– То есть он станет бессмертным… Означает ли что нас ждет фиаско?

- Это означает, что я вам дам, в конце концов, кровь и вы замкнете круг для Сен-Жермена. Главное, не это, главное будет правильно разыграть партию после. Наше будущее уже написано, а вот ваше - еще нет.

Меня словно окатили ледяной водой. А вот и последний аккорд, который я должен сегодня сыграть. Остается надеяться только на Бога, который укроет нас своей рукой от Сен-Жермена.

Инструктаж беглый, четкий и краткий. Расставление акцентов на что «жать» во время разговора с леди Тилни с психологической подоплекой. Если не поможет, уже испытанный способ – шприц с транквилизатором. Если бы они знали, что не в шприцах дело.

- А Гвендолин?

- Она останется здесь. На дело пойдешь один. – Меня практически волокли к хронографу. Фальк придирчиво осмотрел мой костюм прошлого столетия, будто он был знаток истории моды, затем выдохнул, стукнув по плечу. – Удачи.

Укол и меня выдергивает в 1912. Немешкаясь на выходе, произношу Цербер-охране пароль и выхожу на улицу, где ловлю фаэтон; молюсь по дороге к леди Тилни, чтобы все было в порядке. Не знаю - хотелось бы мне, что бы достал кровь для Ложи или нет. Слишком много на кону.

Дверь отворил огромный Милхаус, который, можно сказать, придавил своим тяжелым взглядом: ведь в прошлый раз в истерике я разнес гостиную леди Тилни. В той самой, когда желал чтобы мир рухнул в одночасье, чтобы меня убили, убрали с лица земли; я обвинял в своей боли всех подряд. Тогда от меня ушла Гвендолин. Сейчас я обрел ее – новую, живую, любящую, мою.

И она, кстати, где-то здесь…

- Вас уже ждут, - пробасил Милхаус, отодвинувшись с прохода. Не удивлен.

Я кинулся наверх и увидел всех, кроме Гвендолин – центра всей этой заварухи. По моим подсчетам здесь прошло около месяца после той постыдной сцены, когда меня утешала Люси в своих нежных изящных руках. Наверное, она вспомнила это, потому что стыдливо опустила глаза, зардевшись румянцем. Пол, ее муж, был подобен дракону, грозно воззрившись на меня. Только леди Тилни хитро улыбалась, будто ничего и не было.

- Гидеон, bonjour! А мы вас ждали!

- Не удивляюсь. – Я целую руки присутствующим дамам, с Полом – простой кивок головы.

- Как вы, Гидеон? – Голос Люси обеспокоенно звенит. Я улыбаюсь ей самой счастливой улыбкой, которая у меня была за всю мою жизнь. Думаю, по мне видно и понятно всё без слов. – Вы счастливы?

- Очень. – Шепчу, чтобы не спугнуть, глядя в синие глаза Люси, так напоминающие дочерины.

- Оба?

Я киваю.

- О! Да вы весь светитесь, мальчик мой. Какой контраст с прошлым визитом! - Леди Тилни приглашает присесть за стол, на котором разложены булочки с корицей и тмином, разлит по чашкам чай.

- В прошлый визит я потерял смысл жизни, леди Тилни. Простите мне мое безумство. - Я стараюсь не замечать Пола, театрально закатывающего к потолку глаза.

- Полно-те, Гидеон. Мы не в обиде. Наоборот, счастливы, что вы сияете, как начищенный моей служанкой чайник. А уж поверьте, Лотти чистит так, что даже лучшее серебро Вестминстерского аббатства будет проигрывать ему по блеску.

Смеюсь на эту шутку. Я только что прощен и все грехи отпущены. Аминь!

- Итак, - леди Тилни отпивает маленький глоток чая, - Вы пришли за последней каплей крови?

- Да. Всё. Пора замыкать круг.

Сам говорю и не верю. Страх неприятным холодком заползает в душу и щекочет нервы. Леди Тилни грациозно протягивает мне руку и выжидательно смотрит на меня. В комнате повисает пауза. Чувствую себя дураком, потому что не понимаю ее жеста.

- Простите?

- Боже, Гидеон, не глупите!

И тут доходит.

- А! Вы хотите, чтобы я у вас забрал кровь?

- А кто же? Вы же у нас будущий врач!

Что-то я с первых минут в этом доме здесь ощущаю себя неуютно, постоянно попадаю впросак.

Достаю футляр с шприцами. Тот, что с транквилизатором, оставляю на столе возле булочек, пустой беру в руки, ощущая прохладу стекла. Перевязав жгутом тонкую костлявую руку леди Тилни, делаю забор крови.

- Вот и всё. Есть какие-нибудь указания еще?

Я прячу шприц в пиджак, смотря на внезапно замолкнувшую троицу.

- Что?

- Есть, Гидеон.

Их напряжение передается и мне. Словно, сейчас скажут, что кто-то умер.

- Говорите. – Мой голос внезапно стал чужим.

Пол из своего пиджака достает пробирку, в которой какой-то белый порошок. Яд? Цианид? Наркотик?

- Ты любишь Гвендолин?

Почему он спрашивает? Им ли не знать, когда я тут с ума сходил? Да и вообще слово «люблю» давно не укладывается в рамки наших с ней отношений – слишком мелкое и безликое, все равно, что океан обзывать лужей.

- Вы же знаете, что да.

Пол ставит на стол стеклянный пузырек рядом с моей чашкой чая.

- Тогда ты должен это выпить.

- Что это?

- Это порошок, который дарует бессмертие.

- Что?

О чем эти люди? Где подвох?

- Гвендолин передала нам то, ради чего всё затеяно, то ради чего она боролась против Сен-Жермена. Это, - Пол кивает на порошок. - Та самая панацея, которая спасет мир. Порошок – это бессмертие.

- Зачем это мне? – Я заворожено верчу между пальцами пузырек. Подумать только! Вот оно: ни болезней, ни старости, ни хвори – ничего. Живи, сколько хочешь, где хочешь и как хочешь! Тем более бок о бок с Гвендолин. Как боги вечные, любящие друг друга и сгорающие в объятиях.

- Гидеон, ты и Гвен будете вместе! – Люси вступает в разговор, горячо шепча, как змей-искуситель. - Вечно! Она не может без тебя. Ее гены путешественников дали ген бессмертия. Если ты умрешь, ты обречешь её на пустоту, на прозябание. Она все эти годы ждала тебя! Только тебя! Чтобы быть вместе! Ты же душа ее! Не оставляй ее. Выпей!

Я медлю. На задворках сознания зарождается мысль, что это неправильно.

- Но…

- Сен-Жермен не упустит шанса убить вас, Гидеон! – Леди Тилни кладет свою руку поверх моей. Ощущаю ее жар. А может это я в горячке? И всё это снится в бреду? – Он использует вас против нее, как слабость. Вы помните стихи? «Звезда от печали, тоски и страданья сама свою гибель найдет». Она не сможет жить, если граф расправится с вами. Пощадите себя и ту, которую любите!

Я с легким щелчком открываю пузырек, и рука медленно тянется к кружке с чаем, чтобы туда высыпать панацею и выпить. Но движение так и остается незавершенным.

- Нет.

Я говорю твердо и уверено. Это мое окончательно решение. Я закрываю пузырек и снова ставлю на стол. Троица удивленно переглядывается.

- Гидеон? – Пол окликает меня, требуя объяснений.

- Нет. Если Гвендолин действительно любит, что готова умереть ради меня, то она поймет мое решение. Я не буду пить этот порошок.

- Почему?

- Я видел ее глаза, когда спрашивал о прошлом. Это ужасно. А я хочу состариться и умереть рядом с ней.

- Да, но это будет нечеловечно по отношению к ней! – Люси восклицает, в ее глазах плещется боль за дочь.

- Тогда тем более поймет! – Я уже кричу на Люси. Как эти люди не понимают, что смерть – это не беда, не болезнь, это итог. А жить без итога бессмысленно. Уж кто-кто, а об этом должна знать сама Гвен!

Я шел в Темпл обратно пешком. Негодуя на них за то, что люди – настолько люди, что больше быть ими невозможно: дай только поспорить и помериться силой с природой. Но это же заранее проигрышное дело! Все равно природа возьмет свое. Всё равно наступит конец, и чем больше его оттягиваешь, тем страшнее будет финал.

Я не готов становится бессмертным. Даже ради Гвендолин.

Очень быстро дошел до Темпла – это всё возмущение и злость заставляли не идти, а нестись до Ложи. Войдя внутрь и сказав пароль Цербер-охраны, почувствовал, как головокружение, возвещает о возвращении. Это даже хорошо! Сейчас прибуду в Темпл, отдам этот чертов шприц, а после поговорю с Гвендолин о затее бессмертия для меня. Она обязана понять! Кто если не она?