздравляю… – звучит это так, будто она хотела бы, чтобы это выглядело искренне, но я не буду лгать и притворяться, что это не выглядело вымученно и слабо.

Но все же я выдавливаю наполовину благодарное:

– Спасибо.

Мама же просто взбешена.

– Не поздравляй их! – резко выкрикивает она.

Тетя Гермиона приподнимает брови:

– Почему нет?

– Ты поздравляешь их глупость!

Не могу поверить, что это происходит. Кейт выглядит просто убитой, я чувствую себя убитым. Это совершенно не то впечатление, какое бы мне хотелось, чтобы на нее произвела моя семья.

– Джинни… – пытается что-то сказать папа, но мама совершенно не дает ему этой возможности. Вместо этого она обращается к тете.

– Не имеет значения. Они поженились в Греции. Это даже незаконно, – она говорит это, как само собой разумеющееся, но мы все просто смотрим друг на друга. И тетя Гермиона отвечает ей:

– Это не значит, что это незаконно.

Мама просто незаинтересованно пожимает плечами, как будто ей совершенно плевать.

– Это не имеет здесь силы, пока твое министерство это не заверит, – едко говорит она. – И этого не будет.

– Почему?

– Потому что ты это запретишь! – раздраженно говорит мама. – Серьезно, ты же не можешь думать, что это хорошая идея! Они слишком молоды!

Но тетя Гермиона выглядит несколько растерянной и раздраженной. Представляю, насколько ей не нравится, что мама вытащила ее сюда в такой момент.

– Джинни, они взрослые, – спокойно говорит она. – Они могут жениться сколько хотят.

Но мама выглядит уже совершенно безумной.

– Им только по двадцать два! Они недостаточно взрослые, чтобы жениться!

– Тебе было двадцать два, когда ты вышла замуж.

И вот и оно.

Слова висят в воздухе, и на долгие, тяжелые секунды повисает тишина. Я рад, что тетя Гермиона сказала это раньше меня. Эта мысль несколько раз пробегала у меня в голове, но я предпочитал держать ее при себе. Каким-то образом (и, как оказывается, правильно), я полагал, что это будет не самым безопасным заявлением.