Гидеон чувствовал, что пьян, так как будучи трезвым на такое не согласился бы. Призвав свое мужество и пустив все на самотек, он размял пальцы и кивнул Гвендолин, что готов. Легко касаясь клавиш, он начал наигрывать мелодию из мюзикла «Вестсайдская история». В исполнении клавесина она была почти не узнаваема и была похожа на романс 18 века.

К слову, в детстве Гидеон дико ненавидел такой предмет, как пение. После ломки голоса в подростковом периоде, он старался не прибегать к этой мере. Хотя мог бы, голос у Гидеона был неплохой, но всё равно - не мужское дело петь романсы, что уж говорить о таком понятии, как караоке.

Гидеон начал петь сначала тихо и неуверенно, дав в начале петуха на некоторых моментах. Но потом голос стал уверенней, и он вошел в некий транс, где нет никого, лишь только песня, лишь только строчки «Наши клятвы станут последней клятвой, только смерть разлучит нас».

Пока Гидеон пел первый куплет, Гвендолин старалась совладать с шоком, смотря на него. Он говорил, что ненавидит мюзиклы, она прекрасно запомнила этот факт, хотя тогда была в стельку пьяна. Теперь же изрядно набрался сам Гидеон, который в принципе должен был следить за аутентичностью. Но он так приятно пел, сначала неуверенно, затем постепенно набирая силу. Словно в этой песне что-то было, такое, что не хотелось терять.

“Сделай так, чтобы наши жизни слились воедино. День за днем, одна жизнь”.

И она закрыла глаза, чтобы представить себе эту жизнь: такую прекрасную, вместе с ним. Где каждый день был бы наполнен только ими. Ведь можно же просто представить?

“Все начинается сейчас, и мы будем жить рука об руку, одной жизнью.

Даже смерть не разлучит нас”, - пела она вместе с Гидеоном, а хотелось кричать. Кричать во весь голос: “Вернись ко мне. Просто вернись и все будет как прежде”. Их голоса сплетались, сливались, вторили, будто они были созданы для этой песни, будто пели ее тысячу раз до этого. Гидеон чувствовал ее поддержку, он посмотрел в ее глаза и оказался в плену этой синевы. Заносчивый и самовлюбленный де Виллер впервые пел для кого-то и о ком-то. Вот оно, то чувство, что поэты называли единением душ, о чем пели менестрели, что хотели донести художники, о чем мечтает каждый, но испытывают лишь избранные. Наверное, так и должно быть, наверное, это чувство существовало еще до тех времен, когда караваны начали пересекать пустыни, когда люди молились звездам и учились строить Вавилонские башни, чтобы дотянуться до луны. «Вот бы всегда так», - пронеслось в голове у Гидеона. А сам отдавался голосу Гвендолин, вторя за ней, как заклинание:

«Пускай наши жизни соединятся в одну,

День за днем одна жизнь на двоих.

Все начинается здесь и сейчас, мы будем жить,

Соединив воедино руки и сердца.

Даже смерть не разлучит нас”.

Песня подошла к концу. Весь зал начал хлопать и улюлюкать, ведь зрелище получилось и вправду незабываемым. Шум заполнял зал, а она смотрела только на него, ожидая чего-то, какого-то знака свыше, чтобы убежать с ним прямо сейчас, наплевав на все устои, наплевав на совесть и на боль в сердце. И в какой-то момент Гвендолин успокоилась. Перестала волноваться в этот момент и стала счастливой.

- Это было… восхитительно, - радостно воскликнула Гвен, подбегая к де Виллеру, - Почему ты не спел со мной на том суаре? Лишь обвинял меня во всех смертных грехах.

Она уперла руки в бока.

- И гляньте на него, сам напился в зюзю, а на меня кричал тогда.

В ней словно проснулась та Гвендолин Шеферд, которой она была, на секунду забыв, что теперь Шарлотта Бенфорд. Она просто влюбленная девчонка, что только что получила невероятную порцию эйфории.

- Ты невыносим, - сделала она заключение, все так же улыбаясь. И слава богу и всем новым аббатам, что в зале было слишком шумно, чтобы кто-нибудь ее услышал. Хотя на всех порах к ним уже мчались и леди, всеми силами старающиеся привлечь внимание Гидеона, и Бенедикт, слишком старающийся не допустить соединения старых друзей.

- Поверь, ты еще не обо всех талантах моих знаешь, - внезапно в Гидеоне заговорил Рафаэль, когда он флиртовал с девушками. Де Виллер рассмеялся и подмигнул ей, наблюдая восторг любимой.

- Граф, вы срочно должны спеть со мной!

- Сэр, напишите мне, пожалуйста, ноты и текст этой чудо-песни!

- Спойте еще что-нибудь! Мы просим!

Голоса раздавались отовсюду и от всех.

- Простите, господа! Но, увы, я не могу. Мне уже надо покидать ваше общество, иначе опоздаю на корабль. – Гидеон понимал, что у него осталось минут десять до возвращения. Скоро появятся первые симптомы элапсирования.

- Как, вы уже уезжаете?

- Какой корабль?

- Неужели сейчас? Нельзя ли что-нибудь сделать?

-Простите еще раз. Но я итак задержался и, нарушив все правила, посетил этот гостеприимный дом. Граф, - Гидеон повернулся к обескураженному Бенфорду, который до этого, де Виллер готов поклясться, придушил бы его собственноручно на глазах у всей публики. – Спешу откланяться. Благодарю вас за столь приятный вечер. Но, увы, корабль не будет ждать. А мне еще до него ехать и ехать.

- Уже? - забеспокоилась Гвендолин, растерянно глядя то ли на Гидеона, то ли сквозь него. А казалось, что прошло так мало времени! Кажется, ей всегда будет его мало.

- Вы больше не вернетесь?

- Но как же так? Откажитесь от такой идеи, молодой человек!

- Останьтесь!

Голоса заглушали нарастающую панику где-то в груди - это сердце колотилось, как отчаянное.

- Было приятно увидеть вас, милорд, - поклонилась Гвендолин, как и подобает, понимая, что Гидеону нельзя задерживаться, если он не хочет исчезнуть у всех перед глазами. Сама она уже давно отвыкла от элапсации.

- Благодарю, графиня, - он сделал поклон ей, а затем графу - тот лишь учтиво кивнул. – Прощайте господа.

Он раскланялся и с тяжелым сердцем пошел к двери, поклявшись не оборачиваться. Ему всегда ее общества будет мало. А прощаться он не любил. Слишком тяжело было.

Гвендолин смотрела вслед слегка шатающемуся Гидеону ровно до тех пор, пока к ней, обняв ее за талию, не приблизился Бенедикт.

- Думается мне, дамы, вы скоро увидите его снова, - не слишком радостным тоном сказал он, а затем, отпустив жену, направился в сторону слуг, разносящих пунш. К концу вечера он намеревался напиться, чтобы забыть все то, что произошло сегодня.

Потому что терять сердце оказалось гораздо сложнее, чем терять рассудок от любви.

И если Гвендолин и собиралась покинуть его, то ему стоило спуститься в ад гораздо раньше, чтобы этого не видеть.

*«One hand one heart» (West Side Story) – «Одна рука – одно сердце», мюзикл «Вестсайдская история»

Приглашаем вас в нашу группу по фанфику: http://vk.com/begvremeni

Иллюстрации к главе:

http://radikall.com/images/2014/02/26/olZ4w.png

http://radikall.com/images/2014/02/26/HacCD.png

========== Вера в худшее. Гвендолин ==========

Я склонен верить в худшее. И потому ничто не может захватить меня врасплох.

Дэймон Гэлгут. Добрый доктор

Особенно опасно смешивать алкоголь с одиночеством.

У.Фолкнер

Это было невыносимо. Все, что я чувствовала, взрывалось во мне яркостью звезд, но после оставляло невыносимую пустоту, словно черные дыры во всей моей сущности. Даже кое-как стянув платье и разобрав прическу, освобождая ее от сотни шпилек, я ощущала себя каменной скульптурой, у которой отрубили ноги и руки – от того я не была способна двигаться в каком-нибудь направлении. Я стояла напротив зеркала и старалась дышать ровно, чтобы не сорваться и не выпустить истерику наружу.

«Соберись!» - приказывала я себе, но вместо того, чтобы прекратить трястись, я вздохнула и прислонилась лбом к холодному стеклу. Перед глазами вновь и вновь появлялся он – его жесты, его слова, весь он без остатка. Его поцелуи, такие привычные и такие незнакомые – все это сводило меня с ума. И почему-то только сейчас до меня наконец стали доходить его слова.