Но вот она я. Застигнутая врасплох в самом начале своего пути, усыпанная пеплом и истекающая кровью от открытой раны. Девочка, что просто хотела быть нормальной. Жить без страха, любить до безумия и уж вряд ли хотела умирать. Я хотела дойти до конца книги, где меня бы ожидал отчаянно счастливый конец.
Только этого никогда не случится.
Потому что я умерла.
Умерла, спасая жизнь человека, которого, безусловно, любила. Любовью нежной и тихой, наполняющей всю мою душу. Это не то чувство, что страстью выжигает в вас дыры. Но чувство спасительное, словно маяк в шторм или темную ночь.
И если когда-нибудь и стоило умирать, то это кажется мне стоящей смертью.
И вот она я. Переставшая дышать пять минут назад. Совершенно незаметно. В луже собственной крови, на грязной и холодной земле, покрытая пеплом от пожарища. Сердце мое сделало последний удар и остановилось навсегда.
Меня звали Гвендолин Шеферд. Я родилась 7 октября 1994 года.
Но знали меня как Шарлотту Бенфорд. Ею я и умерла 8 января 1758 года.
_____________
Дорогие читатели!
Это не конец истории! Ждите продолжение.
Иллюстрации к главе:
http://radikall.com/images/2014/03/20/IkMgR.png
http://radikall.com/images/2014/03/20/h8WFK.png
http://radikall.com/images/2014/03/20/hxZQE.png
http://radikall.com/images/2014/03/20/Kz2TS.jpg
Музыка к главе: http://vk.com/wall-64003689_858
========== Спать, так спать. Гидеон ==========
Вы знаете, что такое смерть? Я знаю.
Это не когда врач выносит смертельный приговор, не когда твое сердце останавливается от старости и не когда в тебя попадает дробь от кремневого мушкета. Смерть – это когда тот, ради кого ты живешь, умирает у тебя на руках, это невозможность сделать что-то, а лишь смотреть, как алая вязкая кровь твоего смысла жизни заполняет ее пробитые легкие и не дает вздохнуть, как она утекает и утекает.
Смерть – это тишина сердца.
Тогда умерла не только она, но я и Бенедикт умерли тоже, оставшись существовать в наказание… Нельзя так любить женщину. А мы любили.
В детстве я боялся темноты и того, что она скрывает. И в ту ночь темнота добралась до нас, она вывела всех своих бесов и чудовищ, послала чертей, обрушила огонь и пепел, а потом накрыла, будто саванном, придавив безмолвием, безнадежностью, скорбью и адской болью.
Я плакал, заклинал, чтобы она не оставляла меня, зажимал руками рану, хотя и знал, что это все бессмысленно.
Гвендолин. Имя – звук колокольчиков или удара сердца. Гвен-до-лин.
Даже когда не смог ее вернуть, когда она замерла в своей вечности, я все еще свято верил, что сейчас умру вместе с ней. Но мое злое и глупое сердце стойко переносило боль. А рядом ее тело оплакивал другой, подвывая и раскачиваясь. Он оплакивал Шарлотту. Его сердце билось другим именем, но тем же человеком.
Какой садистский юмор у судьбы.
- Прости, что прервался… - глухо извинился я и продолжил чтение с прерванного места.
Джульетта
Не двигаясь, святые внемлют нам.
Ромео
Недвижно дай ответ моим мольбам.
(Целует ее.)
Твои уста с моих весь грех снимают.
Джульетта
Так приняли твой грех мои уста?
Ромео
Мой грех… О, твой упрек меня смущает!
Верни ж мой грех.
- Когда же ты мне отдашь все мои грехи? А, Белоснежка? – я нагнулся к милому лицу, вглядываясь в ее черты. Все также бездвижна и спокойна. Ну, ничего, я буду ждать. И снова коснулся ее длинной темной пряди волос, которую я всегда тереблю, играюсь, наматываю на палец, любуясь чернотой и шелковистостью локона и синеватым отблеском. Монитор зеленоватой молнией и монотонными сигналами говорил, что ее сердце бьется. Бьется против всех законов физики, медицины и жизни в целом. Но я знал точно, что в ту ночь Гвендолин была мертва. Ее глаза, смотревшие куда-то в небытие, туда, где нет нас, но уже есть она, не могут присниться или быть моим бредом. Я помню, как дрожащей рукой их закрыл её муж, навсегда заперев их синеву и морскую пучину. Где-то вдалеке кричали и выли люди, оплакивая погибших, где-то далеко шло какое-то движение. Мы ничего не видели, мы горели в своем аду. Разве не видите, сколько пепла после нас, и какой горький дым стелется туманом по земле?
Джульетта
Вина с тебя снята.
Кормилица
Синьора, ваша матушка вас просит.
(Джульетта уходит.)
Ромео
Кто мать ее?
Кормилица
Как, молодой синьор?
Хозяйка дома этого ей мать —
Достойная и мудрая синьора.
А я вскормила дочь, с которой здесь
Вы говорили. Кто ее получит,
Тому достанется и вся казна.
(Уходит.)
Ромео
Дочь Капулетти!
Так в долг врагу вся жизнь моя дана.
Я почувствовал, что мое время в 18 веке кончается. Неужели я уйду вот так? Оставив ее, как и тогда. Не бывать такому. Только не теперь. Терять в сущности уже нечего.
- Отдай ее мне… - обратился я к Бенфорду, который невидящим взглядом смотрел поверх ее головы и прижимал такое хрупкое тело, которое стало цвета мраморных статуй ангелов. Кровь Гвендолин была повсюду, только не в ней, будто она окрестила нас ею. – Отдай, Бенфорд, отдай ее мне…
Бенедикт словно не слышал меня, но я видел, как он замер, прекратив убаюкивать умершую.
- Что мне остается? У тебя была с ней целая жизнь… Ты был ее мужем… А я? Моих воспоминаний не хватит.
Я плакал и шептал, умоляя соперника и брата, стоя на коленях.
- У нее должна была быть жизнь там, со мной… не здесь… Там ее мать, семья – они все еще ждут ее живую. Отдай им дочь, чтобы они смогли ее похоронить… - мой голос сорвался, не способный принять тяжелую участь. Тяжкую ношу знания, что все закончилось. Ее жизнь закончилась.
Все четче было ощущение конца. Меня накрывала паника. Мой голос уже не шептал, он срывался в ужасе, что не успею.
- Отдай мне ее тело. Умоляю. Прошу… Она погибла ради тебя, она доказала тебе свою любовь. Что тебе еще надо? А?
Я видел, как на его иссохших щеках с запекшейся кровью снова катятся слезы. Он слышал меня. Но не хотел отдавать тело. Как я его понимал! Но мне оно было нужнее.
Бенедикт заторможено поднял левую руку Гвендолин: ее белые тонкие пальцы, словно вырезанные из камня, смотрелись пугающе в красно-черной ладони графа. Он поднес кисть девушки к своему рту, целуя своими сухими губами. После чего из последних сил снял кольцо с руки жены, зажав в ладони, и ссутулившись, как старик, сидел, опустив безжизненно руки и отвернувшись от меня. Тогда я понял, что победил в последний раз. Какая страшная награда, но какая бесценная.
Я дрожащими руками перетащил с его колен тело Гвендолин и прижал к себе, как только что прижимал ее муж. Может даже сильнее.
- Спасибо, - прошептал я, чувствуя, что меня уносит в 21 век из ада 18-го.
Бенволио
Идем. Забава славно удалась.
Ромео
Боюсь, моя беда лишь началась.
Резкая тишина. Словно я действительно вернулся с того света: свежий воздух, ни пепла, ни гари, ни воплей и стонов, другое небо, середина дня. Дул сильный зимний ветер, качая деревья, заставляя их шипеть на него, каркали вороны, над головой распростерлось серое, тяжелое, бесцветное небо, которое словно вобрало в себя весь дым 18 века. Может, оно и так? Может облака – это эхо пожарищ. Рядом темно-серой скалой насмехался Манор Хаус, будто не его только что сожгли. Здание злобно смотрело на меня своими темными башенками, статуями химер и чернотой застекленных окон.
