Внезапно соседняя дверь открылась, и он услышал разъярённое «Что здесь происходит?».

Гидеон обернулся на голос и увидел того, кого несколько минут назад хотел убить – перед ним стоял сам Бенедикт Бенфорд.

В какой-то момент сердце закричало от разочарования. Он был так близко, что хотелось продлевать это вечно. Но дверь распахнулась и ее уже не закрыть. Гвендолин в ужасе повернулась в сторону мужа, понимая, какую он только что застал картинку. И ей было стыдно! Ей-богу, ей было стыдно, что ее муж застал ее с этим негодяем в такой момент.

Резко оттолкнув от себя Гидеона, она попятилась назад, пока не оказалась рядом с Бенедиктом. До нее начинало доходить, что только что чуть не произошло. Вот так вот просто? Он действительно считал ее настолько глупой? Рассчитывал, что она бросится к нему, забыв обиды, забыв, что он бросил, что оставил гнить в этом веке?

- Акт негодяйства от лживого ублюдка (упс!), - прошипела она, у Гвендолин даже не было сил улыбаться. - Это так в твоем стиле, Гидеон, верно?

Но мужчина ее не слышал, он напрягся, как лев, готовый броситься на соперника; Де Виллер с вызовом смотрел в глаза графа: изумруд против оникса.

Граф быстрым резким шагом подошел к Гидеону:

- Извольте объясните, кто вы и что здесь происходит? – на последних словах он кинул взгляд на Гвендолин, в котором Гидеон прочитал … боль?

- Позвольте представиться, - Гидеон решил не церемониться и с легким кивком, чеканя и рапортуя, произнес свое имя. - Меня зовут Гидеон де Виллер - последний из круга двенадцати. Я путешественник во времени, как и Гвен, и я пришел сюда, чтобы вернуть ее в 21 век.

- Гвен? Кто, к черту, такая Гвен? О чем он говорит, Шарлотта? - в голосе Бенедикта сквозило и непонимание, и злость, смешанная с болью. Что-то в этом голосе приносило ей невыносимую боль, будто ломали ребра, было столь ощутимо, что хотелось кричать.

- Бенедикт, успокойся, - хоть и безуспешно, пыталась защититься Гвен. Слова Гидеона ранили сердце. Что за ложь! Ее имя, которое она так бережно хранила в тайне, выдавало ее с головой. И о чем только думает этот идиот? Хранители итак решили, что она слишком хорошо устроилась, хотя должна была умереть в первой же канаве от холода и голода? Решили, что пора утихомирить её? Что ж, они выбрали правильного человека для этой миссии.

- Пожалуйста, дай мне минуту, всего лишь минуту, чтобы поговорить с ним. Наедине, - умоляюще произнесла она, понимая, что не может вот так вот ранить мужа, который так часто спасал ее, что ее жизнь и вправду стала принадлежать только ему.

- Наедине? – граф отчужденно посмотрел на жену, его взгляд красноречиво говорил о предательстве с ее стороны. «Ему больно, как и мне», - пронеслось в голове Гвен, от этой мысли стало еще невыносимей. Чувство стыда, что она причиняет ему боль, жгло ее, поэтому, не выдержав взгляда мужа, уставилась на свои руки. – Хорошо, я дам вам поговорить наедине. Раз так просишь, жемчужина моя.

Бенфорд повернулся к Гидеону, с вызовом и ненавистью посмотрел в глаза соперника, отвечающие ему тем же. Гидеона резануло то, как граф нежно произнес «жемчужина моя». Это его смутило и насторожило: неужели этот напыщенный франт 18 столетия испытывает какие-то чувства к Гвен? Брак по расчету и принуждению не располагает к таким красивым эпитетам в адрес супруги.

- С ней будет все в порядке, - после паузы вкрадчиво произнес Гидеон.

- Если бы, - тихо прошептала Гвен в ответ. Невыносимо было предавать его, но ей ничего другого не оставалось. Либо так, либо никак, а отправить Гидеона восвояси, не задав ни одного вопроса, она не могла.

Бенфорд еще раз окинул взглядом Гидеона, не веря ни единому его слову, но все же направился к выходу - медленно, совершенно не хотя уходить. Его съедало чувство, что если он оставит жену здесь вместе с ним, то потеряет снова. Слишком хорошо помнил те ночи, когда она с болью повторяла проклятое имя этого человека - раз за разом. Едва за Бенедиктом закрылась дверь, как Гвендолин сразу направилась к креслу и бессильно в него упала. Ноги больше не держали ее, так как сильно дрожали, что казалось, будто сам пол ходил ходуном.

- Что тебе нужно, Гидеон?

- А ты разве не слышала! Я нашел тебя! - он присел на корточки рядом и взял ее руки в свои, чтобы она почувствовала, какой жар от встречи пылает в нем. - Я пришел сказать тебе, что мы нашли тебя и готовимся вернуть домой.

- Забрать домой? - дрожащим голосом повторила Гвен. А где теперь ее дом? Там, где есть люди, которые верят в нее или в мире, где о ней забыли, а потом притащились, словно ни в чем не бывало, рассказывая сказки о том, что пришли ее забрать? Не в силах перебороть гнев, она вырвала руки из рук Гидеона. - Искали меня? Когда же ты научишься не лгать, Гидеон?

- Лгать? - он неуверенно посмотрел на нее. Что с ней? Причем здесь ложь? Что эти твари наплели за его спиной, как оболгали, что она уличает его во лжи? - Гвендолин, о какой лжи ты сейчас говоришь?

- О том, что вы искали меня! Ну, уж нет, второй раз я не куплюсь… - Гвен закрыла глаза, чтобы не видеть его. Эти глаза слишком сильно манили и слишком сильно злили. - Просто уходи, оставьте меня - таков же был первоначальный план.

Оставить? Второй раз? Ее слова все больше подтверждали мнение Гидеона, что его оболгали и скорее всего он догадывается кто именно: тот, кто только что вышел из этой комнаты.

- Гвен, мы не оставляли тебя, - он говорил с ней так, как говорят с маленькими детьми, которые обижены на взрослых. – Мы искали тебя! Все свое время. Я не давал хранителям расслабиться. Поверь, я им осточертел, как прыщ на заднице. Да я весь Лондон перевернул из-за тебя! Дни считал, часы, минуты, и не сдавался…

Господи! Да как ей объяснить, какой он ад прошел, как его мучили сны, в которых она мертва и забыта, как он пошел на уступки и элапсировал к Полу де Виллеру, какие страшные знания из его бумаг знает, как он мучается тем, что не имеет права на ее ответную любовь… Как?

- Не сдавался? Дни считал? Что же, весьма прозаично с твоей стороны. А я конечно тут крестиком вышивала, на пианино изредка брынькала, а! - еще один раз заглянула к Аластору на чай, - ухмыльнулась Гвен. Кто в такое поверит? Неужели за чертов год они ни разу не догадались заглянуть в Хроники и найти всего лишь одно слово (одно!): “рубин”. - И это пока ты решил, что я “сделала все, чтобы погубить себя”. Что же изменилось?

Гидеон отметил последние странные слова, почувствовав ,что где-то это было уже или он слышал их. Да ни факт! Эта упрямая ослица, сидящая напротив в куче юбок, обвиняет его в бездействии и лени.

- Хорошо! По-твоему я ничего делал, да? А что ты сделала тогда? Год нацарапала в исповедальне? Портрет намалевала? Велики твои дела! А главное, так заметны, что мы, дураки такие, не сразу нашли их!

Он взвился, как пружина, и начал ходить из стороны в сторону, не находя себе места от обидных слов. Гидеон так ждал эту встречу, он думал, что она страдает, ждет, что будет рада, в итоге, перед ним сидит обиженная девчонка и капризничает, что, понимаете ли, они слишком мало усердия вложили на ее поиски!

- О, конечно! Не велики дела! А что я должна была сделать? Отправить смс? Спасти Англию от Франции? Быть может сгореть на костре, как еретичка? - Гвендолин тоже вскочила на ноги, подгоняемая гневом. - Что мне нужно было сделать? Ну же, Гидеон, удиви меня!

У нее гудела голова, хотелось забыть все на свете, проснуться, да даже испытать все те ужасы заточения, лишь бы больше не спорить с ним. Слезы покатились по щекам непроизвольно, слишком больно было слушать его придуманные речи. Целый год! Год! А он приходит сюда и обвиняет ее, что она ничего не сделала. Пожалуй, и вправду нужно было сгореть на костре в первые же дни.

Если бы Гвендолин влепила ему пощечину, то результат был бы тот же для парня. Гидеон почувствовал себя подавленным и отрезвленным. В конце концов, на что они тратят драгоценные минуты? Стоят и выясняют кому хуже.