Дым рассеялся, оставив меня тонуть в своем спасении – я достигла дна и совершенно не заметила боли от столкновения.
Шарлотта Бенфорд, добро пожаловать в этот мир.
***
Первые дни были особенно трудными. Мне приходилось сопровождать Бенедикта на балы, концерты, суаре, бывать в салонах, которые раньше я хоть как-то могла избегать. Теперь же я стала частью этого вечного празднества, ярмарки тщеславия, как графиня Бенфорд, что должна следить за делами мужа и быть его опорой во всем и везде. И хотя в большинстве случаев, меня провожали изумленными взглядами, когда понимали, что я вовсе распущенная девочка и что граф женился вовсе не потому что, что его кто-то припер к стенке, мне все больше это нравилось. Сбросив оковы, мне можно было дышать полной грудью. Я больше не была одна, Бенедикт вел меня сквозь тьму к яркому свету.
- Как она смогла его окольцевать? Без черных месс и сатаны не обошлось, не иначе…
- Интересно, а в церковь она ходит? Или у нее личный духовник?
- Не знаю, может и есть, но только в постели. Слышала, у нее была куча любовников.
- Куча любовников? Вы шутите! Она же ничем не примечательная!
- И как мог он променять меня на эту унылость?
- Успокойтесь. Возможно брак их формальность, и вы скоро вернётесь к нему. Кто знает? Возможно у нее за душой целое состояние?
- Если только этим можно оправдать ее простоту лица.
Едкие слова слышались со всех сторон, но отскакивали от меня, словно горох об стенку. Смеха ради я даже завела себе тетрадь, где чуть ли не каждый день появлялись записи о том, какую на сегодняшний день придумали легенду о моем происхождении служанки или же придворные дамы, заезжающие ко мне на «чай», а точнее, чтобы получше узнать меня.
Моей самой любимой версией было то, что я рабыня, привезенная графом из дальней Америки, где в это время американцы, вчерашние британцы, боролись за свою независимость. Итак, я оказалась некой версией Покахонтас, дочерью взятого в плен вождя индийского племени. Отсюда и вытекали все мои варварские замашки и иногда несомненное незнание этикета или же разного рода неизвестные им словечки. Граф Бенедикт же взял меня в жены, потому что ввез в страну как часть контрабанды и вот теперь, чтобы отогнать от себя всякие сомнения, и вынужден перейти к таким мерам.
Мне было плевать, что думали эти дамочки, они ни черта не смыслили в жизни, были глупы от природы и все, что было важно для них – это какого фасона и цвета будет их очередное платье на бал у какого-нибудь графа или лорда. Именно поэтому большую часть времени я проводила в компании мужчин, ведающих в науке, политике или истории. И хотя я сама-то ни черта не понимала, все же слушать их было куда приятнее, чем о том, что какой-то портной при каком-то дворе не смог правильно подогнать платье под чье-то тело. Чаще всего из-за того, что эти самые «леди» были убеждены в своем собственном совершенстве и избивали портного веером, стараясь «привести его в чувство», не забывая пересказать ему всю свою богатую репутацию и происхождение, опуская человека еще ниже его положения. А еще меня бесила их уверенность в своей святости, когда они совершали «благотворительные дела» ака подвиги, достойные греческих богов. Хотя бы вспомнить с каким блаженно-мученическим видом они щипали корпии, раздергивая ткань на отдельные нити, чтобы получить массу, используемую при перевязках в военных госпиталях, поскольку вату для подобных целей будут применять гораздо позже, не в этом веке.
Но в один из таких вечеров, проводимых уже в Манор Хаус, под предводительством мадам Деверо, мне пришлось притворяться. Граф Сен-Жермен, появившись, как всегда, словно из воздуха, явно был бы не доволен тем, что я стараюсь поддерживать беседу с мужчинами, да еще и о науке, которая, по его мнению, была недоступна для глупых куриных девичьих мозгов.
- Как вижу, вы хорошо проводите время, леди Бенфорд? – елейным голосом спросил он, прерывая мою тираду о неуслужливых портных. Я повернулась к нему, стараясь сохранять все то же наигранное приподнятое настроение.
- Милорд, - я присела в недолгом поклоне. Мы теперь на одной ступеньке, старикашка! Выкуси! – Какая честь видеть Вас сегодня.
Он ухмыльнулся, явно не веря моей радости. Весьма правильно, граф. Не верьте не единому моему слову, и я смогу говорить вам правду каждую секунду.
Он увел меня в сторону от лишних ушей, но продолжал все так же непринужденно вести со мной беседу, словно ничего необычного не происходило. Мне оставалось лишь играть по его правилам.
Бенедикт был отправлен на какое-то задание Хранителей, и я была абсолютно безоружна перед могуществом графа. Каждую секунду я ждала того момента, когда он вновь обрушится на мое сознание. Но ожидание сводило с ума.
- Что-то случилось, милорд? Мой супруг, - я сделала ударение на последней слове, словно это чем-то могло мне помочь, - говорил, что вы все должны быть на каком-то важном собрании.
Граф напрягся, словно я раскрыла все карты разом, и все они оказались тузами.
- Надеюсь, мой дорогой друг не рассказывает вам больше, чем вы способны понять, милейшая, - сквозь зубы прошипел он, вперившись в меня взглядом. Я ухмыльнулась в ответ.
- Бенедикт слишком верен Вам, чтобы даже упоминать о Ложе.
- Что ж, он гораздо умнее Вас, - удовлетворенно произнес Сен-Жермен, чем еще больше вызвал мой гнев на него, - Но все же и он попался на удочку женского обаяния, что никогда не было его сильной стороной.
Я старалась не смотреть ему в глаза, наблюдая за тем, как в центре зала танцуют пары. Они веселились, забывая о том, что где-то там за дверью, а возможно даже в пределах дома, есть темная сторона этой жизни. Что-то большее, чем они могли бы представить. Тайные ордены, заговоры и древняя, как время, магия.
- Я знаю Ваше отношение к любви, граф Сен-Жермен, - вы разрушили однажды все то, чем я грезила. Вы дали ему повод стать тем, кто разбил мне сердце, - К сожалению, мне уже пришлось выслушать вас однажды. Это был не самый приятный разговор, смею заметить.
Граф, однако, лишь рассмеялся.
- Я что-то не припоминаю этого разговора.
- И не припомните. Он состоится лишь в 1787 году. 30 лет спустя вас ожидают весьма интересные вещи, милорд.
Например, осознание, что я обводила вас вокруг пальца все это время вовсе не в своих попытках убедить, что я – Рубин. Шарлотта Монтроуз выглядит совершенно по-другому.
- Ваши попытки убедить меня в том, что вы последняя из двенадцати не увенчаются успехом, милая. Вы лишь мошенница. И не думайте, что ваше замужество сможет долго скрывать вас. Рано или поздно ваша голова окажется на плахе.
В тот вечер мне совершенно не спалось. Я лежала на кровати, распластав руки в разные стороны, и считала линии на бордовом балдахине, стараясь не думать о будущем и о прошлом. Но мысли все равно пробивались сквозь мою защиту, внушая мне лишь страх. Я думала о том, как продолжали жить все те, кого я когда-то знала. Скучали ли они по мне так же яростно, как я? Смог ли Гидеон собрать кровь всех путешественников? Сильно ли менялся мир по другую сторону учебника истории, с каждой секундой обновляя базу данных всемирной сети?
Настигнутая этой ностальгией, я бросилась к тумбе, где хранила свой старый школьный рюкзак – единственное напоминание о жизни, что у меня была. Что не давало мне усомниться в том, что это не сон, что 21 век вовсе мне не приснился.
В нем лежали мои старые тетради с эссе, цветные ручки, крем для рук, парочка заколок и резинок и, конечно же, мой телефон, так уютно поместившийся в тайном кармане. Я поместила его туда в первый же день, понимая, что технологии скорее сойдут за магию, а значит, меня тут же отправят на костер.
Я держала его в руках, как драгоценность, словно он был необычайно тонким хрусталем. Боялась, что вот еще секунда, и он растает в воздухе, как будто его никогда не было. Боялась и того, что он сломался, что экран не загорится, освещая темный угол, в котором я сидела, но вот приятный свет оповестил меня о том, что телефон всего лишь нужно разблокировать. Зарядки оставалось процента на два меньше, чем когда я его отключала – 75 %, хватит на весь день, при жесткой экономии даже на полтора. Но мне нужны были лишь фотографии. Все мои воспоминания. Мама, Лесли, Ник, Кэролайн. Тетя Мэдди. Шарлотта и тетя Гленда. Гидеон.